Критика – не только для читателя! (Полемические заметки)

Вряд ли найдется сейчас в нашей среде литератор, который стал бы всерьез отрицать значение критики.

Недавно на творческом обсуждении в Союзе писателей один из выступавших сказал приблизительно так:

— Я, разумеется, понимаю значение литературной критики, но мне лично она никогда не помогает и пользы от нее я не вижу.

Заявление весьма характерное! За общими сочувственными словами о благе критики следует меланхолическое «но» и дальше говорится в сущности о ее бесполезности для «себя лично».

Виссарион Саянов писал как-то: «Посидишь на собрании и ясно почувствуешь, что для некоторых писателей критик – существо второго сорта. Писатель творит, а критик «при сем присутствует». Было время, когда писали Белинские и Добролюбовы, а теперь, дескать, «полезли из щелей мошки да букашки». Странное рассуждение!» Действительно странное рассуждение, основанное, по-видимому, на избытке писательского самомнения.

На этом же основании, должно быть, иные из литераторов с удовольствием признают пропагандистские, популяризаторские функции критики и не хотят видеть ее организующей и направляющей роли в литературном развитии. Об ее месте и роли хорошо говорилось на Секретариате СП СССР в январе этого года. Все больше изживается пренебрежительное отношение к этому роду литературной деятельности. И все же рано говорить, что все литераторы научились верно воспринимать критику.

Нет, писателям не стоит забывать, что критика нужна не только для читателей, но и для писателей. Не может не вызвать удивления упрек: почему, дескать, советские критики – не современные Белинские? Никому не придет в голову укорять наших художников слова в том, что они не Пушкины и не Львы Толстые!.. Но возглас: «Вот бы нам сюда Белинского, – другое дело!» – слышится нередко. Причем говорят это иногда такие литераторы, коим появление нового «неистового Виссариона» вряд ли доставило бы удовольствие!

Когда на пленуме Московского отделения Союза писателей обсуждались вопросы критики, С. Михалков напомнил о том, что Чехов, мол, назвал критиков слепнями, а Горький сочувственно приводил это мнение в своих воспоминаниях.

Конечно, этот экскурс в прошлое продиктован не особым уважением к критике. Но не пора ли, наконец, оставить это сравнение в покое, как и далекое от истины утверждение, будто классики игнорировали критику! Ведь если говорить серьезно, то даже ученики старших классов средней школы знают, что Чехов имел в виду людей, подобных Скабичевскому и К^О… Они, по словам великого писателя, смотрели на литераторов как на арестантов. Чехов мечтал о подлинно объективной, научной критике, обладающей высоким эстетическим вкусом.

«Да, он годился бы в критики, – восклицает Антон Павлович в письме к А. Н. Плещееву, имея в виду П. Н. Островского – брата драматурга. – Он имеет хорошее чутье, массу читал, по-видимому очень любит литературу и оригинален». В другом письме Чехов говорит о нем же: «Он обладает методом; для аналитика, будь он ученый или критик, метод составляет половину таланта».

Итак, Чехов отнюдь не отрицал критику вообще, он был противником беспринципной, злобной, дилетантской критики. При этом великий писатель, как мы видим, имел точные представления об истинной художественной критике. Чехов следует тут, пожалуй, за Пушкиным, который заметил, что критика должна быть «основана на совершенном знании правил, коими руководствуется художник или писатель в своих произведениях, на глубоком изучении образцов и на деятельном наблюдении современных замечательных явлений».

Излишне напоминать сейчас об отношении М. Горького к литературной критике. Ведь он сам был прекрасным мастером этого рода творческой деятельности!

Очень актуально звучат пламенные слова А. Н. Толстого:

«Критику – в первые ряды. Критика – это целеустремленный, напряженный мозг искусства. Критика – составляющая часть искусства. У критика прежде всего глаза художника (а не диоптрия классификатора), темперамент художника, дерущегося в пыли и поту в общей свалке искусства. Задача критика близка к задаче режиссера, когда он берет рукопись и вскрывает ее скрытую между строк энергию на сцене в конкретных образах перед зрительным залом. Критик должен стать идеальным выразителем художественного роста, требований и творческих страстей читательских масс».

— Да, – возразит наш возможный оппонент, – это хорошо и сильно сказано, однако здесь подчеркивается та сторона критической деятельности, которую никто не оспаривает. Критик должен быть, по словам Горького, социальным педагогом. Он должен уметь рассказать читателям о книге, но писатель из его статьи вряд ли что-нибудь извлечет!

На это можно возразить словами Н. Некрасова, обращенными к И. Тургеневу:

«Нет, просто мне надо написать статью о твоих повестях, тогда я буду свободнее – я буду писать не для тебя, а для публики и, может быть, скажу что-нибудь, что тебе раскроет самого себя как писателя: это самое важное дело критики…»

Писать для читателей, но так, чтоб раскрыть и самому автору силу я слабости его таланта, особенности его дарования, иногда ему самому неясные, – в этом действительно состоит важная задача критики. Такая критика не посягает на творческую индивидуальность художника: ее задача – как раз поддержать это своеобразие, чтобы писатель мог с наибольшим идейно-эстетическим эффектом развернуть свое дарование.

Коллективный разум советской литературной критики оказал далеко не малое влияние на развитие искусства социалистического реализма. В лучших своих образцах марксистско-ленинская критика сыграла большую роль в поступательном движении нашей литературы. Это очевидно. Тем не менее имеются серьезные основания для обсуждения вопроса об отношении писателей к критике. Не случайно сказал Н. С. Хрущев в своей речи на Третьем всесоюзном съезде писателей: «Некоторые факты свидетельствуют о том, что вы и сами не очень охотно друг друга критикуете». Своевременно напомнил Н. С. Хрущев и о том, что интересы развития социалистического искусства требуют строгого, взыскательного подхода к нему.

«Если это подлинная литературная критика, – говорит Н. С. Хрущев, – то для нее сваты и братья не указ, она должна заботиться о главном – об идейном и художественном достоинствах литературного произведения. Так должны мы поставить дело». Н. С. Хрущев напомнил также, что критика полезна и для самых видных писателей.

В журнале «Театральная жизнь» (ноябрь 1959 года, N 22) драматург А. Спешнев выступил со статьей «Диалог с критиками». Хотя, как замечает автор, было «соблазнительно промолчать» в ответ на критику его пьесы, он решил все же выступить. И правильно решил! Почему же писателю не участвовать в обсуждении его произведений, не отстаивать свои взгляды, не полемизировать с критиком, читателем или зрителем?! Все это совершенно естественно, и можно только сожалеть о том, что у нас мало практикуются такие обсуждения на страницах печати.

О пьесе «День остановить нельзя», поставленной московским театром имени В. Маяковского, в газетах и журналах появилось несколько статей и рецензий. Автор пьесы А. Спешнев обнаружил у своих критиков противоречивые суждения об этом произведении и о спектакле. По этому поводу он пускается в размышления об идеалах критики, намекая на то, что оных не обнаружил. Сам же драматург считает, что написал произведение новаторское, что поиски новой художественной формы – дело необходимое, и что критика возражает против этого, придерживаясь некоего «эстетического консерватизма».

Для того чтобы разобраться в этом споре, мы прочитали пьесу, о которой идет речь, и статьи З. Владимировой (в журнале «Театр») и В. Рыжовой (в «Театральной жизни»). Прежде всего мы увидели, что в этих статьях совершенно отсутствует та «косность», тот «консерватизм», о котором столь решительно пишет драматург. Верно, что в статьях этих (особенно в статье З.