Критика и вымысел: опыт автофикшна. Серж Дубровский и Реймон Федерман

Автофикшн (фр. autofiction) занимает устойчивые позиции одного из лидирующих жанров в современной прозе. Теоретики понимают автофикшн как экспериментальную форму автобиографии, смешивающую фактографические и вымышленные события, изложенные от первого лица. Но по мере того, как все разрастаются границы автофикциональной прозы, все чаще возникает потребность переосмыслить это явление, опирающееся в своей этимологической и теоретической основе на понятие «вымышленное» (fiction).

Изначально споры вокруг автофикшна не утихали по причине того, что слишком размытым и неопределенным оказывался концепт сочиненной автобиографии и слишком претенциозными — притязания ранних его теоретиков на изобретение нового жанра (см.: [Gasparini 2008]). Основная полемика, развернувшаяся в академических кругах Франции 1980-х годов, пролегала по оси релевантности применения термина «вымысел» к автобиографическому дискурсу. Спустя почти полвека после изобретения неологизма autofiction полюс критической дискуссии сместился.

С одной стороны, в настоящий момент автофикшн представляет собой неоднородное межжанровое пространство, балансирующее не столько между романом и автобиографией, сколько между fiction и non-fiction. Автофикшн выпадает из жанровой дискуссии, становясь, скорее, дискурсивным феноменом, закрепляющим особый статус за пишущим субъектом. Современные образцы автофикциональной прозы — тексты Камий Лоранс, Хлоэ Делем, Филиппа Фореста, Оливии Лэнг, Кристин Анго, Крис Краус, Рейчел Каск, Оксаны Васякиной и др. — зачастую не только не претендуют на фикционализацию прожитых событий, но и подчеркнуто избегают стандартных приемов романизации автобиографического опыта. Современный автофикшн скорее сближается с практикой, обозначаемой в англоязычной теории термином life-writing — жизнеописанием, чем с вымышленной автобиографией. При этом от классических форм автобиографии подобные практики также открещиваются, что приводит к размыванию — возможно, за неимением лучшего — термина «автофикшн».

С другой стороны, охват автофикшна становится тем, что социологи и теоретики литературы характеризуют термином волны. Многообразие форм автобиографического письма словно бы по-прежнему нуждается в обобщающем термине, и пока ни один из существующих — которых в современной теории накопилось не менее двух десятков — не конкурирует по частоте употребления с «автофикшном»¹.

Потребность современной прозы в обращении к маргинальным формам автобиографии, а современной критики — к использованию концепта «автофикшн» закономерно ставит вопрос о статусе вымысла в этом типе письма и его формах, апроприирующих повествование от первого лица. Не свидетельствует ли подобная захваченность идеей автофикшна о некоторой «лености» критического дискурса, упустившего смену дискурсивного и жанрового вектора в современных автобиографических практиках?

Трактовка вымышленного, которое мыслится неотъемлемой частью репрезентации в экспериментальной автобиографии, таким образом, остается одной из главных проблем автофикшна. Что именно следует понимать под вымыслом в автофикшне? Какова связь между вымышленным и правдоподобным в репрезентации жизненного опыта? Решением этого вопроса может стать обращение к истокам концепта «автофикшн» и, в частности, к теориям писателей, одними из первых работавших в этом жанре, — Сержа Дубровского (1928–2017) и Реймона Федермана (1928–2009).

Как Серж Дубровский, так и Реймон Федерман были в первую очередь литературоведами-теоретиками, пришедшими к художественному письму из литературной критики. Важным смысловым контекстом для автофикционального проекта были и остаются ранние теоретические труды Дубровского, в особенности его эссе «Почему новая критика? Критика и объективность», вышедшее в 1966 году. Незадолго до этого, в 1963 году, выходит эпохальное эссе Р. Барта «О Расине». В своем эссе Дубровский однозначно выступает на стороне так называемой «новой критики» и играет с названием эссе Барта, вышедшего в том же 1966 году: «Критика и истина» («Critique et vérité») оказывается созвучна «Критике и объективности» («Critique et objectivité»). Проект автофикшна Дубровского оказался тесным образом связан не только с его художественными экспериментами, но и с критическими работами, в которых он пытался эксплицировать значение своего неологизма. В равной степени и Федерман обращался к теоретическому дискурсу для объяснения своих литературных практик. Постоянное колебание между теорией и практикой, критикой и вымыслом наложило отпечаток как на автобиографические тексты писателей, так и на механизмы их интерпретации.

В данной статье я проблематизирую традиционное определение автофикшна как гибридного жанра, сочетающего вымышленные и автобиографические события. Появление автофикшна было связано не столько с интенцией реформировать автобиографический канон, сколько с выработкой особой практики письма, позволяющей репрезентировать прожитый опыт. Я показываю, что концепт вымысла (fiction), к которому обращались и Дубровский, и Федерман, имел мало общего с теми проблемами, которыми занимается современная теория вымысла (см.: [Lavocat 2016; Pavel 1988; Schaeffer 1999]). Наконец, я ставлю вопрос о том, что автофикшн — это не столько попытка обновления автобиографии через понятие «вымышленное», сколько особая практика вербализации прожитого — и зачастую травматического — опыта.

Экспериментальная автобиография во франко-американском критическом ландшафте

Родиной масштабного проекта по обновлению автобиографического канона, получившего название «автофикшн», традиционно считается Франция. Несмотря на то что современная дискуссия о вымышленной автобиографии неуклонно смещается в англоязычный контекст, автофикшн на протяжении долгого времени рассматривался как «исключительно французский (франкофонный), а не международный» жанр [Ferreira-Meyers 2018: 27].

Вместе с тем публикация первых текстов, относящихся к этому жанру, а также развитие теоретической дискуссии вокруг автофикциональных повествований происходят не только во французском контексте. Первый роман, в отношении которого был введен неологизм «автофикшн», был написан в трансатлантическом режиме: французский писатель еврейского происхождения Дубровский создавал свою экспериментальную автобиографию «Сын» («Fils») с 1970 по 1976 год, курсируя между Парижем и Нью-Йорком. Будучи преподавателем французской литературы в Нью-Йоркском университете, «отец автофикшна» привнес в свою поэтику часть тех проблем, которые широко обсуждались в 1970-е годы в американской литературной теории. Дубровский впервые был приглашен на должность профессора в Нью-Йоркский университет в 1965 году и с тех пор совмещал американский пост с должностью в Сорбонне до выхода на пенсию в 2007 году [Bishop 2010: 7–9]. Полярность локации — между Нью-Йорком и Парижем — нашла отражение в раздвоенности его практик письма: создавая как критические монографии, так и романы, Дубровский не переставал размышлять об отношениях между жизнью и текстом, опытом и вымыслом.

Помимо географических условий Сержа Дубровского, почвой для создания и развития концепта автофикшна послужила среда американской критики, в которой обсуждались проблемы вымысла как такового. Еще в 1960-е годы противопоставление между реалистическим романом и новыми формами антимиметической наррации отражается в семантическом водоразделе между терминами novel и fiction. В то время как novel мыслится в качестве отмирающей архаической формы, fiction предлагает модель новых практик письма, не стремящихся к эффекту реальности и тяготеющих к формированию своеобразного сверхжанра. На смену традиционному жанровому членению приходит обобщающее понятие художественной прозы (fiction), пытающейся отрефлексировать обновление нарративных практик. Это приводит к созданию целой плеяды терминов, имеющих в своей структуре корень fiction.

В 1970 году У. Гэсс вводит термин metafiction, концептуализированный впоследствии Р. Скоулзом, П. Во, Л. Хатчеон и др. и означающий обнаженный вымысел в нарративе [Scholes 1970; Waugh 1984; Hutcheon 1984]. В течение нескольких лет после этого появляются такие термины, как transfiction (Масуд Заварзаде), parafiction (Измаил Рид), surfiction (Реймон Федерман), critifiction (Реймон Федерман), superfiction (Джером Клинковиц), fiction of the self (Арнольд Вайнштейн) — из этих концепций максимально близкой идее автофикшна оказывается теория surfiction Федермана, впрочем, довольно быстро преданная забвению [Gasparini 2008: 11]. Как показал дальнейший ход истории, из этих теорий наиболее устойчивой и востребованной оказалась концепция автофикшна Сержа Дубровского. Вместе с тем нельзя сбрасывать со счетов, что при попытке обоснования нового концепта им была безусловно отрефлексирована дискуссия вокруг ключевого для американской литературной критики 1970-х годов понятия fiction.

Во французской теории явление автофикшна оказалось связано преимущественно с жанровой проблематикой. Незадолго до появления романа «Fils» (1977) теоретик Филипп Лежен опубликовал «Автобиографический пакт», в котором предпринял попытку строгого разграничения автобиографии и романа. Лежен провозглашает критерии различения перволичного повествования в романе и в автобиографической прозе [Lejeune 1975: 357]. Эти критерии предписывают невозможность повествования вымышленных событий в автобиографии и, наоборот, реальных событий в романе. Именно на заполнение этой лакуны претендовал экспериментальный проект Дубровского (см.: [Lejeune 1975; Левина-Паркер 2010; Муравьева 2018]).

Появление романа Дубровского спровоцировало теоретический диспут вокруг автофикшна, растянувшийся на несколько десятилетий, в который включились такие видные представители французской теории, как Ж. Женетт, В. Колонна, Ф. Лежен и проч. В конечном счете автофикшн стал прочно ассоциироваться с экспериментальной автобиографией, совмещающей вымышленные и фактографические события в нарративе от первого лица. Подобное толкование неизбежно редуцирует изначальные идеи Дубровского: если автофикшн и реформировал автобиографический пакт, то это не было напрямую связано с тем, что истинность событий, излагаемых в автобиографическом письме, была поставлена под сомнение.

Установка Сержа Дубровского была связана с изобретением психоаналитической поэтики, оформляющей в письме прожитый опыт. В его романах автобиографический материал трансформируется в своеобразную «запись себя», которая не может быть ни до конца вымышленной, ни до конца фактографической:

Для автобиографа, как и для любого писателя, ничто, даже его собственная жизнь, не существует до текста;

1. В настоящий момент существует «огромное множество форм автофикциональных практик» [Iversen 2020], для разграничения которых применяется целый спектр терминов: автобиографический вымысел, автосоциобиография, автонаррация, автомифобиография, эголитература, автофабуляция и др[↩]