Критик– публицист
Е.Старикова, Поэзия прозы, «Советский писатель», М. 1962, 272 стр.
Возможно, не очень искушенному в делах литературных читателю покажется, что статьи Е. Стариковой созданы без всяких усилий, – так непринужденно и свободно течет ее рассказ, в котором естественно сливаются эстетический анализ произведения, публицистика и элементы художественного очерка. Если критик овладел «секретом» проверки художественного произведения по законам эстетики в единстве с законами реальной жизни, значит, он достиг в своем творчестве степени искусства. И первое, что, мне кажется, обращает на себя внимание в работе Е. Стариковой, – это владение таким «секретом», благодаря чему произведение раскрывается во всем его сложном комплексе.
…Остросюжетный «Вор» Л. Леонова; реалистически добротная проза B. Пановой и В. Тендрякова; не укладывающаяся в привычные жанровые представления «Золотая роза» К. Паустовского; лирические повести C. Антонова; поэтические дневники B. Солоухина; острые, с резкими рисунками очерки Е. Дороша – до чего же несхожи между собой эти книги – и по художественному строю, и по авторской интонации, и по тем традициям русской прозы, которые каждая из них продолжает! Что же могло определить выбор автора? Чем эти произведения, как Е. Старикова призналась сама, близки ей?
Очевидно, чтобы решить этот вопрос, надо разобраться еще в одной особенности сборника, которая тоже сразу бросается в глаза. Читаете вы статью, предположим, о повестях C. Антонова – и проблема культурного роста предстает перед вами в столь серьезном, многогранном и многозначительном освещении, что вам начинает казаться, будто именно к этой проблеме в представлении автора стягиваются самые существенные стороны нашей реальной, повседневной общественной жизни. В разговоре о повести «Дело было в Пенькове» эта тема возникает в аспекте конкретных задач села, во всей ответственности неотложного перехода деревни к нормам города «в труде и быту». С этим связан и серьезный разговор о роли сельской интеллигенции и о тех преобразованиях в жизни колхозов, которые произошли за последние годы… Культура поведения и чувств человека, постоянное памятование о тех, кто рядом, о последствиях его поступков для окружающих – основной стержень анализа повести «Аленка». С этой общей проблемой связаны и претензии Е. Стариковой к автору – в тех случаях, когда она считает, что его отношение к этой стороне жизни недостаточно серьезно. Она доказывает, что в «Дело было в Пенькове» это приводит к смещению очень отдаленных друг от друга решений: культура и культуртрегерство, а в «Аленке» – как, впрочем, и в ряде других произведений С. Антонова – к несоответствию художественной зоркости писателя его «нравственной требовательности»… «Его юмор, его язык радуют и, конечно, как у талантливого художника, многое приоткрывают, но, только-только приоткрыв, писатель, лукаво и умно усмехнувшись, спешит скорее во что бы то ни стало нас развлечь, не давая, мешая сосредоточиться на том серьезном, что начало было задевать нас. В иных случаях это раздражает и даже обижает».
Итак, статья о повестях С. Антонова настроила нас на размышления о проблемах, связанных с понятием культуры. Но вот переходим к следующей статье – о романе В. Тендрякова «За бегущим днем», – и здесь возникает новая проблема: соотношение «будничной практической деятельности рядового человека» с нашим бурным я стремительным временем, с его огромными историческими заданиями и достижениями. Эта проблема охватывает и характер различных служебных обязанностей, в том числе «будничных профессий», и смысл понятия «рядовой Человек» (в отличие от «маленького»), и труд как сферу нравственного удовлетворения, и общую тенденцию развития личности в нашу эпоху. И все это может сплестись в трагический психологический клубок, если человеку его поведение и собственное мироощущение не позволяют «непосредственно ощутить свою связь с исторически значительными событиями и явлениями».
И опять у читателя появляется ощущение, что не представляется Е. Стариковой проблемы более животрепещущей, чем та, что поднята ею с такой публицистической страстностью и таким убеждением в своей правоте в очерке «Исповедь обыкновенного человека». Но уже начало статьи о произведениях В. Пановой показывает, что мы заблуждаемся, ибо область внутрисемейных отношений «отцов и детей» определяется автором как «одни из главных вопросов времени». И в статье «Что мы сеем? Что мы пожнем?» анализ произведений углублен экскурсом в историю данного вопроса (он даже выделен в специальную главу «Семья и время») и очерком об особенностях воспитания детей в современной советской семье – очерком с очень интересными наблюдениями и выводами, важными для всех, кого волнуют взаимоотношения двух поколений.
Итак, уже можно сказать, что внимание Е. Стариковой привлекают произведения, глубинный сюжет которых обращен в сферу нравственную.
Определив центральные проблемы произведения и особенности их художественного воплощения, Е. Старикова редко не вступает в полемику с писателем. С той же прямотой, с какой она высказывает свое удовлетворение и благодарность, она излагает и свой протест против всего, что считает нелогичным, неправильным или диссонирующим с основным творческим достижением писателя. Она откровенно выражает свое неудовольствие избытком красивых деталей в «Золотой розе», старается отделить «прозрачную, чистую струю подлинного эстетического «чувства» от «замутненной струи эстетства». Полемическое содержание статьи о «Золотой розе» выражено уже в названии работы: «Цветы живые и цветы мертвые».
Протест критика вызывает поверхностное, непоследовательное разрешение С. Антоновым тех вопросов, которые вырастают из самого существа изображенных им характеров и конфликтов. Не удовлетворяет Е. Старикову и художественное решение В. Тендряковым поставленной им проблемы, которая в пределах данного произведения так и осталась почти «оголенным тезисом». Она отмечает и некоторую ограниченность творческих возможностей В. Пановой: «В спорах она не сильна»; «сильна Панова только там, где у нее есть возможность сосредоточиться на нравственных проблемах, действительно и глубоко ее интересующих».
Трудно отказать автору в правоте в каждом отдельном случае. Но при чтении статей подряд создается неожиданное впечатление: к произведениям В. Солоухина, Е. Дороша и В. Михайлова критик менее строг, чем к К. Паустовскому, С. Антонову, В. Тендрякову, хотя они тоже нуждаются в серьезном и требовательном анализе. Известную роль здесь, очевидно, играет та подчеркнутая определенность – иногда до категоричности,- с которой Е. Старикова утверждает обе стороны – положительную и отрицательную – своего отношения к книге.
Думается, это вполне преодолимый недостаток. Стилю критика чуждо всякое кокетство, тяготение к эффектам, подчеркнутому артистизму, который иногда бывает свойствен молодым критикам. Это сказывается и в общей композиции ее статей: она не боится сразу же заявить о своем отношении к произведению, а потом приступить к его анализу.
Если бы критиков принято было определять по жанрам, то можно было бы сказать, что Е. Старикова – критик-публицист. Это не исключает литературоведческого элемента в ее работах, а одна из ее статей – о «Воре» Л. Леонова – носит в целом историко-литературный характер. Но именно в яркой публицистичности – сила и преимущество статей сборника «Поэзия прозы». И если предъявлять автору какие-то претензии, то они косвенно будут связаны с этим же ее свойством. Е. Старикова не пренебрегает анализом художественной манеры автора, но не доходит до конкретно-стилистической интерпретации текста. А, например, более подробный стилистический анализ произведений Е. Дороша и В. Солоухина отчетливее показал бы творческое различие этих двух писателей, работающих на очень близком материале.
Хочется закончить рецензию одним общим замечанием: статьи критика,- впрочем, как и романы или повести,- интересно читать только тогда, когда их автор талантлив, когда творения его несут печать его индивидуальности. Именно такова книга «Поэзия прозы». И это одно из ее главных достоинств.