Константин Азадовский. Жизнь Николая Клюева. Документальное повествование

История великой русской литературы изучена крайне неравномерно – одним писателям в этом отношении посчастливилось больше, другим – меньше или совсем не посчастливилось. С отечественной модернистской поэзией начала XX столетия дело обстоит сравнительно благополучно. Но и здесь есть зияющие пробелы. Среди самых очевидных – катастрофическая нехватка качественных статей и книг о популярнейшем из модернистов Сергее Есенине. Отдельные публикации С. И. Субботина и С. В. Шумихина общей картины, увы, не меняют.

А вот ближайшему есенинскому сподвижнику – «новокрестьянскому» стихотворцу Николаю Алексеевичу Клюеву – повезло, и даже очень. Помимо уже упомянутого фактографа Субботина, клюевское творчество и клюевскую биографию уже давно взял под свою опеку один из наиболее квалифицированных исследователей и знатоков русского модернизма Константин Азадовский. Промежуточным итогом этой опеки стал выход из печати двух рецензируемых нами книг.

Аналитические штудии К. М. Азадовского тем более ценны, что наш самый трудолюбивый ликвидатор «белых пятен» на карте русского модернизма, М. Л. Гаспаров, как кажется, никогда не питал желания изучать поэзию Клюева и Есенина. Едва ли не единственное, что он написал об этих авторах, – несколько строк в предисловии к антологии «Русская поэзия серебряного века. 1890 – 1917»: «…среди крестьянских поэтов какой-нибудь скромный И. Белоусов мог еще по инерции потянуться вслед за «суриковцами» и Дрожжиным и пройти по словесности почти незамеченным; притязательные же Клюев и Есенин прежде всего высматривали в модернистской литературе ее представление о поэтах из народа, а потом выступали, старательно вписываясь в ожидаемый образ, и делали громкую литературную карьеру».

Гаспаровское наблюдение могло бы стать краткой аннотацией к работам Азадовского о Клюеве, с тою, однако, существенной разницей, что автор биографии олонецкого поэта сознательно уходит и от жесткого, почти обличительного тона, и от однозначных оценок: «Своеобразие Клюева коренится в его многогранности. Как творческая личность он вобрал в себя целую эпоху российской жизни с ее пристрастиями, противоречиями, крайностями. Выходец из деревни, но не крестьянин. Человек религиозного склада и одновременно – радикально «левый» народник.

Эрудит-книжник и страстный противник «культуры». Поэт, достигший высокого мастерства, и стилизатор, устремленный к фольклору и архаике. Все это, как и многое другое, совмещалось в Клюеве и по-разному проявлялось – то явственней, то слабей – в различные периоды его творческой жизни».

В своих работах Азадовский убедительно и не торопясь показывает, что Клюев и Есенин не столько вписались, сколько вжились в чаемый модернистами образ поэта из народа. Вжились настолько прочно и бесповоротно, что лицо и маска срослись до полной неразличимости. Недаром с Клюевым охотно общались молодые Введенский и Хармс, как раз в эти годы неосмотрительно примерявшие на себя маску «поэта-чудака». «В. А. Мануйлов в одной из наших бесед, – свидетельствует Азадовский, – проницательно заметил, что «Клюев играл самого себя, и роль эта была для него органической»».

О заслугах Азадовского в деле кропотливого собирания уникального биографического материала, посвященного Клюеву и его окружению, следует сказать особо. Оба рецензируемых издания изобилуют фактическими сведениями, добытыми биографом Клюева в устных беседах и переписке с близкими и далекими знакомцами поэта. Исследователь хорошо понимает: любая интерпретация будет только тогда хоть чего-нибудь стоить, если она будет возведена на крепком фактическом фундаменте, а не на зыбкой основе домыслов и легенд. А то ведь оскоромишься, как Блок, вполне серьезно оповестивший экзальтированную супругу поэта Сергея Городецкого: «Сестра моя, Христос среди нас. Это – Николай Клюев».

Опираясь на факты как на вешки, избегая умильных, но и прокурорских интонаций, Константин Маркович Азадовский спокойно и обстоятельно рассказал читателю о загадочной фигуре поэта Николая Клюева, который «занял, наконец, свое подлинное, почетное место в скорбном мартирологе русских судеб и в истории русской литературы». И нашел в себе силы оборвать диалог со следователем самоубийственной репликой: «Больше показаний давать не желаю». «Какая достойная емкая фраза, дошедшая до нас через десятилетия! – комментирует биограф. – Как много угадывается в ней! Сознавая, что все кончено, Клюев не унижается, не вымаливает себе снисхождения. Строивший свою жизнь в «игровой» эстетике, он – в свой последний час – не желает участвовать в позорном спектакле».

P.S. Когда эта рецензия уже была вчерне написана, на прилавках московских книжных магазинов появился впечатляющий том стихов Сергея Есенина в серии «Библиотека поэта», подготовленный К. М. Азадовским. Еще одним «белым пятном» меньше!

О. ЛЕКМАНОВ