Коллективный портрет многоязычного Чехова

«Чехов и литература народов Советского Союза». Ереванский государственный университет, ИМЛИ им. А. М. Горького АН СССР, Изд. Ереванского государственного университета, 1982, 480 с.

Если в последние двадцать – тридцать лет наше литературоведение испытывало своеобразный «крен» в углубленное исследование творчества Достоевского и Толстого, то ныне обозначается также плодотворная тенденция заново, с современных позиций осмыслить творчество Гоголя, Гончарова, Салтыкова-Щедрина, Чехова. И совершенно справедливое утверждение Г. Бердникова в рецензируемом сборнике – «двадцатый век можно было бы с полным основанием назвать веком Чехова» (стр. 10) – применимо практически ко всем классикам русской литературы. И не только потому, что эти великие писатели обрели бессмертие, что художественный опыт русской литературы занимает ведущее место в шкале эстетических ценностей современности, но и потому, что удивительно актуален и жизненно необходим сегодня ее нравственный потенциал. Именно нравственно-эстетическое значение русской классической литературы, сметая социально-политические и хронологические барьеры, проникает в нашу жизнь и настоятельно требует (безусловно, с учетом имеющихся достижений) осмысления места этого наследия в контексте всей советской культуры последней трети XX века. При этом важно помнить, что постижение и осмысление нравственно-эстетического значения и художественного опыта целого периода литературного развития или отдельного художника не есть единовременная акция либо календарная кампания, которые непременно приведут к окончательным результатам, – наследие и художественный мир русской классической литературы неисчерпаемы.

С учетом данного обстоятельства книгу «Чехов и литература народов Советского Союза» ¹ следует рассматривать не в качестве итога, но как одно из звеньев длительного процесса, предполагающее интенсивное и экстенсивное развитие.

Объединение под одной крышей тридцати двух статей предопределило известную мозаичность содержания сборника. В двух его разделах творчество Чехова анализируется в контексте русской литературы и литератур народов СССР, а открывающая сборник статья Г. Бердникова «Творческое наследие А. П. Чехова и современный мир» является своеобразной теоретико-методологической преамбулой, в которой обозначен ряд важнейших направлений изучения творчества Чехова с учетом его включенности не просто в мировой литературный процесс, но и в весь современный мир.

Начну со второй половины, ибо статьи этого раздела формально более соответствуют названию книги, дают в достаточной мере полное представление о чеховской традиции в многонациональной советской литературе, являются демонстрацией достижений национального чеховедения.

В статье Р. Юсуфова «Чехов b литература народов Советского Союза» анализируется уровень изучения и осмысления творчества Чехова литературоведением республик, при этом констатируется малоприятный и обязывающий факт: «Многонациональное советское литературоведение в большом долгу перед Чеховым» (стр. 186).

Думается, что среди причин этого явления следует отметить крайнюю узость исследовательского плацдарма традиционного типа изучения литературных связей, основанного, как правило, на обнаружении в произведениях, письмах, биографии писателя инонациональных реалий, имен; контакты деятелей культуры, переводы произведений, театральные постановки, сходство сюжетных ходов, подражания и т. п. Все это, бесспорно, нужно. Однако необходимо расширить и углубить сферу исследования с учетом одного важного обстоятельства: обращение к русской классике, усвоение ее эстетического опыта помогало многим литературам народов СССР – в первую очередь новописьменным – постигнуть контекст мировой литературы, совместить национальный эстетический опыт с мировой художественной культурой, что создало почву для дальнейшего включения национальной литературы в состав мировой. Ведь очень важно, что писатели учились у классиков не только мастерству, сюжетостроению и прочей «технологии», но и ведущим формам художественного мышления.

В этой связи нельзя не вспомнить концепцию «компенсации», выдвинутую Д. Лихачевым: «Отсутствие той или иной стадии в историческом развитии требует своей «компенсации», восполнения. Помощь обычно приходит от идеологии, от культуры, черпающих при этих обстоятельствах свои силы в опыте соседних народов» ².

Новописьменные литературы прошли ускоренный путь развития. Революция, призвавшая к историческому творчеству народные массы, вызвала у них небывалый духовный подъем и возможность реализовать творческий потенциал, аккумулировавшийся в народе на протяжении многих веков. Для молодых литератур появились все условия для «компенсаций» за счет приобщения к русской культуре. Помощь же могучей русской культуры вместе с культурами других народов СССР стала своеобразным катализатором, предоставила возможность молодым советским литературам создать такие художественные ценности, которые вывели их на рубежи мирового искусства. И это общение развивающихся и высокоразвитых литератур оказалось не односторонним, но обогатило в свою очередь развитые культуры, сыграло важную роль в становлении и формировании советской литературы.

Отсюда (безотносительно к тому, идет ли речь о зрелой или новописьменной литературе) и необходимость системного подхода к проблеме литературных взаимосвязей, исследования роли переводов классики не только с позиций изучения контактных, описательных, фактографических, прямых влияний или собственно переводческих вопросов (как переведено?), но и в плане выяснения функции классического текста (его перевода) как феномена уже инонациональной культуры (что переведено и почему? каковы роль и значение перевода?).

Ценное соображение методологического порядка, касающееся данной проблематики, содержится в интересной статье С. Исакова «А. П. Чехов в литературной и культурной жизни Эстонии конца XIX – начала XX в.»: «Историки литературы в своих трудах чаще всего проходят мимо такого бесспорного факта, что литературную жизнь любого народа в каждый исторический период определяет не только творчество «своих» писателей, но и произведения «чужих» авторов… Они нередко выполняют очень важную функциональную роль в отечественном историко-литературном процессе, способствуют утверждению новых литературных принципов новых эстетических норм в сознании читателей, стимулируют художественные поиски «своих» писателей, порою даже определяют направление этих поисков. Иногда переводы произведений иноязычных авторов как бы восполняют пробел в родной литературе, оказываются своеобразным «заменителем» того, чего еще нет в ней, но общественная и эстетическая потребность в чем уже остро ощущается» (стр. 370).

Большая часть статей историко-литературного характера (М. Левченко, В. Коптилов, С. Букчин, О. Лордкипанидзе, М. Айвазян, С. Асадуллаев, Я. Жекайте, Е. Озмитель и др.) дает основание утверждать, что в настоящее время литературоведами национальных республик и областей собран огромный фактографический материал. Однако стадия накопления фактов не может расширяться бесконечно, она должна диалектически перерасти в процесс обобщения и систематизации, влекущий за собой типологический анализ и углубление в сопоставительное изучение поэтик национальных литератур и отдельных писателей. А статьи такого рода в сборнике имеются: в этом русле находятся исследования С. Исакова, Т. Маевской, В. Звиняцковского, Е. Алексанян, В. Вавере.

Е. Алексанян, к примеру, обозначает установку на типологический анализ уже в заголовке своей статьи «Новелла Чехова и Нар-Доса (традиции и типология)», заостряя свое внимание на мировоззренческих, эстетических, тематических и стилевых сопряжениях. Сопоставление поэтических систем Чехова и Нар-Доса позволяет Е. Алексанян обнаружить типологическое сходство в выборе «объекта художественного исследования», «способов достижения максимальной объективности повествования», ритмико-интонационного рисунка. Е. Алексанян утверждает, что «недостаточность национальных традиций в области психологического анализа делает очевидной необходимость освоения мирового художественного опыта и в первую очередь русского психологического реализма. Нар-Досу-психологу близки не столько Толстой и Достоевский с их погружением в глубины человеческой души через внутренний монолог, подключение потока сознания, а внешние, опосредованные формы психологизма, которые так блестяще были разработаны Чеховым: раскрытие психологии поведения через поступки действующих лиц, умение живописать героя как бы изнутри, путем наложения или совмещения разных точек видения, несобственно-прямой речи, виртуозной гибкости интонации и полифонизма голосов персонажей» (стр. 303 – 304). Весьма убедителен сравнительный анализ текстов, подтверждающий многие положения цитируемой статьи (см. стр. 305 – 324).

Если композиционное членение статей второго раздела носит регионально-национальный характер, то внутри первого раздела по тематическому принципу можно выделить три типа статей.

Основываясь на убеждении, что «изучение литературных истоков творчества писателя… литературных традиций, на которые он опирается, позволяет полнее раскрыть его своеобразие и идейно-художественную эволюцию» (стр. 23), И. Видуэцкая фиксирует проблемно-тематические переклички Чехова с Лесковым и Писемским. Сходной концепции и, увы, схемы в подходе к анализу связей Чехова и Щедрина, Блока, Горького придерживаются М. Горячкина, Е. Сахарова, Б. Бялик.

Обнаружение сходства сюжетных линий, ситуаций, приемов, несомненно, необходимо с литературно-исторической точки зрения, но, пожалуй, недостаточно для определения близости художников, ибо, как пишет М. Громов: «Писатель обращается к опыту предшественников не только в годы ученичества, когда соразмеряются силы, формируется направление и в своеобразном жанре юношеских подражаний складывается его стиль. В пору расцвета и зрелости эта соотносительность с прошлым становится несравненно более тонкой и сложной, но и более наследственной и важной для него… В конце концов, чем неподражательнее и самобытнее художник, тем глубже и очевиднее его связь с предшествующим художественным опытом и классической литературной традицией» (стр. 57). Тематическая близость обусловлена генетически, является в конечном итоге выражением близости мировоззренческой, общехудожественной, нравственно-этической, что полнее и достовернее всего заметно при сопоставительном изучении поэтических систем писателей.

Подобный перспективный исследовательский ракурс доминирует в статьях М. Громова («О гоголевской традиции у Чехова») и В. Сахарова («Чехов и Тургенев»).

Не случайно, что первый раздел книги завершает статья Э. Полоцкой «Поэтика Чехова. Проблемы изучения». Нельзя не согласиться с: Э. Полоцкой в главном ее тезисе: «Имея богатый фактический фундамент, изучение чеховской поэтики ныне выходит на путь, отмеченный четко выраженной тенденцией – к укрупнению проблематики (подобной узловой проблеме посвящена основательная статья З. Паперного, исследующая природу чеховского реализма в его соотношении с романтической традицией. – А. А.). Наряду с продолжающейся специализацией в изучении поэтики и разработкой ее частных вопросов (например, статья Б. Клещенко, посвященная поэтическим особенностям и оценке критикой ранней пьесы Чехова «Безотцовщина». – А. А.) идет интенсивное освоение художественных явлений как целостныхсистем» (стр. 166).

Как видим, выход в свет сборника «Чехов и литература народов Советского Союза» выдвинул и заострил ряд серьезных проблем современного русского и многонационального чеховедения, а также актуальные методологические вопросы изучения литературных связей.

Коль скоро редакционная коллегия предполагает в дальнейшем продолжить издание сборников настоящей серии – намечены тома, посвященные творчеству Гоголя, Чернышевского, Тургенева, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, Шолохова (кстати, как были бы уместны в конце каждого тома «Алфавитный указатель имен и названий литературных произведений» и библиография работ, изданных в республиках на русском языке), – хотелось бы надеяться на увеличение статей типологического порядка с «укрупненной проблематикой».

г. Ереван

1. Хочется отметить, что в результате плодотворного сотрудничества кабинета литературных связей Арменоведческого центра Ереванского государственного университета, ИМЛИ и многих ученых из союзных республик появились в этой серии сборники, посвященные Горькому (1970), Некрасову (1972), Лермонтову (1974), Пушкину (1975). Толстому (1978). Маяковскому (1983).[↩]
2. Д. С. Лихачев, Своеобразие исторического пути русской литературы X – XVII веков. – В сб.: «Литература и социология», М., «Художественная литература», 1977, с. 87[↩]