Когда подписан «сигнал»…

Одно из необыкновенных, увлекательных занятий для журналиста – редактирование. Говорят, что работа в газете, журнале или издательстве – повседневная, кропотливая, техническая – трудна и утомительна. Конечно, все это есть – и напряжение, и однообразный ритм, и занудливые отношения с типографией. Но не это главное. В каждом деле есть свой романтика, есть она, конечно, и в работе редактора журнала, газеты или книги. Всегда – открытие чего-то нового. Что может быть приятней, когда из типографии приходит очередной номер журнала, или газеты, или книги и ты держишь в руках то, что недавно было рукописью, испытываешь огромную радость человека, который сам, каждодневной своей работой, способствует открытию новых культурных ценностей. А когда тираж все повышается, когда растет популярность журнала или книги, а идейная направленность издания помогает идейному, нравственному и эстетическому воспитанию все большего числа читателей, испытываешь подлинное удовлетворение от редакторского труда…

Я стал работать заместителем главного редактора журнала «Театр», когда возглавлял журнал Н. Погодин. С Николаем Федоровичем я был уже хорошо знаком по работе в Правлении Союза писателей. У нас там сложились добрые отношения, и я охотно перешел в журнал. Кстати, Погодин мне сразу заявил, что через год он из журнала уйдет, ему совмещать редакторскую работу с творчеством сложно, и он будет рекомендовать главным меня.

Перейдя в журнал «Театр», я, прежде всего, решил досконально узнать все производство, организацию дела, а не только заниматься чтением рукописей и формированием очередных номеров. Журнал выходил регулярно, редколлегия работала. Но из чего состоит повседневная работа редакции, от мелочей до больших дел, – вот что мне предстояло узнать и освоить. Я всегда начинал работу с учебы, привык овладевать новым делом в практической работе, а не по умозрительным рецептам. Многое мне было внове, хотя я уже не один год состоял в редколлегии этого журнала.

Я сознательно начал с техники и полиграфии. На это мне понадобилось несколько месяцев: конкретную помощь мне оказал Е. Холодов – ответственный секретарь журнала. А потом я уже занялся и собственно редактированием журнала…

О Погодине написано очень много, я тоже писал и о его творчестве, и о нем как человеке. Здесь я хочу сказать о нем лишь как о редакторе. Работа вместе с ним для меня была хорошей профессиональной школой. Я изо дня в день наблюдал, как он руководил журналом. Мне было интересно, как он вел себя в редакции, как принимал авторов, как разговаривал с сотрудниками. И не только интересно, но и поучительно. Первое, что я отметил, – он никак не вмешивался в повседневную работу сотрудника, он давал полную свободу действий. Литературные сотрудники и заведующие отделами не бегали к Погодину с вопросами, они его словно бы не замечали, и только если сам Погодин по какому-то поводу приглашал к себе, работник отрывался от своего очередного дела. Второе, что мне бросилось в глаза, – он избегал делать конкретные предложения к плану, каждый отдел продумывал и вносил свои предложения на планерке. Но было и третье, что мне показалось самым важным, – Погодин хотел, чтобы журнал был боевым, публицистическим и непременно интересным. А что такое интересный журнал? Это значит, что он читается не только профессионалами, но и широким читателем, людьми, которые просто любят театр. При этом он не становится популяризаторским, не снижает профессионального уровня разговора. Но Погодин считал, что журнал не должен замыкаться в узком кругу явлений театрального искусства, а связывать читателя с широкой панорамой жизни, и чем больше будут его авторы касаться жизни в самых разных ее аспектах, тем интереснее будет представлен на его страницах и сам театр. Это, конечно, прежде всего, зависит от публикуемых в журнале произведений драматургии, и Погодин привлекал драматургов, он дружил с ними, он стремился к тому, чтобы авторский актив журнала включал не только критиков и режиссеров, но и драматургов.

Я принял от него журнал в состоянии активного движения и поиска разнообразных форм подачи материала. Обычно все свои мысли о журнале, независимо от обсуждаемого номера на летучке, Погодин высказывал, отвлекаясь от темы и развивая свои соображения о дальнейшей работе журнала. Он внимательно слушал выступления сотрудников, никак не реагировал, когда хвалили или ругали ту или иную статью, а в конце выступал, как правило, с критикой. Он очень редко хвалил сотрудников за их статьи и если и оценивал положительно, то вскользь. К посторонним авторам был много добрее – всегда замечал точное наблюдение или свежую мысль, даже если не все в статье получилось. Ему нравилось, когда автор отходил от театроведческого анализа и просто размышлял, сверяя увиденное на сцене с жизнью.

Когда Погодин ушел с поста главного редактора, и я стал вместо него редактировать этот большой и сложный журнал, Николай Федорович, чему я был очень рад, остался членом редколлегии. Его присутствие в редколлегии меня ко многому обязывало: я должен был не растранжирить, а приумножить сделанное при нем.

Прежде всего, журнал не должен был опускаться до уровня рецензентской оценки спектаклей, а охватить весь процесс развития многонационального советского театра. Мне очень помогла работа в Правлении Союза писателей и установившиеся близкие отношения с драматургами. Без тесной связи с драматургами и вообще с писателями не может сложиться и атмосферы близости с театрами. Из работы в Театре имени Вахтангова и в Комитете по делам искусств я вынес знание московских театров. Надо было предложить коллективу такую программу деятельности, чтобы журнал был не хуже, чем при Погодине, и оставался интересен широкому читателю, а не только актерам, режиссерам и критикам.

Время было непростое, взгляды на современное положение в театре определялись общим состоянием общественных процессов после XX съезда партии. Появлялись различные теории и концепции, которые нельзя было поддерживать, но нельзя было и игнорировать.

Учитывая все это и понимая поставленные партией перед искусством задачи, прежде всего, как движение вперед, к новым высотам идейности и художественности, как активное вторжение драматургии и театра в жизнь, надо было смело начинать разговор о миссии современного искусства, о его значении для народа, как средства коммунистического воспитания. Но с чего же начать? И мы в редакции решили: начнем открытый спор, начнем дискуссию о режиссуре в современном театральном искусстве, о традициях, о современном стиле, о новом актере. А чтобы дискуссия вызвала интерес, привлекла внимание, надо начать ее выступлениями известных и самых крайних по взглядам режиссеров – Охлопкова и Товстоногова. Это было непросто. И у журнала не было большого опыта, позволяющего вести столь серьезную и широкую дискуссию. Непросто было и заинтересовать основных оппонентов, и они тоже не привыкли к публичным творческим спорам.

Мы начали вести дискуссию, она шла из номера в номер, и к участию в ней присоединялись все новые режиссеры, актеры, художники и драматурги, – журнал становился популярнее. Заданный дискуссией уровень обязывал.

Требовались все в большем количестве хорошо подготовленные, по-умному отредактированные статьи, а следовательно, и литературные сотрудники высокой квалификации. Это тоже было делом нелегким – подобрать людей в редакцию журнала, найти таких, которые работали бы увлеченно, целиком отдаваясь решению новых задач. Я внимательно изучал работу тех, кто или уже работал в журнале, или был близок нашей редакции. Здесь в первую очередь я хочу назвать Владимира Саппака, очень умного и тонкого театрального критика. Он был тяжело болен, – мы это учитывали, стремились создать для него такие условия, в которых он мог работать. А был он человеком обязательным, работал очень ответственно. Ему под силу было иметь дело с самыми трудными, порой именитыми авторами, считавшими, что все, что они написали, не требует никаких вмешательств редакции. Но встретившись с Сапаком, – пусть иногда не сразу, – они принимали и его советы, и его правку, они убеждались в его проницательности, строгом вкусе, широкой эрудиции. Он завоевал одинаково высокий авторитет и как критик и как редактор. Редакторская работа Саппака дала журналу много интересных статей, полемических выступлений видных театральных деятелей, а некоторые из авторов становились затем активными сотрудниками журнала и уже каждую свою новую работу несли в «Театр».

Еще при Погодине в качестве внештатного литературного сотрудника работал в журнале А. Свободин. Писал он легко и живо, без труда овладевал новой темой, – важно, чтобы был материал, а он умел его находить. Статьи его, острые по проблематике, написанные профессионально, хотя он и не имел театроведческой подготовки, принимались читателями журнала хорошо. Заметки о поездке в Курган и дневник о Курганском театре, рисующие жизнь театра в глубине России, были одобрены Погодиным, хотя он, как я уже заметил, с большой строгостью относился к статьям редакционных работников. Мы решили взять Свободина в штат редакции. Пришла к нам в коллектив и Н. Крымова, которую я знал еще подающей надежды студенткой ГИТИСа, – она стала работать в отделе критики. Затем в редакции появилась Ольга Дзюбинская, уйдя из Театра Советской Армии, где она работала завлитом, из того же театра мы пригласили Николая Жегина, бывшего актера, тянувшегося к журналистике. В зарубежный отдел нам порекомендовали Евг. Шамович, так как Б. Зингерман уходил на научную работу в Институт истории искусств. Постепенно, на это ушел год с лишним, в редакции сколотился работоспособный молодой коллектив.

В аппарате редакции работали опытные, профессионально подготовленные сотрудники, зав. редакцией П. Плужникова, литературный редактор Н. Смолицкая и др.

Особо мне хочется сказать о Е. Холодове. Он, пожалуй, был центральной фигурой редакционного коллектива, моим фактическим заместителем. Именно с ним я обсуждал и разрабатывал наметки планов и предложений перед тем, как выступить и в редакции, и на заседании редколлегии.

Погодин, уходя, в напутствии своем учил меня ценить мнение коллектива, советовал сделать редколлегию действенным органом, чего ему, как говорил он сам, сделать не удалось. Добиться этого было не легко. Прежде всего, редколлегию надо было активизировать, а для этого омолодить. К старейшим членам редколлегии – П. Маркову, М.