Книга итогов

Б. Бялик, Судьба Максима Горького, «Художественная литература», М. 1968, 391 стр.

Богатая и сложная творческая жизнь Максима Горького породила большую специальную науку. Но объект исследования настолько грандиозен, что и поныне в нашем горьковедении имеются пробелы. Текстология и атрибуция в горьковедении развиты недостаточно, четыре фундаментальных тома «Летописи жизни и творчества А. М. Горького» и большой, к сожалению незаконченный, труд И. Груздева «Горький и его время» не могут заменить цельной, научно выверенной биографии писателя, – ее тоже еще нет. Появление в таких условиях книги Б. Бялика «Судьба Максима Горького», обобщающей все важнейшее, к чему пришло горьковедение и чего достиг исследователь в результате длительного изучения жизни и творчества писателя, – заметное событие; в короткой рецензии такую книгу можно охарактеризовать лишь в самых общих чертах.

Труд Б. Бялика отличается обширностью и многоплановостью: он охватывает творчество Горького в целом, в том числе произведения неопубликованные, варианты опубликованных и множество мало или вовсе неизвестных, фактов историко-литературного плана. Соединяя исследование творчества с исследованием жизни писателя, книга приобщает нас к ряду ценнейших, в том числе открытых автором биографических материалов. Наконец, вся эта обширнейшая по своему содержанию (и вместе небольшая по Количеству страниц) книга проникнута публицистической страстностью и духом полемики. Автор не обходит сложных проблем, а сам активно отстаивает одни взгляды и атакует другие.

Разнообразный, порою крайне сложный материал убедительно подчиняется автором одной главной проблеме – проблеме гуманизма, развивающегося от общедемократических идей к идеям пролетарской революционности, – и это ныне не менее актуально, чем было сорок, пятьдесят и семьдесят лет назад. Такой подход органичен для исследования творческой и личной судьбы Горького, первого в истории литературы социалистического гуманиста, и придает в контексте исследования даже известному материалу свежее звучание и силу новизны.

Кроме отмеченного, для книги, на протяжении всех ее пятнадцати глав, характерен единый и оригинальный подход к материалу: Б. Бялик постоянно сопоставляет современные достижения горьковедческой мысли с первыми критическими откликами на произведения писателя. Делается это вовсе не для того, чтобы противопоставить одно другому. Сызнова прочтенные первые критические оценки (соотнесенные с первыми публикациями произведений Горького) оказываются ценными не только как первоначальные и непосредственные отклики; они дают (в совокупности с фактами исторического и социально-бытового плана) ответы на различного рода вопросы как конкретного историко-литературного, так и более общего идеологического, художественного, нравственного порядка. Раскрытие, например, «преходящих исторических условий», вызвавших особенно бурное общественное внимание к пьесе «На дне» в год ее появления на сцене и в печати, позволяет исследователю отделить преходящее от непреходящего и одновременно раскрыть бессмертную гуманистическую силу пьесы, не сходящей со сцены поныне.

Столь же конкретно и убедительно анализируется творческая и сценическая история «Мещан», взаимосвязь и развитие гуманистических проблем в рассказах, повестях и мемуарных произведениях Горького. Один из выводов автора: «никакая правда не может быть вредна и никакая ложь не может быть полезна подлинному, революционному, социалистическому гуманизму» (стр. 169), – соответствует и духу и стилю горьковского творчества; из него же органически вытекает умение писателя видеть жизнь в ее революционном развитии, применять в ее оценке гуманистический принцип возвеличения человека свободного труда и революционной борьбы, требование быть бесстрашным в воспроизведении реальной действительности и в борьбе за ее изменение и обновление (стр. 245).

Превосходное знание материала позволяет автору делать широкие сопоставления и смело извлекать рациональное даже у тех критиков, которые не были на стороне прогрессивных философских и художественных идей. Например, третью главу книги, посвященную ранним рассказам М. Горького, автор называет: «Не столько отверженные, сколько отвергшие», пользуясь в данном случае определением Н. Михайловского. Указывая на «необыкновенную меткость» этого определения и вместе с тем критикуя особый, вложенный в него Михайловским смысл, Б. Бялик устанавливает, что Горький не только знал статью знаменитого теоретика народничества, но и крепко запомнил цитированное определение, вложив его впоследствии в уста героя очерка «Чужие люди»: «Я не отверженный, а-отвергнувший» (стр. 54), хотя процессы, происходящие в жизни, Горький толковал совершенно иначе, чем Михайловский. Такого рода движение исследовательской мысли (сходными примерами насыщена книга) передает живую и сложную картину взаимосвязей Горького с действительностью, литературой и критикой.

Каждая глава книги, знакомя с множеством различного рода находок, свежих сопоставлений, неизвестных фактов, как бы предлагает читателю новые и новые темы для дальнейшего осмысления и специальных занятий; это не только книга итогов, но и своеобразная антология перспективных исследовательских проблем и тем. Так, сопоставляя запрещенный царской цензурой философский трактат Льва Толстого «Царство божие внутри вас» с рассказом М. Горького «Мой спутник», Б. Бялик находит в первопечатном тексте рассказа явно полемическую фразу: «Я не толстовец», и далее кратко анализирует «Моего спутника» как своеобразное исследование-эксперимент, устанавливающее, «до каких пределов могут разрастись зло и насилие, если не оказывать им сопротивления, если пытаться воздействовать на них лишь добротой и любовью» (стр. 72). Это не просто интересно и убедительно, но сразу вызывает в читателе встречный поток мыслей: ведь Л. Толстой читал «Моего спутника» по первопечатному варианту, особенно отличал этот рассказ (о чем Горький сообщает в очерке «Лев Толстой»; об этом же писал Горькому Чехов). Возникает вопрос о психологии толстовского восприятия некоторых образов Горького, вопрос, частично (и тоже очень интересно) разрешающийся в других главах книги.

Б. Бялик вводит в книгу широкие пласты исторической, философской и литературной жизни России и Западной Европы, опираясь при этом на «вобравшее в себя огромное содержание» известное высказывание В. И. Ленина: «Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала…» ¹. Неоценимое идейное и личное воздействие В. И. Ленина на Горького (тема, уже давно разрабатывающаяся нашей наукой) раскрывается автором во всей ее реальной сложности. Глава одиннадцатая книга, названная «В. И. Ленин и М. Горький», – это отдельное, истинно современное исследование, демонстрирующее великую дружбу и живую связь гения революции с гением революционной литературы, порою не простой и даже мучительно трудный подъем Горького «до высоты ленинских идей» (стр. 252).

Ленинизм в философско-эстетическом аспекте помогает исследователю показать логику развития горьковского художественного метода, закономерности перехода писателя от одних проблем и тем к другим, новым и все более сложным, эпически-обширным. Опровергая суждения тех критиков, которые неоднократно предрекали «конец Горького», Б. Бялик аналитически доказывает, что каждый новый этап творчества писателя был новаторским обновлением и отличался дерзновенными творческими поисками и свершениями, во многом опередившими развитие литературы. Вместе с тем исследователь остается строго объективным, когда пишет, что не все Горькому удавалось в равной мере, что были в его творчестве и спады – «Рассказы о героях», «Сомов и другие» (стр. 339). Автор ясно и последовательно критикует горьковскую «Исповедь», ее богостроительские идеи, обращая внимание одновременно на своеобразие и. противоречивость мысли художника, обусловленные его особой приверженностью к фольклору, к идее возрождения героического эпоса. С этой точки зрения по-новому трактуются богостроительские ошибки Горького (стр. 265).

Доминирующая в книге проблема гуманизма рассматривается многосторонне: например, как в плане историко-литературной преемственности (от Пушкина к Герцену и Горькому), так и в плане двух главных тем горьковского творчества – «воскрешения души» («Мать») я «разрушения личности» («Жизнь ненужного человека»), – тем, которые действительно «прошли через все горьковское творчество» вплоть до «Жизни Клима Самгина» и выразили «новый подход к действительности, новый принцип ее изображения» (стр. 191). Вывод, следующий из творчества Горького: «Если гуманизм отделяет себя от революции – он перестает быть подлинным гуманизмом, а если революция отделяет себя от гуманизм:. – она перестает быть подлинной революцией» (стр. 276).

Одним из способов анализа горьковского гуманизма в книге являются интересные сопоставления некоторых суждений литературных героев писателя с его собственными высказываниями в малоизвестных письмах и неопубликованных статьях. Так, несколько неожиданное сравнение поучений Игната Гордеева своему сыну с письмом Горького своему десятилетнему сыну Максиму (1907) свидетельствует об изумительной цельности Горького как писателя и человека: «…Если бы ты всегда и везде, – писал он сыну, -всю свою жизнь, оставлял для людей только хорошее… Знай, что всегда приятнее отдать,чем взять»(стр. 113 – 114). В другом месте книги читатель с волнением прочтет письмо Максима Пешкова к В. И. Ленину и убедится: сын писателя вырос в истинного коммуниста и гуманиста.

Проблемы развития горьковского гуманизма в конце книги приобретают особенную злободневность: речь идет о последних годах жизни и творчества Горького. Не только за рубежом, но и у нас иные факты творческой биографии писателя трактовались крайне упрощенно – и не всегда по злой воле авторов, а по причинам объективным: архив Горького, многие его письма оставались долгое время почти недоступными для изучения. Немалый ущерб нанесла и тенденция «выпрямления» пути писателя, и вульгаризаторская трактовка его последних произведений как простой иллюстрации к политическим идеям. Б. Бялик наносит удар не только по буржуазным фальсификаторам (вроде Дэна Левина), но и по отечественным вульгаризаторам. Правда, полемика автора в последнем случае ясна только знатокам горьковедческой литературы, но ведь важна не «бесфамильная» форма спора, а его суть.

Суть же, к примеру, заключается в том, что приводится не усеченная (как это встречалось в горьковедческих трудах), а полная цитата из письма Ромена Роллана М. Горькому по поводу Самгина, ибо именно в усеченной части содержится главная мысль: «полупредательство… хуже предательства» – и далее дается точный вывод о том, что Самгин показан действительно главным врагом революционно развивающейся жизни (стр. 328 и 330). Б. Бялик останавливается на самом существенном в философии горьковского замысла: в Климе Самгине раскрыта судьба «самодержавно» мыслящего человека, «который всю жизнь стремился к «абсолютной свободе» личности, и чем больше к ней стремился, тем больше утрачивал подливную внутреннюю свободу, которую дает человеку лишь его участие в борьбе за передовые идеалы эпохи» (стр. 321). Автор монографии подчеркивает актуальность этих идей, напоминая о том, что еще в «Коммунистическом манифесте» говорилось: борьбу против буржуазных отношений, обезличивающих человека, буржуазия объявляет уничтожением личности и свободы (см. стр. 321). Говоря о последовательности революционного гуманизма Горького, о его мужестве и принципиальности в борьбе за чистоту идей социализма, автор кратко, но убедительно анализирует статью Горького «О трате энергии», статью, которая была объявлена в свое время «примиренческой», а в действительности являлась важным и принципиальным выступлением писателя против недопустимого тона и существа начавшихся «проработок», шельмования талантливых и честных советских людей. Далее мы узнаем, что в ответ на упреки Горький написал еще одну статью – «Все о том же» («Ответ»), содержавшую Мужественные и проницательные слова: «Я нахожу, что у нас чрезмерно злоупотребляют понятиями «классовый враг», «контрреволюционер», и что чаще всего это делают люди бездарные, люди сомнительной ценности, авантюристы и «рвачи»…» (стр. 382). Хотя Горькому не удалось обнародовать «Ответ», он все-таки нашел способ ответить на обвинение в «примиренчестве»: «Он включил статью «О трате энергии» во все прижизненные издания своего сборника «О литературе» (стр. 382). Книга, полная пафоса открытой и скрытой полемики, сама вызывает на спор. Сила Б. Бялика, его любовь к Горькому – художнику и человеку порою оборачиваются против него, делают иные страницы книги «уязвимыми. Автор борется не только с вульгаризаторами, но неоднократно оспаривает и самого Горького, когда ему, исследователю, кажется, что писатель был несправедлив в самооценках.

«С… авторской самокритикой («Фомы Гордеева»), – пишет Б. Бялик, – невозможно согласиться» (стр. 86). Горький писал, что «Фома – не типичен как купец», – исследователь возражает: «Есть все основания говорить о типичности этого образа…» (стр. 108); Горький называет все свои эпические произведения повестями, исследователь – романами или эпопеями; Горький резко отрицательно оценил свою «сказку»»Товарищ!», исследователь считает эту оценку «несправедливой» (стр. 183); Горький считал композицию «Дела Артамоновых» несовершенной (о чем весьма основательно писали ему также К. Федин и М. Пришвин, и их высказывания в книге приводятся), но Б. Бялик и здесь не согласен: «этот вопрос нуждается в прояснении» (стр. 297). Хотя каждый раз автор дает свои пояснения, факт остается фактом: ни одно из такого рода самокритических суждений Горького в книге не принимается. Правда, «пояснения» даются остроумные, интересные, но среди них встречаются и кочующие из статьи в статью, из книги в книгу трюизмы вроде ссылки на скромность писателя. Между тем нам не уйти от упрямой истины: самооценки художника тоже являются фактами «литературной судьбы», они требуют к себе отношения столь же серьезного, как и другие факты творчества. Разве писатель меньше нас, критиков и читателей, озабочен тем, чтобы его произведения правильно понимали и объективно оценивали?

Полемический огонь книги Б. Бялика делает ее интересной и постоянно держит читателя в состоянии напряженного внимания и активности. Но не всегда Бялик-полемист в ладу с Бяликом-аналитиком. Последний сильнее первого, от этого выигрывает наука, но книга несколько проигрывает. Б. Бялик превосходным анализом рассказов доказывает ложность версии о «ницшеанстве» раннего Горького и разбивает легенду о якобы такой «широте» зрелого горьковского гуманизма, при которой уже не находится места для классовых критериев в оценке человека. Но зачем было усматривать «отголоски» упомянутой легенды в словах академической «Теории литературы» о том, что Горький сделал «перспективу бесклассового устройства своим углом зрения на мир и каждого человека» (стр. 106)?

Книга «Судьба Максима Горького» обогащает нас целым рядом ценнейших сведений, в том числе биографических. Но в приобщении к редким, неизвестным фактам автором не всегда выдержано чувство меры. Представляется неуместным в такой книге описание мещанской тяжбы С. В. Сергеева с сотрудниками Музея М. Горького (стр. 13), цитирование ужасных виршей Сергеева (стр. 12) и его «воспоминаний» – тем более, что ни одному слову этого «мемуариста» верить нельзя: он был на двенадцать лет моложе Горького, видел Алексея Пешкова тринадцатилетним (см. стр. 13), значит, сам был тогда годовалым младенцем. Его «воспоминания» – претенциозный анекдот, и только.

«Художественная литература» превосходно издала книгу Б. Бялика – отличные и бумага и оформление. Но с книге почти нет «аппарата сносок». А как помогли бы сноски в книге, обобщающей достигнутое исследователем и наукой в целом и ориентирующей на важнейшую литературу о Горьком, как пригодились бы они тысячам и тысячам читателей, учителей и студентов!

г. Петрозаводск

1. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 41, стр. 8.[↩]