№11, 1966/Зарубежная литература и искусство

Классическое наследие в оценке китайской печати

В последние годы китайская печать неоднократно выступает с призывами пересмотреть отношение к классическому наследию, будь то явления западноевропейской, русской или отечественной культуры. По-видимому, эта широкая кампания имеет непосредственное отношение к происходящей сейчас в Китае так называемой «культурной революции». Ниже публикуются некоторые высказывания китайской периодики, посвященные оценке классического наследия.

В конце концов, он (Шекспир. – Ред.) был всего лишь одним из буржуазных прогрессивных писателей, его идеология не выходила за пределы буржуазного индивидуализма, гуманизма и теории человечности. Он воспевал индивидуальную мудрость, погоню за личным счастьем, он славил примирение противоречий через раскаяние злого и милосердие доброго, он не видел классовых корней, порождающих социальное зло, и боялся самостоятельной борьбы народных масс, а потому и не разглядел революционный путь, по которому широкие массы идут к свободе и счастью. В этих идеях есть такие, которые уже в то время принесли его произведениям, особенно позднего периода, определенный идейный и художественный ущерб, некоторые же тогда в борьбе с феодализмом сыграли определенную положительную роль, но, если говорить об их существе, они принадлежат к идеологии эксплуататорских классов, антагонистичны идеологии пролетариата, а поэтому, если позволить им беспрепятственно распространяться и не подвергать их суровой критике, они могут оказать дурное влияние на сегодняшнего читателя.

(«Гуанмин жибао», 15 ноября 1964 года.)

 

Разумеется, с точки зрения главной темы и сюжета, нечистая сила и колдовство не «самое важное» в «Макбете». Идея пьесы в разоблачении Макбета… Но вопрос вот в чем: кто покарает преступника? Шекспир в «Макбете» дает ошибочный ответ. Шекспир не разъяснил истину истории: господству тирана должны положить конец социальные силы. Напротив, он чрезмерно расписал роль «небесной кары» (божественного наказания)… В «Макбете» нечистая сила, суеверия и колдовство хотя и не вытеснили целиком остальное «главное содержание», но все же стали главным содержанием основных сцен пьесы…

(«Гуанмин жибао», 9 августа 1964 года.)

 

Отелло, являясь в западноевропейской литературе идеальным героем-гуманистом эпохи Возрождения, несет на себе явную метку своего класса, своим поведением со всей очевидностью обнажая неминуемую классовую ограниченность и индивидуалистическую сущность гуманизма…

Взгляды Отелло на любовь, которую он ставит превыше всего и рассматривает как единственный источник жизни, являются не чем иным, как буржуазной концепцией любви. Поверив Яго, что жена неверна ему, он разражается громкими стенаниями:

«Прощай, покой! Прощай, душевный мир!.. Конец всему. Отелло отслужил!»

Ставя любовь превыше всего, Отелло в своей любви к Дездемоне в высшей степени эгоистичен. Он превращает Дездемону в собственность, контролирует ее слова и поступки, подчиняет волю жены своей воле… Он называет ее «дьяволицей», им овладевает неописуемая ярость при мысли, что он не сумел укротить ее, и особенно нестерпимо для него то, что измена жены унизила его «мужское достоинство», нанесла удар по его «славе», и он дает «обет расплаты». Стремясь защитить личный престиж и авторитет, Отелло задумывает злодейское убийство, чтобы смертью Дездемоны и Кассио «искупить позор». Это отвратительная буржуазная психология крайнего индивидуализма…

(«Гуанмин жибао», 13 марта 1966 года.)

 

В его душе живет только «я»; «я» наслаждалось божественной красавицей, которая стала принадлежать другому, и его «я» потеряло покой, потеряло веру в жизнь, источник жизненной силы этого «я» превратился в «лужу», трясину со скопищем «кишмя кишащих жаб», престижу «я» был нанесен вред. В силу своего себялюбия и эгоцентризма Отелло, попавшись на удочку клеветы Яго, подозревает и ненавидит Дездемону и, потерпев в личной жизни крах, взывает к «отмщению», к «наказанию» и в конце концов душит свою жену. Поглядите, пожалуйста, сколь тиранична и своекорыстна буржуазная любовь!..

А действительно ли достойна лишь восхищения любовь Дездемоны к мужу? Во-первых, остановимся на ее отношении к любви.

Любовь Дездемоны к Отелло тоже зиждется на классовой основе. Нечего и думать, что, не будь Отелло командующим венецианскими войсками, правителем Кипра, Дездемона смогла бы полюбить его. Ее пленили рассказы о полной опасности жизни и личном героизме Отелло. Правда, Дездемона безгранично предана мужу, но она, в конце концов, родом из знатного дома. Ее гуманистическая идеология выражается главным образом в том, что она сумела «пойти наперекор воле главы феодальной семьи», не отвергла Отелло из-за цвета кожи и общественного положения, взбунтовалась против расового неравенства при феодализме. Но мы не можем не отметить и то, в каких моральных тисках держит ее феодальный взгляд на власть мужа, ибо это мировоззрение руководит всеми ее поступками после замужества. Она полагает, что муж – это человек, которому она должна быть покорна, и, называя его своим «господином», отдает в руки Отелло свои мысли и чувства… Она, как робкая овечка, повинуется приказаниям мужа, сносит любые оскорбления и несправедливые укоры, платя за все «беззаветной любовью» и считая, что «такова участь жены»… Ясно, что протест Дездемоны против феодального строя непоследователен и что в основе ее любви к Отелло лежит идея «власти мужа».

(«Гуаннин жибао», 13 марта 1966 года.)

 

Буржуазная идеология самых разных оттенков, которую вобрала в себя европейская буржуазная литература, в том числе и та идеология, которая некогда в определенный исторический период играла прогрессивную роль, будь то идеал освобождения личности и личного счастья, которые прославляли писатели-гуманисты возрождения (от Боккаччо до Шекспира), будь то идеи индивидуального протеста, которые проповедовали писатели активного романтизма и критического реализма в XIX веке (от Байрона до Ромена Роллана) или же реформизма (от Гюго до Бернарда Шоу), вплоть до исповедуемого Толстым «непротивления злу насилием», – все это прямо противоположно пролетарской коллективистской идеологии и точке зрения классовой борьбы… Если мы не подвергаем острой критике все разномастные оттенки непролетарской идеологии в литературных произведениях иностранных классиков, позволим им распространяться среди читателей, то они неизбежно окажут негативное влияние… фактически, если судить по откликам некоторых молодых студентов и читателей, они такое воздействие уже оказывают.

(«Гуанмин жибао», 9 августа 1964 года.)

 

Произведения критического реализма в основном отображают и превозносят буржуазную идеологию индивидуализма и гуманизма, по своему содержанию они почти все без исключения описывают, как главный герой путем индивидуальной борьбы добивался личного счастья. Например, Жюльен из «Красного и черного» Стендаля, Анна Каренина из «Анны Карениной» Толстого, Жан-Кристоф из «Жана-Кристофа» Ромена Роллана и многие другие главные герои многих книг шли почти всегда одним и тем же путем. Цели человеческой жизни, которые они преследовали, а также тот путь, которым они шли к этим целям, с нашей точки зрения, можно утверждать, были ничтожными и мелкими. Никто из них никогда не достигал того, к чему стремился. Жюльен погрузился в пучину противоречий двойственной жизни и раздвоения личности и в конечном счете, чтобы освободиться от этого противоречия, вынужден был избрать путь, ведущий к гибели. Анна Каренина в состоянии отчаяния, «когда не на что глядеть, то почему бы не погасить свечу», сама покончила с собой.

А Жан-Кристоф в свои последние годы уже не боролся более против общественного «зла и несправедливости», музыка, которую он создавал, была все более и более умиротворенной, наполнялась религиозной настроенностью. Конец, который он обрел, был только трагическим.

Никто из этих героев никогда не черпал мудрости и силы у трудового народа, к тому же они преимущественно относились к широким массам с пренебрежением и высокомерием; в период же подъема революционных сил масс они оставались в стороне из-за того, что им недоставало знания масс и доверия к массам. В общем, такие произведения, хотя они в определенной степени разоблачают и осуждают феодальную аристократию и буржуазию, тем не менее не способны указать читателям правильный путь.

(«Вэньибао», 1964, N 4.)

 

Положительные герои Бальзака в своем большинстве – это так называемые «хорошие люди» из аристократии и буржуазии. Описывая их, автор ударяется в сентиментализм и романтику. Например, в «Отце Горио», наряду с, обличением царства денежных отношений, автор приукрашивает, возносит отцовское чувство Горио, называя его «великим даром природы», а по Существу это уничтожающее человека слепое, мещанское чувство!..

Образы революционеров, своих политических противников, автор показывает ошибочно. Симпатизируя личным качествам героя-революционера, Бальзак далек от восхищения его революционными действиями, он не принимает революцию и даже извращает ее суть…

Бальзак, воспевая всепоглощающую любовь своего героя (М. Кретьена. – Ред.), стоящую над классовой борьбой, не останавливается перед тем, чтобы изобразить его ренегатом революции. Это ли не клевета на революцию?..

Видя неминуемую гибель феодального общества, Бальзак скорбел об уходящем классе («Народ нуждается в императорской власти гораздо больше, чем император в народе», – писал он);

Цитировать

От редакции Классическое наследие в оценке китайской печати / От редакции // Вопросы литературы. - 1966 - №11. - C. 157-166
Копировать