Карнавал Тэрбера. Вступительная заметка и перевод с английского Александра Ливерганта

Почитать Джеймса Тэрбера (1894 – 1961) самым крупным американским юмористом со времен Марка Твена стало чуть ли не общим местом в многочисленных исследованиях, посвященных его творчеству. Рассказы Тэрбера увидели свет практически на всех европейских языках (на русский его переводят относительно давно и много), однако самой неоспоримой популярностью он пользуется в Англии, а стране, где к американскому юмору принято относиться по меньшей мере настороженно. Даже такое не щедрое на комплименты издание, как «Литературное приложение к «Таймс», безоговорочно признает за ним право считаться, «пожалуй, единственным из современных американских писателей, дарование которого пришлось по сердцу европейскому читателю ни чуть не меньше (если не больше), чем американскому». В 1958 году, за три года до смерти, Тэрбер был удостоен невиданной для иностранца чести: в редакции английского журнала «Панч» его попросили поставить свой автограф на редакционном столе рядом с автографами Теккерея, Марка Твена и других общепризнанных литературных мэтров прошлого века. Так еще при жизни Тэрбер был причислен к канону англоязычной классической литературы.

На родине Тэрбера, разумеется, также не забывают. Продолжают переиздаваться сборники его рассказов, очерков, басен; ставились и ставятся спектакли и фильмы по лучшим его рассказам. За тридцать с лишним лет своей литературной деятельности Тэрбер был удостоен многих литературных премий. Среди американских критиков нашлись даже и такие его рьяные почитатели, которые усмотрели прямую(!) связь между маленьким задавленным героем тэрберовских рассказов и героями европейской классики XX века типа Ганса Касторпа Томаса Манна. И хотя сравнение выглядит весьма натянутым, комическая фигурка Уолтера Митти и сотен подобных ему нелепых в своей прекраснодушной мечтательности средних американцев, нескончаемым потоком выходивших из-под пера Тэрбера, наводит скорее на грустные, чем на веселые размышления. «Бели смех не вызывает слезы, – писал Тэрбер, – значит, вы что-то упустили».

Своей громкой славой Тэрбер во многом обязан журналу «Нью-йоркер», с которым он сотрудничал с середины 20-х годов. В свой очередь и «Нью-йоркер» может считать себя обязанным знаменитому юмористу – союз писателя и журнала был необычайно плодотворным. «Нью-йоркер» помог Тэрберу в совершенстве овладеть многотрудном жанром короткого рассказа-фельетона; своим дарованием Тэрбер поднял злободневную журнальную тематику до уровня, социальных обобщений, отчего журнал и читатель только выиграли. «Нью-йоркер» вдохновил не только Тэрбера-юмориста, но и Тэрбера-художника, карикатуриста. Его рисунки имели огромный успех, они не раз экспонировались в выставочных залах Америки и Европы, без них его дар юмориста кажется теперь неполным, незаконченным. Сам Тэрбер относился к своим опытам художника иронически. «Я не художник, – писал, он, – просто мне настолько тяжко дается писательский труд, что я вынужден отрываться от машинки и браться за карандаш». Между тем именно в примитивных, угловатых изображениях зверьков и птиц особенно отчетливо просматривается основополагающая тема его знаменитых «Басен нашего времени»: жалкие потуги мелкой живности противостоять хищническим притязаниям олицетворяют собой несостоятельность замкнутого мещанского мирка, упрямо стремящегося устраниться от насущных проблем американской действительности.

Предлагаем вниманию читателей некоторые произведения Джеймса Тэрбера из сборников «Страна Тэрбера» («The Thurber Country») и «Карнавал Тэрбера» («The Thurber Carnival»).

Джеймс ТЭРБЕР

НЕ СМЕШНО

Одна молодая дама, миссис Е. Н. из Оклахома-Сити, просит в своем письме поделиться опытом юмориста. Разумеется, я польщен оказанной честью и очень надеюсь, что мне удалось избежать приличествующего ситуации менторского тона.

Начнем, пожалуй, с одной подписи под рисунком, мозолящим мне глаза уже не первый год: «Где ты провела ночь, Девственность?» Эта подпись стала своего рода формулой и породила множество других, ей подобных: «Благоразумие, перестань размахивать заряженным пистолетом!» или «Ради бога, Терпение, дай мне хоть слово вставить!» Существует также масса других формул, с которыми знаком всякий читающий наши журналы: человек падает с десятого этажа и что-то говорит девушке, стоящей у окна, мимо которого пролетает; он и она на плоту в открытом море; два прожигателя жизни сидят на пустынном берегу, раздумывая, как это их сюда занесло, причем первый говорит: «Не понимаю, что ты здесь потерял?» – на что второй отвечает: «Да вроде бы ничего». Это к вопросу о формулах в искусстве комического.

Получив за двадцать лет несколько сот юмористических рассказов от неведомых мне сочинителей, я решил составить собственный свод правил на тему: как рассмешить читателя. Вот он:

1.Желательно, чтобы читатель понял, в чем соль рассказа. 2. Намек на развязку должен промелькнуть хотя бы на первых трех страницах. 3. Если автор решил почему-то поменять имя героя с Кэтчема на Мак Тэвиша, Кэтчему нечего делать на последних пяти страницах. Чтобы избежать этой оплошности, лучше всего перечитать рассказ еще раз, прежде чем отсылать его в редакцию, и Кэтчема ликвидировать. Он – враг. 4. Слово «трус» лучше не употреблять во множественном числе, – у чувства юмора читателя тоже есть предел. 5. По возможности избегать историй о водопроводчиках, которых принимают за хирургов; о шерифах, которые затыкают уши во время перестрелки; о психиатрах, которые сходят с ума по своим пациенткам; о врачах, которые падают в обморок от вида крови; о девицах, более искушенных в вопросах пола, чем их умудренные папаши; о шестипудовом громиле, родители которого, оказывается, лилипуты.

Я особенно недолюбливаю тех авторов, которые пишут первую фразу, совершенно не представляя себе, что за ней последует, а затем строят на ней весь рассказ. Эти фразы (они сразу бросаются в глаза) выглядят обыкновенно так: «Миссис Понсонби никогда еще не засовывала свою собаку в духовку», «Представьте себе, в моем садике растет винное дерево, – заметил мистер Диллингуорт», «И тут Джексон совершенно неожиданно для самого себя решил, что купит жене трехколесный велосипед». Всякий раз я ограничивался лишь первой фразой, а потому так и не узнал, что сталось с героями этих сочинений, но думаю, что «Лающая духовка», «Бургундское дерево» и «Супруга на велосипеде» не сулят читателю ничего хорошего.

У немолодого писателя, который получает (и не имеет времени и сил ‘прочесть) предлинные рассказы начинающих юмористок, обычно составляется вполне недвусмысленное впечатление о литературных достоинствах по сопроводительным письмам, в которые, как правило, вложены фотографии мужа писательницы, ее чада и их уютного гнездышка. В таких рассказах неизменно сквозит приподнятое, безмятежно-пляжное настроение автора, а, как известно, Хорошее настроение самовыражению не способствует. В результате писательница грешит сомнительными преувеличениями, бесконечным курсивом, ненужными кавычками, считая, по всей видимости, что все происходящее с ней и с ее близкими должно вызывать смех.

Кроме того, американская домашняя хозяйка почёму-то убеждена в том, что повреждения водопровода и канализации, равно как и те, кто эти повреждения устраняет, непременно рассмешат ее читателя. Мне, очевидно, на водопроводчиков везло меньше. На мой взгляд, плотник по имени Этажеркер может оказаться таким же скучным, как и профессор по имени Архивер, так что мы смело можем оговорить и этот пункт в наших правилах.

Еще одно важное правило, миссис Е. Н., гласит: ни в коем случае нельзя поддаваться тяжкому искушению вскочить с постели посреди ночи и написать что-нибудь остроумное. Заспанная жена, которая глубокой ночью вдруг зажигает свет, будит мужа и усаживается за письменный стол, изведет разве что массу бумаги, поверяя ей свой лунатический бред. Уже через какие-нибудь двадцать минут порыв вдохновения полностью израсходован, однако наша сочинительница лишний раз убедилась, что ночное бдение как нельзя лучше способствует словотворчеству. Циничные лучи утреннего солнца, увы, проливают свет на истинные достоинства ночного шедевра. Ничего не скажешь, ночь нежна, но и под ее покровом не скроешь стилистических огрехов и творческой немощи.

Сколько себя помню, мне всегда были ненавистны дяди и тети, которые пытаются изобразить на бумаге детский лепет, мяукающий южный говор;