№10, 1979/Теория литературы

Петр Верховенский как эстет

1

Роман Достоевского «Бесы» по сей день остается одним из сложнейших произведений писателя, и новые интерпретации книги не застрахованы от самых странных заблуждений. Думается, нам еще по сей день не вполне ясно современное значение книги: что говорит роман «Бесы» нашему времени?

В центре любого серьезного анализа «Бесов» всегда оказывается фигура Ставрогина. Однако есть смысл заняться и Петром Верховенским, чтобы установить значение этого персонажа, отношение к нему Достоевского, способы создания этого характера. Такому рассмотрению и посвящена эта статья.

Исходные наши положения таковы: Петр Верховенский, как это подчеркивал сам Достоевский, не есть С. Г. Нечаев и не может быть понят ни как его портрет, ни как карикатура; нечаевщина и личность Нечаева послужили материалом для свободной разработки. А поскольку писатель никогда не встречался с Нечаевым и не знал его как лицо, то для этой разработки он широко использовал материал своих прежних житейских встреч и предшествующей литературы. На этот счет мы располагаем некоторыми новыми соображениями и наблюдениями.

Начнем с того, что Достоевский к чертам Нечаева, отраженным в образе Петра Верховенского, сознательно прибавлял черты М. В. Буташевича – Петрашевского. Об этом прямо свидетельствуют черновики: «НЕЧАЕВ-ОТЧАСТИ ПЕТРАШЕВСКИЙ»; «Придерживаться более типа Петрашевского» 1. А Петрашевского, человека говорливого и эксцентричного, Достоевский считал пустым болтуном. В то же время такое соединение Нечаева с Петрашевским делает образ ощутимее и нагляднее для самого автора.

Но этого Достоевскому мало. Ему нужно вписать свой роман, и в частности «своего Нечаева», в диалог русской литературы. Антинигилистических романов он не любил, считал их фальшивыми; поэтому он обратился к знаменитому тургеневскому роману – к «Отцам и детям».

Вопрос об этом поставлен давно. Известно, что имя Базарова то и дело мелькает в черновиках «Бесов» и упоминается в окончательном тексте. В комментариях академического Полного собрания сочинений говорится: «Отталкивание от проблематики романа «Отцы и дети» особенно заметно на ранней стадии работы писателя над «Бесами» (XII, 173). «В февральских записях 1870 г. уже подробно обрисовывается конфликт между отцом и сыном, причем Достоевский в какой-то мере использует сюжетно-композиционную схему тургеневского романа» (там же). Вывод комментаторов гласит: «В результате Петр Верховенский предстает перед нами на страницах романа как своего рода сниженный и опошленный Базаров, лишенный его ума и «великого сердца», но в то же время с непомерно раздутой «базаровщиной» (XII, 175).

Вывод этот ошибочен, хотя исследователи, комментировавшие роман, стояли на верном пути. Действительно, Петр Верховенский кое-чем обязан роману «Отцы и дети», но не самому Базарову.

Обратимся к XII и XIII главам «Отцов и детей», где Тургенев столкнул героя с представителями опошленного нигилизма.

В XII главе Тургенев выводит Ситникова, называющего себя «учеником» Базарова: «…Из проезжающих мимо дрожек выскочил человек небольшого роста, в славянофильской венгерке, и с криком: «Евгений Васильич!» – бросился к Базарову». Базаров отвечает ему довольно хладнокровно, «продолжая шагать по тротуару». Ситников ведет беседу, «перепрыгивая через канаву». Это выразительно передает их отношения: презрение Базарова, заискивание Ситникова. И эту яркую деталь Достоевский прямо перенес в «Бесов» (глава «Петр Степанович в хлопотах»): «Вы заранее смеетесь, что увидите «наших»? – весело юлил Петр Степанович, то стараясь шагать рядом с своим спутником по узкому кирпичному тротуару, то сбегая даже на улицу, в самую грязь, потому что спутник совершенно не замечал, что идет один по самой средине тротуара, а стало быть, занимает его весь одною своею особой» (X, 297 – 298).

Со своей вечной тягой к символизации бытовых деталей Достоевский еще раз повторил эту деталь в III части «Бесов» (глава «Последнее решение»), только теперь тротуар занимает Петр Степанович, а по грязи бежит Липутин. «Петр Степанович вдруг вспомнил, как он еще недавно семенил точно так же по грязи, чтобы поспеть за Ставрогиным… Он припомнил всю эту сцену, и бешенство захватило ему дух» (X, 422).

Столь широкое развитие одной детали из Тургенева заставляет присмотреться к Ситникову: «Тревожное и тупое выражение сказывалось в маленьких, впрочем приятных чертах его прилизанного лица; небольшие, словно вдавленные глаза глядели пристально и беспокойно, и смеялся он беспокойно: каким-то коротким, деревянным смехом».

Сравним с портретом Петра Верховенского: «Никто не скажет, что он дурен собой, но лицо его никому не нравится. Голова его удлинена к затылку и как бы сплюснута с боков, так что лицо его кажется вострым. Лоб его высок и узок, но черты лица мелки; глаз вострый, носик маленький и востренький, губы длинные и тонкие» (X, 143). У Ситникова «словно вдавленные глаза», у Верховенского голова «как бы сплюснута»: ощущение физической деформации – намек на деформированность души. Одинаково говорится о мелких чертах лица; Тургенев оговаривает их «приятность», но создает облик в целом отталкивающий. Петр Степанович недурен собой, но все же противен. Достоевский дал искуснейшую переделку портрета Ситникова и дополнил ее своею выдумкой («длинный… вертящийся» язык).

Тургенев показывает светские претензии своего странного нигилиста: это карточка Ситникова, где на одной стороне его имя по-французски, а на другой славянской вязью; это его «чересчур элегантные перчатки». И беспокойство во всем его облике, и светские претензии, и модный нигилизм выражают его стыд за свое происхождение. Тургенев подчеркивает это в XII главе, где Ситников зовет Базарова к Кукшиной:

«… – Она нам бутылку шампанского поставит.

– Вот как! Сейчас виден практический человек. Кстати, ваш батюшка все по откупам?

– По откупам, – торопливо проговорил Ситников и визгливо засмеялся. – Что же? идет?»

Он спешит перескочить через проклятую тему, ибо сей нигилист – сын откупщика, а это было в глазах русской интеллигенции самое презренное занятие. Но в конце диалога Базаров опять в жестокой шутке напоминает о тугой мошне Ситникова-старшего. В третий раз он возвращается к этой теме в конце ХШ главы, указывая пальцем на кабак – «заведение» отца Ситникова. И здесь Тургенев прямо информирует: «Ситников опять засмеялся с визгом. Он очень стыдился своего происхождения…»

Этот суетливо лебезящий перед Базаровым нигилист-модник носит в душе вечную рану своего позорного происхождения. Отношения Базарова и Ситникова прямо отразились в отношениях Ставрогина и Петра Верховевского.

Петр Степанович тоже стыдится своего происхождения, он злобно обзывает своего отца «приживальщикам», издеваясь над ним: «Фу, какую лакейскую должность исполнял ты все время. Даже я краснел за тебя» (X, 239).

Достоевский развертывает и усиливает и такую черту Ситникова, как претензии на элегантность. Во II части «Бесов», глава I, есть беседа Петруши со Ставрогиным. Уже уходя, Петр Степанович спохватывается.

«- Что ж я? – воротился он вдруг с дороги, – совсем забыл, самое главное: мне сейчас говорили, что наш ящик из Петербурга пришел.

– То есть? – посмотрел Николай Всеволодович, не понимая.

– То есть ваш ящик, ваши вещи, с фраками, панталонами и бельем; пришел? Правда?

– Да, мне что-то давеча говорили.

– Ах, так нельзя ли сейчас!..

– Спросите у Алексея.

– Ну, завтра, завтра? Там ведь с вашими вещами и мой пиджак, фрак и трое панталон, от Шармера, по вашей рекомендации, помните?

– Я слышал, что вы здесь, говорят, джентльменничаете? – усмехнулся Николай Всеволодович. – Правда, что вы у берейтора верхом хотите учиться?

Петр Степанович улыбнулся искривленною улыбкой.

– Знаете, – заторопился он вдруг чрезмерно, каким-то вздрагивающим и пресекающимся голосом, – знаете, Николай Всеволодович, мы оставим насчет личностей, не так ли, раз навсегда? Вы, разумеется, можете меня презирать сколько угодно, если вам так смешно, но все-таки бы лучше без личностей несколько времени, так ли?» (X, 180 – 181).

Ставрогин попал в самое больное место. Этот блестяще написанный диалог выразительно передает весьма значащий контраст: равнодушие Ставрогина к одежде и болезненный снобизм Верховенского, который до смешного дорожит костюмом от самого (!) Шармера. Авторские ремарки напоминают цитированный диалог из романа Тургенева: «По откупам, – торопливо проговорил Ситников и визгливо засмеялся». Достоевский в аналогичных ремарках нажимает на педаль: «улыбнулся искривленною улыбкой», «заторопился он вдруг чрезмерно» и т. д. Не стыд, как у Ситникова, а бешенство уязвленного самолюбия!

Есть в «Бесах» связь и с Аркадием Кирсановым, притом весьма любопытная. Петруша видит на столе у отца раскрытый роман «Что делать?». «Просвещаешься? – ухмыльнулся Петр Степанович, взяв книгу со стола и прочтя заглавие. – Давно пора. Я тебе и получше принесу, если хочешь» (X, 238).

В «Отцах и детях» Аркадий с улыбкой ласкового сожаления отнимает у отца поэмы Пушкина и взамен подсовывает девятое издание брошюры Бюхнера. А что хочет предложить Петруша «получше» Чернышевского? Во всяком случае, «Что делать?» трактуется им как нечто классическое и устарелое: ведь Петр Степанович торопыга, он всегда стремится обогнать моду хоть «на полкорпуса».

Нет в нем ничего от силы и психологической независимости Базарова. Это не опошленный Базаров, а гиперболизированный Ситников. Конечно, в Петре Верховенском есть элементы грубой базаровщины, но гораздо больше в нем антибазаровского. Вспомним, как надменно заявлял Базаров: «Мой дед землю пахал». Вспомним его крепкие шутки и увесистые афоризмы. А как же говорит Петр Степанович? Это очень важно.

2

С самого начала Петр Степанович характеризуется своей многословной, мелко сыплющейся речью, которая вся состоит из словесных штампов: «бисер вечно готовых слов», как говорит хроникер «Бесов» (X, 144). Эта шаблонная и торопливая речь густо разукрашена ляпсусами и безвкусицей: «Вы сами видите, Варвара Петровна, что тут недоразумение, и на вид много чудного, а между тем дело ясное, как свечка, и простое, как палец» (X, 147).

  1. Ф. М. Достоевский, Полн, собр. соч. в 30-ш томах, т, XI, «Наука», Л. 1974, стр. 106 – 107. Далее ссылки на это издание даются в тексте.[]

Цитировать

Назиров, Р.Г. Петр Верховенский как эстет / Р.Г. Назиров // Вопросы литературы. - 1979 - №10. - C. 231-249
Копировать