К проблеме натурализма в западных литературах второй половины XX века

Статья публикуется в дискуссионном порядке.

Одним из крепко внедрившихся литературоведческих представлений было (и осталось у многих поныне) представление о натурализме в искусстве как о явлении, противоположном реализму, даже ему враждебном. И – что тоже характерно – это представление о натурализме как методе или, во всяком случае, одном из признаков метода модернистов и даже (если вернуться дальше назад) декадентов Запада.

Хотя натурализм как литературное направление сложился во Франции, в Англии и в других европейских странах, обычно понятие «натурализм» связывают прежде всего с течением, берущим начало во Франции в годы безвременья после поражения революции. 1848 года¹.

«…Натурализм, – пишет Л. Андреев в учебнике для университетов, – характерное порождение противоречивой эпохи исторического перепутья.

Натуралисты заявили о необходимости соединить искусство с наукой, создать искусство на «научной базе». Опирались они при этом на позитивизм… Популярности позитивизма способствовали успехи естественных наук, замечательные открытия того времени в области биологии (учение Дарвина), физиологии, медицины и т. п. Эти открытия были использованы для подкрепления философского позитивизма, для обоснования чисто биологического, физиологического воззрения на человека…

Формирование натурализма как самостоятельного художественного метода в 50-е – 60-е годы происходит через посредство литературного натуралистического течения… С 60-х годов, когда сложилось натуралистическое литературное течение, натурализмом окрестили любое искусство, связанное с изображением реальных фактов…» Однако «на фоне Бальзака, на фоне могучих обобщений реализма натуралистические «истории болезней» неминуемо казались сужением, измельчанием, приземлением» ².

Таково установившееся представление – и с этим представлением нет оснований спорить – о натурализме как о литературном течении конца XIX века. Течении, которое ассоциируется с именами Золя, братьев Гонкур, Гюисманса и даже такого теоретика, как Ипполит Тэн, и которое имеет твердую основу в позитивизме и обычно связывается с физиологизмом в трактовке жизни и переживаний людей, взгляда на мир и человека.

В 40 – 50-х годах нашего столетия представление о натурализме практически сблизилось с представлением о модернизме. Наличия даже элементов натурализма в той или другой книге было достаточно, чтобы объявить ее написанной на основе модернистского метода³.

Сегодня дело с натурализмом обстоит много сложнее, и снимать вопрос о реализме того или другого произведения и тем более творчества того или другого автора на основании наличия в нем элементов натурализма совершенно невозможно, поскольку в литературах Запада элементы натурализма можно найти едва ли не в каждой книге, написанной авторами, метод которых мы в целом и с полным на то основанием определяем как реалистический.

Именно поэтому мы имеем все основания – применительно к западным литературам – говорить, что наряду с натурализмом как литературным течением существует и натурализм в описании отдельных сцен, передаче отдельных мотивов в произведениях, справедливо называемых реалистическими.

Реалистичны ли роман Дж. Джонса «По первому зову» (1978) или «Женщина французского лейтенанта» (1969) Дж. Фаулза? Или рассказы и романы Х. Кортасара, или «Пристанище» (1977) Р. -П. Уоррена? Конечно, да. Вместе с тем все эти книги содержат большую долю натурализма. Здесь приведено всего несколько примеров, – их ряд можно продолжить, обратившись к творчеству писателей разных стран и разной художественной индивидуальности. Не будучи представителями натуралистического искусства, многие прозаики, драматурги и даже поэты прибегают сегодня к приемам натуралистического письма. Часто этого требует избранный ими предмет изображения. В какой иной манере, скажем, можно изобразить лагеря смерти, в которых погибли миллионы людей в дни второй мировой войны, или газовые камеры, или пытки в фашистских застенках? Писатели Запада, рисовавшие фронтовые будни во время второй мировой войны или национально- освободительную борьбу в любой из стран, не освободившихся от гнета колониализма, нередко прибегали к натуралистическим приемам, дабы передать уродливую и страшную правду жизни. Трудно представить себе Южный Ливан или улицы Ольстера изображенными без элементов натурализма.

В качестве классического, типологического примера может послужить «Огонь» Анри Барбюса – роман, написанный почти семь десятилетий назад. Известно, что Ленин дал высокую оценку этой книге как произведению революционной направленности⁴. Ее идейное содержание не вызывает и не может вызвать никаких разночтений, вместе с тем именно в «Огне», написанном очевидцем и участником первой империалистической войны, не только нельзя не увидеть четкие, явные черты натуралистического изображения, но и столь же невозможно представить их отсутствие. В определенном контексте они художественно оправданны и необходимы. Весьма характерен в интересующем нас плане и роман Э. -М. Ремарка «На западном фронте без перемен».

Натуралистические пласты и мотивы в нем очевидны, однако же, нет оснований причислять его к произведениям натуралистического течения в литературе. Та же откровенность в изображении жестоких картин действительности свойственна знаменитому роману Р. Олдингтона «Смерть героя». Специального рассмотрения заслуживают книги Драйзера, назвать которого натуралистом едва ли было бы основательно. Наконец, такой крупнейший писатель США, как Фолкнер, оказавший огромное влияние на ряд американских (да и не только американских) авторов, до сих пор заставляет исследователей говорить о натуралистических элементах в его произведениях, в особенности ранних. Если проблема метода Фолкнера – проблема, решаемая различными критиками далеко не однозначно, то названные выше писатели не вызывают столь же серьезных споров.

Все это дает основания утверждать, что натурализм как течение, сформировавшееся в 60-х годах прошлого столетия, и натурализм как прием, к которому обращаются писатели-реалисты XX века, разошлись не сегодня. Однако в последние десятилетия этот разрыв выявляет себя с особенной отчетливостью, что не всегда принимается во внимание, когда встает вопрос о месте натуралистических мотивов в реалистической литературе наших дней⁵.

Сравним роман Г. Грина «Власть и слава» (1940) и роман У. Стайрона «Софи делает выбор» (1979). Их разделяет почти сорок лет, и книги эти по содержанию и форме очень отличны. И, тем не менее, как в одной, написанной еще в сороковом году, так и в другой, вышедшей не так давно, большое число натуралистических сцен, выделяющихся на общем реалистическом фоне их текста.

Действие «Власти и славы» – одного из наиболее сильных романов Грина – происходит в сердце Мексики в дни подъема антиимпериалистического и антифеодального движения – в середине 30-х годов. Католическое духовенство, служившее опорой для наиболее реакционных слоев мексиканского общества, было тогда объявлено вне закона. В поисках католических священников, прячущихся от правосудия, народная милиция прочесывает страну. Один из этих священников – главный персонаж романа, по имени он так и не назван – в течение длительного времени скитается по стране; но, в конце концов, его арестовывают, а вскоре и казнят.

С большой силой рисует Грин ту тюремную камеру, в которой оказывается этот священник, прозванный мексиканцами попом-пьяницей. Оборванный, почти потерявший человеческий облик, он заслуживает строгого наказания, но в то же время вызывает сострадание. Читая страницы, где описывается тюремная камера, невольно вспоминаешь опять-таки «Огонь» Барбюса – та же смелость в изображении неприглядных сторон жизни, та же беспощадность натуралистического письма. И понимаешь, что краски, использованные Грином, не могли быть иными: последние дни попа-пьяницы, как и его последнее обиталище, требовали именно такой, натуралистической манеры. В то же время назвать роман в целом натуралистическим нет оснований.

…Роман У. Стайрона «Софи делает выбор». Сцена в одном из фашистских лагерей смерти, когда Софи предстоит выбрать, кого из своих двоих детей оставить в живых, бесчеловечно-циничное обращение с нею молодого немца, исполняющего «волю фюрера», – сцена, тоже решенная натуралистически. Как видим, изменилась обстановка действия и само действие, но ключ, в котором они передаются, остается тем же, – писатели прибегают к натуралистическим описаниям тогда, когда этого требует, с их точки зрения, содержание изображаемого.

Быть может, один из наиболее убедительных примеров использования натуралистических приемов в тексте реалистического произведения – роман Л. Хилла «То зло, которое может творить человек», опубликованный в Канаде в 1977 году. Автор этой книги, которая оставляет далеко позади образцы готического романа, у нас мало известен, как и данная книга, написанная в жанре детектива, но имеющая глубокое обличительное содержание. В романе «То зло, которое может творить человек» сочетаются черты социально-политического критицизма с натуралистическим изображением пыток в фашистских застенках. Изобретателем этих пыток выступает некий «Доктор». Его ремесло делает его неуязвимым: как «специалиста» его приглашают и в другие реакционные государства. И если Доктора настигает, в конце концов, возмездие – он погибает от руки Холленда, имеющего счеты к таким, как он, – то главное в романе не образ Холленда, а облик и «деятельность» страшного зверя в человеческом обличье – Доктора. Не может удивить, что Хилл прибегает в своей книге к натурализму, – иными средствами было бы труднее дать сколько-нибудь точное представление о человеке, способном на любое зверство, измышляющем новые и новые мучения для своих жертв.

Хилл, безусловно, убежденный антифашист. Отношение его к империалистическим странам (и прежде всего к США) вполне однозначно. Примечательно в романе и другое: положительные персонажи в нем (Холленд, его помощница Риана Рид) – представители борющихся кругов латиноамериканских стран, оба мстители за погибших борцов за освобождение. Правда, можно было бы сказать, что Хилл намеренно противопоставил в романе две фигуры, как бы подсказывая, что и тот и другой персонаж (Доктор и Холленд) в чем-то равны, но это не так: действительная мишень обличения только Доктор, его приспешники и главным образом, конечно, стоящие за ними общественные и политические силы. Недаром в книге показано содействие, которое мстителям оказывают люди из Гватемалы, где разыгрывается последний акт кровавой трагедии «деятельности» Доктора.

1. В одной из работ я уже писала о том, что доктрину натурализма сформулировала первой Джордж Элиот (в Англии) и после того, как писательница очень быстро начала от нее отходить, сама доктрина – через Золя – была принята во Франции. См.: В. Ивашева, Английский реалистический роман XIX века в его современном звучании, М, 1974.[↩]
2. «История зарубежной литературы XIX века», ч. II, М., 1983, с. 53, 54.[↩]
3. Данная статья не претендует на решение проблемы натурализма как метода. Она – результат моих наблюдений, заметки о бытовании натурализма, его функциях в литературах Запада последних четырех десятилетий.[↩]
4. См.: В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 39, с. 106.[↩]
5. К сказанному выше следовало бы еще добавить, что для писателей капиталистического Запада характерна большая откровенность в изображении всего, что связано с сексом.[↩]