К истории отношений Горького и Блока

В 92-м томе «Литературного наследства» статья предваряет публикацию помет Горького на книгах, сохранившихся в личной библиотеке писателя: А. Я. Цинговатов, А. А. Блок. Жизнь и творчество, Госиздат, М. – Л. 1926; А. Я. Цинговатов, Блок и современный Запад. Оттиск из журнала «Современник», 1923, N 2; «Дневник Ал. Блока». Под ред. П. Н. Медведева, т. 1. 1911 – 1913, т. 2. 1917 – 1921, Изд. писателей в Ленинграде, 1928.

История личных и творческих отношений А. М. Горького и Блока, в достаточной мере изученная¹, может быть дополнена и в некоторых существенных моментах уточнена, если мы примем во внимание всю совокупность историко-литературных фактов, в первую очередь ставших известными в недавние годы. Это относится к публикации переписки Горького и Леонида Андреева, в которой впервые выяснилась сложная позиция Горького по отношению к Блоку в период 1907 – 1911 годов²; публикации писем Блока к жене, из которых впервые стало известно о том решающем значении, которое придавал поэт своему участию в горьковских сборниках «Знание» ³; публикации переписки Горького в А. В. Луначарского, содержащей новые сведения о деятельности Горького, направленной на облегчение участи Блока в последние дни его жизни⁴; публикации дневниковых записей-заметок Горького о Блоке, относящихся к 1925 – 1930 годам⁵, периоду интенсивной работы писателя над своим итоговым произведением – романом «Жизнь Клима Самгина», и др.

Эти сведения должны быть, очевидно, дополнены фактами прямого обращения писателей к творчеству друг друга. Речь идет о личных библиотеках Горького и Блока, сохранивших реальные свидетельства отношений писателей. Сопоставительное изучение соответствующих разделов этих библиотек могло бы внести некоторые коррективы в историю отношений Горького и Блока, в особенности послеоктябрьского периода.

Нуждается в уточнении само содержание проблемы «Горький – Блок», – следует, очевидно, говорить о сложности и драматизме в отношениях этих художников, у каждого из которых был свой путь и в жизни, и в творчестве, и в революции. Однако при всем различии идейно-эстетических воззрений Горький и Блок часто шли навстречу друг другу, искали возможности, если воспользоваться определением Горького, «контакта» друг с другом⁶.

Смена взаимных притяжений и отталкиваний, порою одновременное их сосуществование, которыми характеризуется реальная история отношений писателей, имела в своей основе их творческие устремления, в первую очередь демократическую направленность идейно-художественных поисков, глубокое чувство сопричастности судьбам своей Родины.

Первые выступления Блока в печати, связанные с именем Горького, относятся к 1995 году. В этих выступлениях при всей их положительной направленности (Блок высоко оценил «Рассказ Филиппа Васильевича» Горького, увидев в нем «какую-то истинную грусть, а может быть большую радость, более совершенную, чем в обычном, немного абстрактном, пафосе Горького, – особенно за последние годы», – V, 559)) обнаруживается тенденция, которая более полно проявится в последующих критических высказываниях Блока о Горьком. Вспомним, писал Блок в рецензии на книгу нижегородской писательницы Мирэ «Жизнь», в развитие своего тезиса об «абстрактном пафосе Горького», «что Горький подал сигнал к своему теперешнему падению именно тем, что, искренно ненавидя абстрактное, бездушное, рабское, – он сам своей рукой загнал себя на какую-то отвлеченно-моральную кафедру вод кулак какого-то огромного, прожорливого и бессмысленного деспота – «человека», который, несмотря на свою дебелость, все-таки остался абстракцией и пустотой. Позволено ли покидать прекрасный и свободный ужас Вечной Матери-Земли для рабства кажущемуся «прогрессу»?» (V, 585).

В этой оценке важно обратить внимание на лежащее в ее основе представление поэта о своей художественной, творческой противоположности Горькому: в письме к матери Блок сообщит, что он «выругал Горького» в этой рецензии, добавив при этом (в зачеркнутом варианте строки), что «новая пьеса Горького («Дачники». – А. К.), кажется, о нас, декад[ентах]…» ⁷.

Однако эта оценка Горького – с точки зрения «нас, декадентов» – не помешала Блоку при первой же встрече с писателем с большой симпатией и интересом воспринять его человеческую личность: «Сегодня из всего многолюдного собрания (речь идет о собрании, посвященном проекту организации театра «Факелы». – А. К.), – писал Блок Андрею Белому 3 января 1906 года, – мне понравился только Максим Горький, простой, кроткий, честный и грустный… Где-то в нем брезжит и «Максимка», а грусть его происходит во многом оттого, по-моему, что он весь захватан какими-то руками – полицейскими, что-ли?» (VIII, 147).

Этот интерес к личности писателя усилил, можно предположить, поиски внутреннего, творческого контакта с ним. Блок буквально «изучает» в те годы «реалиста» Горького. «Он обложился зелеными книжками «Знания», презираемого у эстетов, – свидетельствует современник, – внимательно перечел всю беллетристику реалистов и дал ряд очерков о Горьком и других. Это был прямой шаг на волю из узкого круга эстетизма, который его душил» ⁸. 25 июня 1906 года он сообщает Е. П. Иванову о том, что читает Горького (наряду с Сологубом, Гамсуном и Гауптманом), замечая: «Трое» были для меня важны» (VIII, 157).

Именно к этому времени у Блока возникает своя концепция Горького как «писателя из народа», которую поэт будет отстаивать и развивать до конца жизни. Впервые она была сформулирована им в одном из писем 1906 года, С. М. Городецкому, о содержании которого мы узнаем по ответу адресата, датированному 28 июня 1906 года (письмо Блока не сохранилось): «Фома Гордеев» – последнее нужное произведение», – цитирует Городецкий слова Блока, рассуждающего о новых путях искусства, связанных, по мысли поэта, с «реализмом»; «Искусство должно изображать жизнь» ⁹. Несколько позднее Блок в статье «О драме» (1907) подтвердит высокую оценку повести Горького, выделив среди всех пьес писателя пьесу «На дне», в которой, как говорится в статье, – «писатель остается на высоте «Фомы Гордеева» и «Троих» (V, 173).

В письмах и литературно-критических статьях поэта упоминаются почти все вышедшие к тому времени произведения Горького: «Фома Гордеев», «Трое», «Мальва», «Челкаш», «Мои интервью», «Товарищ», «Мать», «На дне», «Дачники», «Дети солнца», «Враги», «Варвары», «Исповедь», «Землетрясение в Калабрии и Сицилии».

Попыткой разгадать «секрет Горького» – именно это слово употребляет Городецкий в цитированном письме, ссылаясь на слова самого Блока, – было известное выступление поэта о Горьком «О реалистах» (1907). Смысл этого выступления заключался не только я не столько в «защите» Блоком Горького от нападок реакционных и декадентствующих писателей, на что обращают внимание все пишущие на эту тему. Хотя были в этой статье, безусловно, и «защита» Горького, и «нападки» на него, в том числе и со стороны самого Блока. «Убедиться в том, что Горький потерял прежнюю силу, – читаем мы в этой статье, – очень нетрудно: стоит прочесть те небольшие вещи, которые он поместил в сборниках «Знания» за прошлую зиму. Последние из этих вещей – «Мои интервью», «Товарищ» и «Мать»… Стыдно то, что Горький дает в руки своим бесчисленным врагам слишком яркое доказательство своей бессознательности» (V, 99).

Кстати сказать, сам Горький обратил внимание именно на этот, «отрицательный» пафос статьи Блока. Через двадцать лет после появления ее Горький писал в статье «О пользе грамотности»: «…Враги читали и знали друг друга; и если А. А. Блок писал рецензию, скажем, о Горьком, так Горький в этой рецензии находил кое-что технически полезное для себя» (24, 323 – 324). Можно предположить, что Горький «не заметил» в статье Блока другой, конструктивной направленности, – впрочем, возможно, умолчав о ней, он выразил тем самым свое неприятие ее.

Концепция Горького в этом выступлении Блока впервые получила развернутое и глубокое истолкование. «Я утверждаю… – писал Блок, – что если и есть реальное понятие «Россия», или, лучше, – Русь… то есть если есть это великое, необозримое, просторное, тоскливое и обетованное, что мы привыкли объединять под именем Руси, – то выразителем его приходится считать в громадной степени- Горького… Горький больше того, чем он хочет быть и чем он хотел быть всегда, именно потому, что его «интуиция» глубже его сознания: неисповедимо, по роковой силе своего таланта, по крови, по благородству стремлений, по «бесконечности идеала»… и по масштабу своей душевной муки, – Горький – русский писатель» (V, 103).

Особую роль в эволюции Горького Блок отводил «Исповеди», «знаменующей собою очень резкий поворот этого писателя на его единственно ценный путь, на путь художника» (V, 338) ¹⁰.

Впрочем, рассуждения о Горьком-художнике имели в концепции Блока совсем особый смысл. Даже «слова Блока «а художник в Горьком еще и не начинался»… означали скорее хвалу, открывая какие-то возможности для него в будущем, какие обыкновенные художники не имели» ¹¹, – писал М. Пришвин Горькому в 1926 году, вспоминая о событиях двадцатилетней давности.

В статье «Народ и интеллигенция» Блок скажет об особом предназначении писателя, отступающем перед его художественными возможностями и стремлениями: «Я остановился на Горьком и на «Исповеди» его потому, что положение Горького исключительно и знаменательно, это писатель, вышедший из народа, таких у нас немного» (V, 321).

Таким образом, концепция Горького, содержащаяся в статьях и выступлениях Блока 1906 – 1908 годов, органически войдет в систему собственных идейно-эстетических взглядов поэта. Литературная судьба Горького – так, как она виделась Блоку в первые годы революции, – даст реальное подтверждение этим взглядам и внутреннее глубокое обоснование самого приятия Блоком революции.

Годы 1911 – 1916 не внесли каких-либо существенных изменений в историю отношений Блока к Горькому. Стоит отметить лишь два факта: записи Блока в Дневнике 3 и 4 марта 1912 года: «…Сегодня утром – уже частичный ответ на наши вчерашние речи – фельетон М. Горького в «Русском слове». «Спасибо Горькому и даже – «Звезде». После эстетизмов, футуризмов, аполлонизмов, библиофилов – запахло настоящим» (VII, 1311. В этих записях речь идет о статье Горького «О современности», внутренний пафос которой оказался созвучен настроениям Блока – в первую очередь, очевидно, мысль писателя о противоположности жизненных устремлений «народа» и «интеллигенции». (Эта статья Горького вошла в первое и второе издания его книги «Статьи 1905 – 1916 гг.»; второе издание книги («Парус», Пг. 1918) сохранилось в личной библиотеке Блока, с его многочисленными пометками; отмечены и некоторые места этой статьи¹².)

При чтении Дневников Блока Горький обратил внимание на эту запись, констатировав, очевидно, указанное внутреннее совпадение взглядов.

22 февраля 1916 года Блок написал П. С. Сухотину: «Прочтите «Детство» Горького – независимо от всяких его анкет, публицистических статей и прочего. Какая у него была бабушка! Я хотел об этом Вам напомнить и устно, да забыл…» (VIII, 456). Книга Горького «Детство» («Жизнь и знание», Пг. 1915) также сохранилась в личной библиотеке Блока с надписью: «СПб., 1916. А. Блок».

В 1919 году личные я творческое отношения писателей достигли наконец желаемой полноты и завершенности. Знакомство их Могло состояться и раньше, в 1915 – 1916 годы, когда Горький привлек Блока к редактированию сборников национальных литератур. Однако личные, почти ежедневные, контакты относятся к 1919 году.

А. А. Кублицкая-Пиоттух, мать Блока, писала в одном из писем 1919 года: «Часто видится (Блок. – А. К.) с Горьким. Отношения, кажется, хорошие…» Тогда же она констатировала: «На днях чествовали Горького – пятидесятилетие его… Саша произнес ему приветствие прекрасное… Наконец-то они сговорились и в некоторой степени оценили друг друга…» ¹³

В Записных книжках Блока имя Горького упоминается 74 раза, из них 48 упоминаний приходится на 1919 год. Большая часть их связана с активной работой Блока в организованном Горьким издательстве «Всемирная литература» и связанных с ним издательских начинаниях Горького. Известный ряд сведений о деловых, дружеских отношениях писателей может быть подтвержден письмом Блока Горькому, публикуемым здесь впервые:

«Многоуважаемый Алексей Максимович!

В пятницу в 1 час мы все соберемся для обсуждения списков. Так как Гржебин хотел, чтобы и в составлении Списка участвовал еще один член коллегии, то я постараюсь добыть к пятнице Иванова-Разумника, на основании вчерашнего разговора с Вами. Большинство – за него, а меньшинство против него ничего не имеет. Не знаю, придет ли он, когда я его видел, он был совсем болен.

Преданный Вам

Ал. Блок» ¹⁴.

Текст написан на листе бумаги, сложенном вчетверо, с надписью на обороте «Алексею Максимовичу»; к тому же он не датирован, что не было свойственно Блоку, – это дает основание предположить, что обращение к Горькому представляет собой не письмо, а записку, переданную адресату на одном из редакционных заседаний. Судя по содержанию, записку можно датировать 19 – 28 ноября 1919 года, когда Блок занимался по поручению Горького составлением списков произведений русской литературы для Издательства Гржебина – сначала в количестве 100 томов, затем 250 (ЗК, 481 – 482). 23 декабря 1919 года, как записывает Блок, «гржебинская коллегия прекратилась» (ЗК, 483). Упоминание имени Иванова-Разумника в этом письме, очевидно, связано с желанием Блока примирить Горького с одним из старых его идейных литературных противников; 24 ноября 1919 года Блок записывает: «Утром – Иванов-Разумник (разговор о «компромиссе»). – Окончены два списка» (ЗК, 481); 28 ноября продолжает эту тему: «Горький, Иванов-Разумник. Наконец я их пробую опять соединить, оба топорщатся» (ЗК, 481). (Заметим, что этот замысел Блока о «примирении» действительно не удался: в романе «Жизнь Клима Самгина», над которым писатель работал уже позднее, начиная с 1925 года и до конца жизни, содержалась открытая полемика со взглядами Иванова-Разумника, чем и был подведен итог этому несостоявшемуся замыслу. Горький неоднократно возвращается здесь к позиции Иванова-Разумника, рассматривая ее как типичное выражение взглядов буржуазной интеллигенции.)

В этот период усиливается интерес Блока к Горькому – к художнику и человеку – и в том плане, о котором упоминалось выше: с точки зрения формирования взглядов Блока на предназначение художника в эпоху Революции, эпоху, в представлении поэта, крушения цивилизации и гуманизма и победы стихийных начал в жизни (см. VI, 93 – 115).

Воспоминания Горького о Блоке построены на воспроизведении бесед с поэтом: «…Дважды в неделю сижу рядом с ним (с Блоком. – А. К.) на редакционных собраниях «Всемирной литературы». О чем же они беседовали? Блок записывает очень скупо: «Горькому нравится «Катилина»; «Горький рассказывает об общем положении и о Финляндии»; «Политические рассказы Горького» (ЗК, 451, 452, 455) и т. д. Горький более подробно воспроизводит содержание этих бесед – о судьбах гуманизма в современную эпоху, будущем человека, возможностях сохранения его психической энергии, о нравственных законах, строении мироздания – и о своем, сокровенном: «Уже в «Городке Окурове» заметно, что вас волнуют «детские вопросы» – самые глубокие и страшные!..

Он – ошибается, но я не возражал, пусть думает так, если это приятно или нужно ему» ¹⁵.

В августе 1919 года Блок подарит Горькому, наряду с другими своими книгами, книгу статей «Россия и интеллигенция». В предисловии к ней, датированном 14 ноября 1918 года, поэт скажет об особом смысле антитезы «Россия и интеллигенция», в которой первое понятие «наиболее близко определяют… слова: «народ», «народная душа», «стихия», но каждое из них отдельно все-таки не исчерпывает всего музыкального смысла слова Россия. Точно так же и слово «интеллигенция»… опять-таки, особого рода соединение, которое, однако, существует в действительности и, волею истории, вступило в весьма знаменательные отношения с «народом», со «стихией», именно – в отношения борьбы» (VI, 453). Смысловой и образный строй этого предисловия возвратит нас к идейно-эстетической концепции Блока 1907 – 1908 годов – в новом, обогащенном событиями Революции, виде. Особая роль в этих отношениях, по мысли Блока, будет принадлежать Горькому. В надписи на этой книге Блок выразит свои сокровенные раздумья: «Алексею Максимовичу Пешкову книжка, случайно оборвавшаяся на январе 1918 года, а конца ей – не видно. С глубоким уважением и преданностью Ал. Блок. VIII 1919» ¹⁶.

Продолжение ей – то есть теме этой книги – будет намечено в приветственном слове Блока Горькому, произнесенном в марте 1919 года, в связи с 50-летием писателя: «Судьба возложила на Максима Горького, как на величайшего художника наших дней, великое бремя. Она поставила его посредником между народом и интеллигенцией, между двумя станами, которые оба еще не знают ни себя, ни друг друга… Позвольте пожелать Алексею Максимовичу сил, чтобы не оставлял его суровый, гневный, стихийный, но и милостивый дух музыки, которому он, как художник, верен» (VI, 92). Однако и это «продолжение», очевидно, не завершено: по смыслу оно находится где-то у начала новых идейно-эстетических исканий поэта…

В апреле 1919 года, в связи с юбилеем Горького, Издательством Гржебина была задумана «Книга о Горьком».

Эта книга не была издана. По позднейшему свидетельству одного из редакторов ее, К. И. Чуковского, это произошло потому, что «Алексей Максимович, по своей щепетильности, не дал разрешения Гржебину печатать ее… У меня где-то есть записи Блока, как редактора книги» ¹⁷. Предполагалось участие Блока в «Книге о Горьком» не только как редактора, но и как автора основной статьи о писателе. Этот замысел не был осуществлен. Сохранилось мало документальных материалов, позволяющих представить возможное направление работы поэта. Впервые о замысле ее Блок упомянул в записи 9 апреля 1919 года: «3 часа – к Горькому по поводу книги о нем…» (ЗК, 455). Последующие записи дают некоторое представление о процессе этой работы: «Чтение бумаг Горького (тяжелое чувство)», «Книги Горького от Гржебина», «Нет ли у Горького мужицких писем к нему?», «Книги Горького. С Гржебиным о книге», «Мысли о Горьком (для книги)», еще «Книги Горького», «Занятие Горьким («Челкаш» и «Мальва» и др.)», «Чит[ал] «Несвоевременные мысли». И наконец, 16 ноября: «Очень тяжелые мысли о Горьком. – Нет, буду ждать знаков – знамений» (ЗК, 455 – 480).

Из сообщения Д. Максимова известно, что в «архиве Блока в ИРЛИ имеется небольшая папка: «Материалы для книги о Горьком». В этой папке содержится выписанный кем-то из юбилейного сборника Московской духовной академии отзыв В. О. Ключевского о Горьком, а также два листка собственноручных выписок Блока из бумаг горьковского архива. Выписки эти датированы Блоком апрелем – маем 1919 года¹⁸. Первый документ, упомянутый в этом перечне, представляет собою запись беседы Елпидифора Барсова (члена императорского Общества истории и древностей российских, близкого Ключевскому человека) с Ключевским, состоявшейся 25 сентября 1907 года (она опубликована в кн.: «У Троицы в Академии. 1814 – 1914». Юбилейный сборник исторических материалов. Изд. б. воспитанников Московской духовной академии, тип. Т-ва И. Д. Сытина, М. 1914, стр. 622 – 693); запись озаглавлена «Мнение о Горьком». Ключевский в этой беседе повторяет суждение о Горьком, распространенное в среде либеральной, мелкобуржуазной интеллигенции. «Горький – это пропаганда, – говорит он. – А пропаганда – не литература». Трудно установить, что привлекло Блока в этом отзыве известного историка, почему из сотен других высказываний интерес у него вызвало это, отчетливо не приемлющее пролетарского писателя.

1. См. работы: Е. Малкина, Александр Блок о Максиме Горьком, «Звезда», 1937, N 6; И. Сергиевский, Горький и Блок, «Литературный критик», 1938, N 1; Н. Венгров, А. Блок и М. Горький, «Горьковские чтения. 1953 – 1957», Изд. АН СССР, М. 1959; Д. Максимов, К вопросу об А. Блоке и М. Горьком, в его кн. «Поэзия и проза Ал. Блока», «Советский писатель», Л. 1975. Кроме того, этой темы касаются авторы монографических исследований: Л. И. Тимофеев, А. А. Блок, Изд. МГУ, 1957; Е. Б. Тагер, Творчество Горького советской эпохи, «Наука», М. 1964; З. Г. Минц, Лирика Александра Блока, изд. Тартуского университета, 1965.[↩]
2. «Литературное наследство», 1965, т. 72. «Горький и Леонид Андреев. Неизданная переписка», стр. 284, 287 – 300, 307 – 310, 329 – 334.[↩]
3. «Литературное наследство», 1978, т. 89. «Александр Блок. Письма к жене», стр. 196 – 210. [↩]
4. «Литературное наследство», 1971, т. 80. «В. И. Ленин и А. В. Луначарский. Переписка. Доклады. Документы», стр. 260 – 261, 292 – 294.[↩]
5. М. Горький, Полн. собр. соч. Варианты к художественным произведениям, т. 5, «Наука», М. 1977, стр. 583, 592, 662, 700 – 701; т. 6, стр. 453.[↩]
6. Это слово употребил Горький уже в 30-е годы, говоря (в письме К. Федину от 9 ноября 1930 года) о том, что у него «с Блоком «контакта» нет. Возможно, что это – мой недостаток», – М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 30, Гослитиздат, М. 1956, стр. 192. (В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.) Вообще применительно к Блоку Горький чаще пользовался другим словом – «понимание». Так, в дневниковой записи Блока приведены слова, сказанные Горьким после прослушивания доклада Блоха «Гейне в России» в 1919 году (идеи доклада были подробно развернуты поэтом в знаменитом выступлении «Крушение гуманизма»): «Между нами – дистанция огромного размера, я – бытовик такой, но мне это понятно, что вы говорите, я нахожу доклад пророческим…» (VII, 356). См. также в письме Горького И. Груздеву от 29 октября 1930 года: «…Писать о Блоке – не буду. Понимаю я его плохо, вижу в тумане…» («Архив А. М. Горького», т. XI, «Наука», М. 1966, стр. 257).[↩]
7. «Письма Александра Блока к родным», т. I, «Academia», Л. 1927, стр. 140. [↩]
8. С. Городецкий, Воспоминания об Александре Блоке, «Печать и революция», 1922, N 1, стр. 84.[↩]
9. Цит. по публикации И. Зильберштейна: «Литературное наследство», т. 89, стр. 385 – 386.[↩]
10. Мы имеем и косвенное подтверждение высокой художественной оценки Блоком повести Горького. С. С. Кондурушкин в письме Горькому от 17 июля 1908 года сообщал: «<…> Был я на днях у Чулкова. Разговор был об Вас в связи со статьей Чулкова в «Речи»: «Правда о Горьком». На мой взгляд, в его статье есть несомненные достоинства. Например: справедливо отметил он, что Горький – один из самых верующих современных писателей. Но втроем мы (я, Блок и В. В. Розанов) осуждаем у Чулкова некоторые места фельетона. Между прочим, и Блоку, и Розанову, как и мне, глубоко трогательной кажется сцена с монахиней. Чулков этого не понимает, как, по-видимому, трудно понять ему и многое другое в жизни и литературе. Уж очень он весь выдуманный <…>» (Архив А. М. Горького ИМЛИ им. А. М. Горького, КГ-п 37 – 2 – 2).[↩]
11. «Литературное наследство», 1963, т. 70, стр. 331. [↩]
12. Личная библиотека А. Блока хранится в Пушкинском доме в Ленинграде.[↩]
13. Письма А. А. Кублицкой-Пиоттух М. А. Бекетовой от 5 апреля 1919 года и 17 мая 1919 года цитируются по публикации в кн.: Д. Максимов, Поэзия и проза Ал. Блока, стр. 519.[↩]
14. Архив А. М. Горького, КГ-п 9 – 5 – 1.[↩]
15. М. Горький, Полн. собр. соч. Художественные произведения в 25-ти томах, т. 17, «Наука», М. 1973, стр. 224.[↩]
16. Факсимиле дарственной надписи воспроизведено в статье Н. Венгрова «А. Блок и М. Горький», стр. 202 – 203.[↩]
17. Цит. по публикации Д. Максимова в кн.: «Поэзия и проза Ал. Блока», стр. 521.[↩]
18. Д. Максимов, Поэзия и проза Ал. Блока, стр. 520 – 521. См. также: «Чукоккала», «Искусство», М. 1979, стр. 198.[↩]