«…Изображать характер и дух действительности…» (Из переписки). Вступительная статья, перевод в примечания Б. Гиленсона.

Изданный некоторое время назад Пенсильванским университетом трехтомник переписки Драйзера¹ почти за полвека (1897 – 1945) включает в себя около 600 писем, не публиковавшихся ранее, примерно треть общего числа хранящихся в архиве.

Письма образуют в совокупности широкую, многообразную панораму творчества писателя, позволяя полнее и значительно яснее проследить его путь – сложный, зачастую противоречивый и мучительный, который в итоге представлял движение вперед, от одной завоеванной ступени к другой. Они еще раз подтверждают, что приход Драйзера к коммунизму был проявлением логики его жизни, исполненной мужества и творческого дерзания.

Приведенные ниже письма – лишь малая часть из тех, в которых затронуты вопросы литературы и искусства. Писатель предстает в них гражданином, реалистом и правдоискателем, стремящимся постичь сложные законы человеческого бытия. Таким был он с самого начала и до конца. «Не будь Драйзера, никто из нас – за исключением тех, кому захотелось бы угодить в тюрьму, – вероятно, не решился бы изображать всю красоту и весь ужас жизни», – говорил Синклер Льюис в речи при вручении ему Нобелевской премии по литературе в 1930 году.

Создавая свои суровые и ёмкие полотна, Драйзер шел к синтетическому видению действительности – от мозаичности, «новеллистичности», свойственных американской литературе прошлого столетия. Вдохновляющими образцами для молодого писателя были Бальзак с его энциклопедизмом исследователя и социолога, Гарди с его острым ощущением трагизма человеческого бытия в мире лжи и условностей, Толстой, срыватель «всех и всяческих масок». Несмотря на отдельные несправедливые суждения (например, о Твене и некоторых других писателях), Драйзер в своих оценках американской литературы отстаивал реализм таких глубоко национальных мастеров, как По и Уитмен, Торо и Брет Гарт и др.

Письма свидетельствуют о том, что Драйзер в пору молодости испытал влияние спенсерианства и механистического детерминизма. И объяснение этому обстоятельству надо искать прежде всего в том, что он жил в стране, где философия нередко послушно перепевала «модные» европейские теории, а революционная мысль страдала теоретической слабостью. И хотя родимые пятна этих заблуждений ощутимы и у позднего Драйзера, важно, что многое он сумел изжить и отбросить. В преодолении собственных противоречий, в усвоении нового – заключался пафос его развития как писателя и мыслителя. Его характеристика замысла «Американской трагедии» (в письме к Г. Смиту от 25 апреля 1931 года) показывает, сколь глубоко вскрывает он диалектику связей между психологией личности и общественной средой.

Со страниц «Писем» встает образ писателя, находящегося в кипении литературных споров и борьбы. Среди его корреспондентов – Шервуд Андерсон и Г. Л. Менкен, Э. Ли Мастере и Майкл Голд, Э. Синклер и У. Сароян, Р. Ларднер и Дж. Стейнбек, из-за рубежа к нему обращаются А. Барбюс и Диего Ривера, С. Эйзенштейн и А. Фадеев. На его глазах набирала силу прогрессивная литература 30-х годов («красного десятилетия», как его с неудовольствием называет буржуазная критика), и из писем мы узнаем, как тепло, с искренней заинтересованностью приветствовал Драйзер и «Гроздья гнева» Стейнбека, и первые пьесы А. Мальца, и публицистическую сатиру Майка Куина, неизменно выступая в защиту искусства жизненной правды.

Анализ «Писем» должен стать предметом специального исследования. Они ценны не только как литературный, но и как общественно-политический документ эпохи, отмеченный многими замечательными прозрениями писателя.

Это он, Драйзер, незадолго до смерти предостерегал об опасности третьей мировой войны и уже в 1945 году подчеркивал, что судьбы мира зависят от взаимоотношений СССР и США. Тогда он писал: «Наши два народа Должны жить в мире и дружбе». Драйзер не отделял в себе художника от политического борца. Он принадлежит к той славной плеяде американских писателей, подобных Джону Риду, Линькольну Стеффенсу, Уильяму Дюбуа, которые умом и сердцем поняли, что будущее мира – в коммунизме. Читая его «Письма» и оценивая путь писателя, видишь, сколь принципиально важен для мастеров культуры Запада пример Драйзера.

Текст писем печатается с небольшими сокращениями.

Г. Л. МЕНКЕНУ².

13 мая 1916 года, Нью-Йорк.

Я вижу, что вам хочется серьезно поговорить со мной обо всей моей работе, но поскольку мы сейчас не рядом, я ограничусь несколькими замечаниями. «Сестра Керри» была написана зимой и весной 1899 – 1900 годов. Я никогда не слышал о «Мак Тите» и Норрисе до тех пор, пока не закончил романа и не отправил его Харперу и братьям, которые незамедлительно отвергли его в очень резкой форме. Затем я отнес его Даблдею, Пейджу и К? и оставил. Как это ни странно, у Фрэнка Даблдея, сидевшего в той самой конторе, которую обычно занимал Уолтер Пейдж. Я был совершенно зеленым юнцом в подобных делах и помню, как он взглянул на меня со снисходительной и самодовольной улыбкой. За это мне и нравится Даблдей. Он такой грузный, добродушный шутник.

Спустя неделю после того, как я передал «Сестру Керри» Харперам, нас навестила Роза Уайт, сестра мистрис Драйзер. Она читала «Мак Тига», который ей нравился. Роза, женщина незаурядная как в интеллектуальном, так и во всех других» отношениях, уговорила меня также прочесть ее. Эта книга потрясла меня, и в течение месяца я не говорил ни о чем, кроме нее. Она оказалась первым истинно американским произведением, которое я прочел, хотя раньше был знаком с большим количеством книг У. Д. Хоуэллса и других.

Действительно, до этого времени мое чтение ограничивалось стандартным для американцев кругом авторов: Диккенс, Скотт, Теккерей, Готорн, По, Оливер Уэнделл Дафнет, Брет Гарт, Е. П. Роу³ (да, Е. П. Роу), Джордж Эберс, Лью Уоллес⁴, Вашингтон Ирвинг, Кингсли ⁵ и т. д. и т. п. В 14 лет я был увлечен Вашингтоном Ирвингом – «Дважды рассказанной историей» и «Водяными детьми» и мог часами лежать под деревьями, читая их. Я считал «Альгамбру» совершенным произведением и до сих пор питаю к нему любовь.

Я занялся газетной работой («Чикаго Глоуб», 1892), и с этого момента впервые соприкоснулся с жизнью – с убийствами, поджогами, изнасилованиями, содомией, взятками, подкупом, мошенничеством и лжесвидетельством во всех мыслимых формах. Карты были выложены передо мной с такой быстротой, что я на некоторое время был ошеломлен. Но, в конце концов, я привык к игре, и она мне пришлась по душе.

Случайно в Питтсбурге в 1894 году я открыл Герберта Спенсера, Хаксли и Тиндалла. Они серьезнейшим образом поколебали мои прежние воззрения, укрепили мои глубокие подозрения, разрушили остатки католицизма, который я в настоящее время презираю как политическую организацию. В то же самое время я открыл для себя Оноре Бальзака – также совсем случайно, – наткнулся на книгу о нем, а потом засел за «Великого человека провинции» ⁶ и начал читать его.

Стоит ли говорить вам, что я словно был сражен ударом. Да, сражен. Я едва не потерял голову и запоем прочел еще три книги. Затем, покончив с ним, я принялся за Джордж Элиот и лорда Литтона и, кажется, мое чтение подвигалось успешно. Случайно я познакомился с Генри Филдингом, которого я считал и считаю обаятельным. «Джозеф Эндрус» и «Том Джонс» были моими любимыми произведениями в течение многих лет.

До 1897 – 1898 годов у меня не было и мысли о том, что я когда-нибудь стану романистом. Моей склонностью, поверьте, были пьесы, и не окажись никого на моем пути, я продолжал бы работу в этом жанре. Как раз в это время я вторично встретился в Нью-Йорке с молодым человеком, с которым был знаком в Толедо (Охайо) четыре года назад. Его звали Артур Генри. В то время, в 1894 году он был редактором городской газеты «Толедо блейд», недавно женился и пописывал. Почему-то я вызвал в нем симпатию, и он проводил со мной все время. Он оказался удивительно начитанным, проницательным критиком и способным человеком. О нем-то я и хотел бы рассказать вам. Затем он был агентом «Великого Германа» ⁷ и страстно интересовался романом как литературным жанром и короткими рассказами. Он бывал в разъездах, а спустя год, когда я уже был женат, возвратился и поселился в моем доме. Это он уговорил меня написать мою первую новеллу. Истинная правда. Он подталкивал меня, пока я писал, говоря, что видит во мне задатки к сочинению коротких рассказов. Я закончил один из них, сидя с ним в одной комнате на Мауми Ривер, вблизи Толедо. Было лето 1898 года. После каждого абзаца я краснел, стыдясь своего безрассудства – все это представлялось мне таким глупым. Он настаивал, чтобы я продолжал, говоря, что это удачно, а мне казалось, что он смеется надо мной, что все это – бездарно, и он лишь хочет пощадить мое самолюбие. Потом он взял рассказ, перепечатал и отправил в «Эйнслиз».

1. »Letters of Theodore Dreiser. A selection». Edited by Robert H. Elias. Philadelphia, 1959. 3 vols. [↩]
2. Г. Л. Менкен (1880 – 1955) – известный американский критик, долго состоял в переписке с Т. Драйзером, выступал с поддержкой его произведений. В 30-е годы перешел на консервативные позиции. В своем письме от 12 мая 1916 года Менкен, работавший над главой о Драйзере для своей книги, спрашивал писателя об истории создания «Сестры Керри».[↩]
3. Е. П. Роу (1838 – 1888) – американский писатель, автор популярных в свое время романов сентиментально-развлекательного характера.[↩]
4. Льюис Уоллес (1827 – 1905) – американский писатель, автор знаменитого в свое время «бестселлера»»Бен Гур», романа из истории поздней римской империи; впоследствии он был экранизирован в Голливуде как «сверхбоевик».[↩]
5. Чарльз Кингсли (1819 – 1875) – английский писатель, автор известного романа «Олтон Локк». [↩]
6. По-русски «Провинциальная знаменитость в Париже» – 2-я часть романа «Утраченные иллюзии».[↩]
7. Известный в ту пору гастролер-иллюзионист.[↩]