Историзм как критерий художественности
Н. Н. Воробьева, Принцип историзма в изображении характера. Классическая традиция и советская литература, «Наука», М. 1976, 264 стр.
Нет, пожалуй, такого серьезного современного литературоведческого исследования, в котором так или иначе не затрагивается проблема историзма в искусстве «живописания словом». Речь идет об одном из коренных качеств реалистического искусства. Историзм художественный отличается от историзма в науке. Его специфика в преимущественном интересе писателя к человеческим судьбам, Общее, типическое, объективные закономерности исторического развития «просвечивают» в частном, индивидуальном, неповторимом. Историзм в искусстве, художественное освоение конкретно-исторического содержания эпохи, ее облика и колорита, отраженных в сознании и поведении людей, – категория эстетическая.
Эта проблематика издавна привлекает внимание ученых. Ей посвящено множество публикаций. Однако она, по сути, неисчерпаема: диалектика историко-литературного процесса постоянно выдвигает перед исследователями новые задачи, стимулирует поиски новых путей их решенная. В этом, наряду с другими изданиями последних лет, убеждает и монография Н. Воробьевой.
Состав и структура книги «Принцип историзма в изображении характера» обусловлены ее замыслом, Это работа о классической традиции и ее творческом развитии, обогащении в советской многонациональной литературе, о преемственных связях и качественных отличиях в самом подходе к принципу историзма.
Историзм есть необходимое условие создания полнокровного реалистического характера. Исходя из этого уже прочно утвердившегося в нашем литературоведении положения, Н. Воробьева отнюдь не ограничивается очередной «постановкой проблемы» и конспективным изложением основополагающих тезисов.
Историзм как коренной принцип реалистического характера – этот капитальный вопрос детально рассматривается автором на материале без малого двухвековом – от Карамзина, Загоскина, Пушкина и Гоголя до наших дней. Опираясь на конкретный анализ произведений, относящихся к разным эстетическим системам, Н. Воробьева стремится показать самый механизм сложного взаимодействия, взаимосвязи характеров и обстоятельств на разных этапах становления и развития реалистического искусства, представить национальный характер в его исторической и эстетической сущности. На конкретных примерах раскрывается новаторство художников социалистического реализма, прослеживается логика идейно-эстетического обогащения принципа историзма в советской многонациональной литературе.
Осмысление современности, неутраченного прошлого и обозримого будущего в единой причинно-следственной связи; поиски общественных закономерностей в предшествующем, опыте человечества; социально-психологическое исследование человека в обстоятельствах эпохи – все это, по словам автора рецензируемой работы, определяет главное в художественном постижении действительности с позиций последовательного историзма. Эта мысль целеустремленно и убедительно проведена через все три главы исследования: «Рождение реалистического характера», «Творческий принцип нового метода», «Новый тип человека».
В монографии Н. Воробьевой затронут обширный круг вопросов, иные из которых входят в компетенцию не только литературоведения, но и других общественных наук, в частности философии и социологии. К сожалению, автор редко обращается к ним. Однако и на собственно «филологическом уровне» можно многого достичь, сопоставляя национальный характер в жизни и в литературе, рассматривая его в исторической перспективе, осмысляя соотношение национального, интернационального и общесоветского.
Говоря о «новом качестве» художественного историзма на современном этапе и видя проявление этого качества, с одной стороны, в усиленном интересе к национальным истокам, а с другой – к общечеловеческим духовным ценностям, Н. Воробьева обращается к творчеству писателей разных стилистических направлений, ссылается на такие несхожие творческие индивидуальности, как К. Симонов и Ю. Бондарев, В. Быков и В. Распутин, Б. Васильев и Э. Лив, Й. Авижюс и А. Кешоков. По убеждению исследователя, органический синтез этих начал обусловлен дальнейшим углублением принципа историзма, неисчерпаемые потенции которого проявляются именно в искусстве социалистического реализма, воссоздающего исторически, социально и психологически детерминированные характеры.
Многозначен главный вывод автора: «Трансформируясь вместе с развитием реализма, историзм открывает новые пути и возможности изображения человека в обстоятельствах эпохи, становится важнейшим эстетическим принципом организации, «построения» характера, принципом реалистической типизации» (стр. 252- 253). Историзм, народность и партийность как высшее выражение правды истории, поиски современников и наследие классиков, по словам Н. Воробьевой, – «неистощимая, благодатная почва, на которой растет многокрасочное богатство советской литературы» (стр. 253).
Лейтмотивом через всю книгу проходит мысль о том, что во всех областях нашей действительности широко и многообразно проявляется подлинно интернациональный характер культуры новой исторической общности людей – советского народа. И это находит свое яркое отражение в современной литературной жизни, что подтверждается множеством фактов.
Положительно квалифицируя содержательный труд Н. Воробьевой в целом, разделяя ее пафос, признав научно основательными ее главные выводы, следует отметить и не преодоленный автором до конца недостаток, присущий, впрочем, едва ли не большинству работ об историзме в художественной литературе. Преобладающее внимание в конечном счете уделяется историческим повествованиям. Между тем, справедливо отмечает В. Щербина в статье «История и современность», «выделение в борьбе и жизни народа творческого, созидательного смысла» как «сквозной темы истории», «включение народных масс в сознательное историческое творчество» уменьшает дистанцию между «человеком бытовым» и «человеком историческим». В результате достигается «цельное и одновременно многогранное воплощение с гуманистических позиций психологического и нравственного содержания эпохи» 1.
Сказанное с полным на то основанием мы относим не только к собственно историческим произведениям. Изображение значимых событий и воссоздание объективной исторической истины, выделение в жизни народа творческого, созидательного начала – принципы, общие для всей литературы социалистического реализма. «Человек бытовой» не противопоставлен в ней «человеку историческому», ибо он включен в историческое созидание.
Никто, разумеется, не отрицает принципиального значения нового качества историзма художественного мышления, скажем, в жанре историко-революционного романа, достигшего у нас определенных высот. В лучших произведениях этого рода главенствующее место занимает тема единства исторических судеб советских народов, больших и малых. И это хорошо показано в рецензируемой монографии.
Н. Воробьева во «Введении» правильно отмечает: «Литературная наука давно уже вышла за рамки одностороннего понимания историзма как свойства произведений исторического жанра. Становление принципа историзма неотделимо от художественного осмысления современности. В этом отношении историзм выступает соединительным звеном между произведениями исторического жанра и литературными явлениями, посвященными сегодняшней жизни. Историзм проявляется в художественном произведении многообразно – и прежде всего в цельности и конкретности восприятия человека в социально-исторических обстоятельствах его бытия, в потоке исторического времени» (стр. 3). К этой же идее автор возвращается и на завершающих страницах книги. «В не меньшей мере, чем мы видели это при анализе произведений исторического жанра, художественный историзм обязан своим развитием и литературе, обращенной к современности, – будь то синхронное с эпохой изображение борьбы за победу революции, времени первых пятилеток, Великой Отечественной войны или современного периода развитого социализма» (стр. 252).
Мысль в теоретическом плане сформулирована безупречно. Произведения о современности действительно не менее «историчны», не менее зависимы в своем художественном качестве от точности исторических параметров обстоятельств и характеров, изображения людей и событий в соответствии с исторической правдой, в их соответствии с прошлым и будущим народа. Но, к сожалению, эти важные положения не получили достаточно конкретного и развернутого обоснования в самой работе. Акцент здесь – по традиции – поставлен на собственно исторических жанрах и произведениях как классических, так и советских.
Слов нет, профессионально отточенному анализу подвергаются произведения, сыгравшие этапную роль в художественном развитии: от пушкинского «Бориса Годунова» и до романов А. Толстого, М. Шолохова, М, Ауэзова, А. Упита… Тщательно изучен ряд значительных историко-революционных сочинений, Интересны наблюдения исследователя над тем, как, например, происходило воздействие пушкинской реалистической традиции – через временные и языковые барьеры – на творчество Андрея Упита, на латышскую литературу, развивающуюся на своей национальной почве к социалистическому реализму. Столь же убедительно доказано, что «становление исторического художественного сознания писателя и в этом случае было решающим фактором изменения всей его творческой системы» (стр. 131).
Но, отдавая должное историческому роману, не забудем, – это суждение А. Толстого приводится в монографии, и автор его, по-видимому, разделяет, – что исторический роман все-таки есть «подход к современности с ее глубокого тыла». На наш взгляд, новое качество художественного историзма – подчеркнем это особо и еще раз – проявляется наиболее явственно в понимании новой действительности, дня сегодняшнего, перспектив нашего движения, условий формирования характеров современников, путей решения идейно-нравственных задач, выдвигаемых самой жизнью на нынешнем этапе истории общества развитого социализма.
По всему видать, это понимает и автор рецензируемого труда. В разделе о Пушкине сказано, что новая качественная природа его «реалистического историзма» проявилась не только в «Борисе Годунове», но и в «Евгении Онегине», «Пиковой даме», написанных по горячим следам современности. Однако, назвав в последующих главах и разделах своей книги немало произведений, созданных за последние десять – пятнадцать лет и посвященных «изображению человека в процессе творческого труда» (стр. 222), Н. Воробьева ограничилась их перечнем и беглой аннотацией. Так, в разделе «Личность, история, современность» один-два абзаца отданы роману «Территория» Олега Куваева, «Седьмому небу» Г. Панджикидзе, другим остропроблемным произведениям последних лет – И. Дворецкого, В. Кожевникова, Г. Бокарева, А. Гельмана, В. Липатова, О. Гончара, А. Мухтара, М. Ибрагимова. Здесь, думается, было что сказать. Принцип историзма, как критерий художественности, столь неторопливо и разносторонне обоснованный в предыдущих главах, помог бы, надо полагать, до конца выявить идейно-эстетическую природу ряда современных остропроблемных сочинений, вокруг которых в критике ведутся затяжные баталии.
Будем надеяться, что «заявка», сделанная автором монографии, будет реализована более масштабно в следующих работах. Кстати, заслуживают внимания высказанные Н. Воробьевой в ее отзыве на книгу А. Бучиса «Роман и современность» 2 соображения об углублении в литературе наших дней концепции нового человека, развивающейся в неразрывной связи с исторической действительностью. Да и в рецензируемой книге автор убедительно полемизирует с теми социологами, которые пытаются «отменить» такие понятия, как новый тип человека и национальный характер. Утверждая полную правомерность этих понятий, Н. Воробьева настаивает на необходимости учета постоянной изменяемости общественной психологии и собственно социальных корней в самом национальном характере. Кроме того, подчеркивает она, надо помнить, что любой национальный характер многими своими чертами и качествами, своеобразно проявляющимися, связан с особенностями других национальных характеров. Перспективна и другая мысль, настойчиво проводимая в книге «Принцип историзма в изображении характера», – о растущей роли коллективного художественного опыта социалистических культур, межнационального духовного обмена в формировании характера современного литературного героя. В главе «Новый тип человека», богатой конкретными историко-литературными наблюдениями, сказано по этому поводу: «Новым содержанием наполняется понятие «советский характер», становясь в своей социально-исторической основе выразителем сущности советского народа в период развитого социализма. Это ничуть не означает нивелировки национальной определенности такого характера. Наоборот, идет интенсивное развитие его духовных потенций, освобождение от национальных предрассудков. Такой характер предстает в его новаторской общесоветской сущности» (стр. 190).
Новые стороны и качества поэтики, открывающиеся в произведениях многоязычной советской литературы, упоминаемых в этой связи, заслуживают, несомненно, специального углубленного литературоведческого анализа. Речь идет о таких мастерах, как Ч. Айтматов и Ф. Абрамов, В. Быков и В. Астафьев, Р. Гамзатов и А. Сулакаури, М. Слуцкие и Э. Ветемаа… Что касается собственно исторического романа, который, как отмечено выше, занял солидное место в рецензируемой монографии, то Н. Воробьевой удалось исследовать этот жанр под новым углом зрения. Автор сумела охватить одним взглядом явления разнохарактерные, подчас и разномасштабные, и найти в них типологически-сходные черты. Сказывается глубокое знание не только русской, но и других литератур народов СССР. Так, говоря об историческом повествовании, зиждущемся на строго документальной основе, с одной стороны, и об историческом романе, построенном на материале народных преданий, испытывающем сильное воздействие фольклора, Н. Воробьева обращается к творчеству А. Чапыгина, М. Джавахишвили, С. Муканова, Айбека, Б. Кербабаева. Весьма интересно ведется сопоставление романов А. Чапыгина, С. Злобина и В. Шукшина о Степане Разине.
…Открывая книгу Н. Воробьевой, поначалу, признаться, сомневаешься в правомерности столь широкого – во времени – развертывания темы. Однако автор убеждает в плодотворности именно такого рассмотрения историко-литературного процесса в широкой перспективе, комплексно, во взаимодействии разнонациональных традиций, в свете издавна начавшей складываться идейно-эстетической общности литератур. Отсюда закономерность (и, добавим, необходимость) обращения исследователя не только к опыту Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Ильи Чавчавадзе, Леси Украинки, но и экскурсов в более ранние времена. Весьма к месту, в частности, ссылки на великие памятники героического эпоса и лиро-эпической поэзии («Манас», «Лейли и Меджнун», «Хосров и Ширин», «Тахир и Зухра» и др.).
Академическое наше литературоведение вплотную подошло к сложнейшей задаче – созданию фундаментального труда по истории литератур народов СССР в дооктябрьский период. На ближних подступах к ее решению предстоит провести немало «разведывательных» акций.
Книга Н. Воробьевой «Принцип историзма в изображении характера. Классическая традиция и советская литература» – одна из них, на наш взгляд удавшаяся. Особенно в той ее части, которая посвящена истокам, процессу формирования многонационального единства нашей литературы.