№12, 1975/В творческой мастерской

История – роман – писатель

Теодор Парницкий (род. в 1908 г.) – известный польский писатель, признанный мастер исторического романа, лауреат Государственной премии в области литературы.

Писать Т. Парницкий начал рано, его первая печатная работа – историко-литературный этюд «Генрик Сенкевич и Александр Дюма-отец» (1928). В течение ряда лет Т. Парницкий активно занимается литературной критикой, причем большое внимание уделяет русской и советской литературе. Им опубликовано на эту тему много работ, в частности очерки и статьи о творчестве Л. Толстого, Ф. Достоевского, И. Тургенева, М. Горького, Л. Леонова, М. Шолохова, И. Эренбурга и др. Т. Парницким написано более двадцати романов: «Аэций – последний римлянин» (1937), «Серебряные орлы» (1943), «Гибель «Согласия народов» (1955), «Слово и плоть» (1959), «Лунный лик» (1961 – 1967), шеститомный цикл «Новое предание» (1962 – 1970), «Только Беатриче» (1962), «И у сильных славный» (1965), «Смерть Аэция» (1966), «Муза дальних странствий» (1970), «Тождество» (1970), «Преображение» (1971) и др.

В недавно вышедшей книге «Литературная родословная» (1974), в основу которой положены лекции, прочитанные Т. Парницким в Варшавском университете в 1972 – 1973 годах, писатель подробно рассказывает о своем творчестве, о своих взглядах на пути развития и задачи исторического романа. В настоящую подборку вошли некоторые фрагменты из этой книги, а также из многочисленных интервью Т. Парницкого, данных польской печати.

Я придерживаюсь принципа, что писатель обязан следовать исторической правде, то есть тому, что подтверждается документальными свидетельствами. Но, как известно, в исторических источниках немало пробелов, много недосказанного, нередки и ситуации, относительно которых мнения историков расходятся. И именно здесь вступает в свои права творческая фантазия писателя.

По-моему, исторический роман не имел бы права на существование, если бы историческая наука была способна безошибочно и окончательно решать все загадки, оставленные нам в наследство минувшими веками. Но историческая наука всех этих загадок не решает и даже не считает себя вправе решать их. По отношению к пробелам в источниках она занимает достойную служительницы правды позицию: ignoramus et ignoramibus. Эти пробелы восполняет или по крайней мере старается восполнить фантазия исторического романиста… Я считаю недопустимым, чтобы автор исторических романов пользовался такими плодами своего воображения, которые не соответствовали бы очевидным историческим фактам.

Писатель – автор исторических романов стремится воскресить то, что когда-то действительно существовало, но, пожалуй, ни в одном историческом романе – по крайней мере я не стремился к тому, чтобы так было в моих произведениях, – нет и не может быть реального отображения ситуаций и персонажей именно такими, какими они некогда были на самом деле, и если можно так сказать, «ушли в небытие», ибо и рисуемые персона

жи, и ситуации преломляются через призму личности автора.

Вопреки видимости, каждое произведение исторического романиста сознательно, или полусознательно, или совершенно без его ведома заключает в себе явные черты современности, ибо исторический романист прежде всего человек той эпохи, в которую он живет. Если бы я писал во времена Вальтера Скотта, то мне самому и Аэций, и Оттон III, и Гелиодор из романа «Гибель «Согласия народов» или Z. из романа «И у сильных славный» представлялись бы как умы и характеры совершенно иначе, нежели они кажутся мне, родившемуся в 1908 году и живущему сейчас. И совсем по-другому они представлялись бы мне, если б я создавал эти же персонажи, будучи человеком XXIII века! Время неизбежно накладывает отпечаток на наше нравственное или эмоциональное отношение как к проблемам, так и к отдельным личностям, в какое бы время они ни жили.

Говоря о моем отношении – а, я думаю, также и других исторических романистов – к наследию и традициям романа В. Скотта, Г. Сенкевича и других, я бы отметил: мы никогда не стали бы авторами исторических романов, если б некогда не были увлечены тем или иным произведением В. Скотта, А. Дюма или «Саламбо» Флобера и, конечно, Сенкевичем и «Фараоном» Пруса. Это была наша школа, она нас воспитала, сделала нас тем, чем мы являемся… Нельзя относиться к традициям некритично или равнодушно, ибо, если б мое отношение к традициям исторического романа было некритичным или равнодушным, вероятно, я никогда не стал бы историческим романистом.

Что касается связей моего творчества с творчеством Сенкевича, я хотел бы напомнить известную библейскую притчу о борьбе Иакова с ангелом. Иаков признает бесспорное превосходство ангела над собой, находится в его власти, но вместе с тем хочет освободиться от этой власти. Действительно ли ему удается освободиться и вырвать у него благословение – на этот счет среди исследователей Библии существуют разные мнения, поэтому и я оставляю читателям моих книг возможность составить мнение, каков ход и каковы результаты моей борьбы Иакова с моим ангелом Сенкевичем.

Годы, проведенные над изучением так называемых исторических материалов, пробудили во мне и вызывают по-прежнему огромный скептицизм по отношению к чисто объективной достоверности всего того, что мы называем историческим материалом. И дело не в том, что авторы этих материалов сознательно, – бывает, конечно, и так, – искажают историю, а в том, что так называемое воскрешение прошлого проходит сквозь призму личности ученого. Поэтому то, что обычно называется информацией об историческом факте, является информацией, сформулированной кем-то, у кого-то на данный исторический факт существует свой собственный взгляд. Мне кажется, что при рассмотрении каждого исторического романа следует иметь в виду не только тот материал, который предлагается автором, но также и тональность, в которой он предлагается.

Цитировать

Парницкий, Т. История – роман – писатель / Т. Парницкий // Вопросы литературы. - 1975 - №12. - C. 262-269
Копировать