Испытание чувством?..

1

Одно за другим появились произведения, принадлежащие известным писателям. И все об одном и том же. Или почти об одном и том же. Сходные ситуации, близкие судьбы героев. Даже в интонации, в авторском голосе какая-то унылая, бескрылая нота. Тоже общая. И у С. Залыгина в его романе «Южно-Американский Вариант» («Наш современник», 1973, N 1 – 2), и у Д. Гранина «Дождь в чужом городе» («Нева», 1973, N 1), и у С. Крутилина «Пустошель» («Дружба народов»,. 1973, N 1 – 2), и у И. Велембовской «Сладкая женщина» («Знамя», 1973, N 3). Есть еще одна общая черта этих произведений: они подчеркнуто обращены к быту, к повседневности будничного существования.

Иронизировать по поводу некоторых из этих книг довольно легко. Они уязвимы, и весьма. Об этом еще будет речь. Но мне представляется важным ответить на несколько вопросов: что побудило писателей обратиться к этой теме? Где та жизненная среда, которая рождает ситуации и характеры, изображенные С. Залыгиным, Д. Граниным, С. Крутилиным, И. Велембовской? А затем и порассуждать о том, каково отношение писателя к жизненным явлениям, затронутым им? Как он их трактует, как понимает?

Одну из самых великих своих поэм Маяковский назвал «Про это». «Эта тема пришла, /остальные оттерла / и одна / безраздельно стала близка. / Эта тема ножом подступила к горлу. / Молотобоец! / От сердца к вискам. / Эта тема день истемнила, в темень / колотись – велела – строчками лбов. / Имя/этой/теме: /……!»

У Маяковского – тема высокой любви, вступающей в конфликт со всем мещанским, которое подчиняет чувства расчету. В этом конфликте заключена трагедия личности, которая выше среды и часто оказывается вместе с теми, среди тех, кого презирает и ненавидит. Поэма Маяковского устремлена в будущее. В ней очищающий пафос страдания, веры и надежды. «Чтоб не было любви – служанки, / замужеств, / похоти, / хлебов. / Постели прокляв, / встав с лежанки, / чтоб всей вселенной шла любовь».

Названные мною повести тоже – «про это». Про любовь.

«Испытание любовью» было важнейшим, а зачастую и определяющим для понимания личности во многих известных произведениях мировой и русской литературы. «Испытание любовью» в поразительно аморфном, ослабленном виде присутствует и в произведениях С. Залыгина, Д. Гранина, С. Крутилина, И. Велембовской. Но эта любовь – особого рода. Чувственное влечение, которое лишь с большой натяжкой может именоваться любовью.

«Изменив» в привычном смысле этого слова мужу, жене, хотя и не задумываясь об этом и не трактуя происшедшее как измену, герои испытывают «блаженство». С наибольшим пафосом оно описано у С. Залыгина. «Затем Ирина Викторовна ни о чем, кроме того, что было, что было действительностью, что случалось в комнате тетушки Марины чаще всего по понедельникам и пятницам после работы, – не могла ни думать, ни даже мечтать. Только это, больше ничего. Вот уж чего она никогда не ожидала от себя! Если бы кто-нибудь и когда-нибудь сказал ей, будто наступит такая жизнь, когда у нее не хватит воображения, чтобы прибавить к действительности еще что-нибудь? Разве она поверила бы?»

Для того чтобы побудить читателя к познанию того, что скрывалось за определением «не хватает воображения», автор несколько детализирует состояние Ирины Викторовны в тот момент, когда она выходит из квартиры тетушки Марины, служившей ей любовным прибежищем: «К чему был, действительно, полумрак, отчуждение, глубина, из которой она, будто впервые, снова выходила в белый свет, в улицу, составленную из панельных пятиэтажек, испытывая при этом усталость, легкое нытье всех своих косточек, только что едва не умершая от счастья, которое было и которое должно было повториться не позже следующей пятницы или понедельника».

Как видите, у Ирины Викторовны было довольно строгое расписание, твердо определенные дни, когда у нее «не хватало воображения, чтобы прибавить к действительности», когда она выходила из чужой квартиры, «испытывая при этом усталость, легкое нытье всех своих косточек, только что едва не умершая от счастья».

Читатель, очевидно, уловил, что все эти выражения почерпнуты не из авторской речи, они принадлежат мысленной речи Ирины Викторовны, это ее внутренний монолог. Они характеризуют духовный багаж или, точнее сказать, чувственные эмоции героини. Так что обвинять автора здесь никак нельзя. Этот набор «парфюмерных» выражений взят из лексикона определенных слоев, ушедших от грубоватой чувственной простоты и не пришедших к истинной глубине и культуре чувства. Правда, такого рода описания несколько похожи и на пародию, в этом своем качестве они могли бы быть и восприняты, если бы не сочувственное отношение автора к своей героине.

Куда прямее и откровеннее в своих эмоциях действующие лица других произведений.

Командированный инженер Степан Чижегов в выходной день отправился на рыбалку. В погоне за рыбой, мокрый, грязный, он забредает на уединенный песчаный бережок. Там он и увидел знакомую свою Киру Андреевну, которая по вечерам, по-видимому, от нечего делать появлялась иногда в гостинице, среди командированных. «Она лежала совсем голая, раскинувшись на безветренном солнцепеке… Ему показалось, что она спит, но в это время она подняла голову. И что его поразило – нисколько не испугалась… Так и началось у них. Все произошло со смехом, само собой, как бы нечаянно, и вечером, засыпая, Чижегов подумал о ней, как думают о гулящих бабах, довольный главным образом собой». Такова завязка истории, которая легла в основу последней повести Д. Гранина «Дождь в чужом городе». Истории банальной и заурядной.

Если герой повести Д. Гранина временами сомневается, вспоминает жену, детей, которых любит, то у героини повести С. Крутилина есть все основания для «свободной» любви. Муж-художник оставил ее, началась тусклая жизнь матери-одиночки.

Героиня романа С. Залыгина возмечтала вдруг на склоне лет (45-n) о большой любви, она прямо-таки вымаливала ее у судьбы: «Господи! Пошли мне Большую Любовь! Огромную!» И еще раз: «мне… Огромную… Пошли… Большую». Желания Марины Маковеевой, героини «Пустошели», куда проще и грубее. По определению автора, «женщина сдержанная, даже строгая», она как-то неожиданно «изменила самой себе». Случайный разговор по телефону, случайное знакомство – и в ее квартире появляется «студент». «И то долго сдерживаемое чувство разом захватило Марину, и, не помня себя от счастья, она целовала его, повторяя одно и то же: «Милый… Милый». Ей было очень хорошо с ним, как никогда не было с Глебом».

После этого следует экскурс в историю интимных отношений Марины с прежним мужем, чтобы более ярко показать нынешнюю гармонию, «блаженство», которое изведала героиня. «Было все, что не раз бывало у нее и с Глебом, но только с той разницей, что с Глебом все это походило на заученный урок. А тут волнение, ожидание, блаженство-о! Если бы Марине кто-нибудь сказал ранее, что после десяти лет замужества ей все еще не знакомы истинные чувства, она бы посмеялась тому в лицо. Теперь же она с радостью для себя открыла во всем этом что-то новое, возвышенное. Анатолий оставался у нее чуть ли не до рассвета».

Как видим, наши авторы довольно смело вторгаются в ту сферу отношений, которая не легко поддается прямому описанию.

«Новое, возвышенное» и «оставался у нее чуть ли не до рассвета» как-то не совсем гармонируют между собой по содержанию. Но согласимся с тем, что Марина открыла действительно нечто новое и необычное для себя в своих отношениях со «студентом». «Она прибегала на работу помолодевшая, радостная, за час выполняла все дневные наряды. Подруги замечали перемену, случившуюся с ней, выпытывали у нее причины. Но Марина только усмехалась в ответ».

Таким образом, «блаженство», которое испытывала Марина, не только физического свойства, оно сказалось и на ее работе. Так сказать, привело к трудовым успехам. Даже подрастающая дочь спрашивает: «Ты его любишь, мама?» – и предлагает больше «не скрытничать».

Но тут героиню постигает новое испытание. На ее горизонте появляется Олег Колотов, которого когда-то рисовал на целине бывший муж-художник. Колотов появлялся в ее доме и раньше, исчезал, присылал подарки к праздникам. И вот теперь в своем письме он «высказывал самые серьезные намерения. Он писал, что пылает любовью к Марине и вскоре приедет, чтобы сказать ей это лично. «Так что шей себе подвенечное платье!»

Я, пожалуй, неточно выразился, когда сказал об «испытании». «Блаженство», пережитое Мариной со «студентом» Анатолием, после письма Олега Колотова тотчас было забыто. «Подобно всем женщинам, на которых неожиданно сваливается такое счастье, Марина развила поразительную деятельность…» Идут приготовления к предполагаемой свадьбе. Анатолий тотчас получает «отставку». «Студент» с его молодостью, безответственностью должен отступить перед человеком, у которого «серьезные намерения».

Героиня И. Велембовской вообще, видимо, не знает каких-либо моральных ограничений и запретов. Нет, она не проповедует «свободной» любви или чего-нибудь в этом роде. Но чувства ее и желания примитивны. Мужчине, который привлек ее, – «бутылку на стол», а дальше все само собой сладилось. С шофером такси, который привез ей холодильник, и того проще: в кухне, в закутке. И. Велембовская в своей повести не скупится на такого рода подробности. Какая уж тут любовь! Унылое, безрадостное существование, в котором чувственное удовлетворение осознается как «блаженство», а некоторые героини так и вовсе «едва не умирают от счастья»…

Казалось бы, давно позабыты «чувствительные» произведения «про любовь» начала века. Но оказывается, живут штампы мещанской беллетристики! Сколь бы ни был искушен автор, как только он обращается к подобным темам и при этом «подчиняется» видению своих героев или «подстраивается» под их характер (не случайны формы «внутренней» речи – косвенной или прямой), в повествовании тотчас возникает «набор» самых банальных слов и выражений. «Уровню» чувства соответствует и определенный экспрессивно-стилевой «уровень».

2

Но почему же мы встретились с героями, у которых так катастрофически понижены моральные барьеры?