Исходить из концепции человека
Л. Якименко, Творчество М. А. Шолохова. Монография, «Советский писатель». М. 1977, 678 стр.
Горячая заинтересованность творчеством М. Шолохова, и прежде всего романом «Тихий Дон», имела определяющее значение для всей жизни Л. Якименко-ученого.
Исследователя отличали не так уж часто встречающиеся качества: неудовлетворенность достигнутым, поиски новых подходов, потребность в усовершенствовании самой методологии анализа произведений художника.
Воля к исканиям и самовосполнению улавливается даже во внешнем оформлении последнего издания его книги «Творчество М. А. Шолохова». Подзаголовок первого издания был громоздок и дробен: «Идеи и образы. Творческий метод. Жанры. Стиль. Мастерство. Поэтика». Во втором издании автор вовсе отказывается от подзаголовка, а в настоящем сводит его к одному слову – «Монография». Оно призвано, как нам кажется, подчеркнуть внутреннее единство выдвигаемой автором проблематики, владеющее им стремление организовать ее вокруг единого «ядра», которое позволит просмотреть все богатство художественной мысли М. Шолохова и созданных им художественных миров в адекватных объемах и масштабах.
Таким внутренним центром монографии, не декларированным, но реально в ней присутствующим, является гуманистический аспект творчества М. Шолохова, и даже еще точнее – концепция человека, утверждаемая в его произведениях. Не прекращающийся авторский поиск, стремление к открытию все новых, и прежде всего человеческих, глубин шолоховских романов трудно не соотнести с интересом к гуманистической проблематике, проявившимся в ряде выступлений и статей Л. Якименко последних лет. В этом контексте интересов исследователя основная мысль его последнего обращения к творчеству М. Шолохова становится тем более ясной и значительной.
Книги Л. Якименко о Михаиле Шолохове хорошо приняты и признаны не только специалистами, но и достаточно широким кругом читателей. Это избавляет от необходимости давать общий обзор содержания монографии и дает возможность сосредоточиться на выявлении внутреннего ее стержня.
Он определяется стремлением исследователя раскрыть творчество М. Шолохова в свете владеющих им гуманистических идей и идеалов, находящих соответствующее преломление в художественной концепции человека, последовательно утверждаемой и развиваемой его творчеством. Неотделимые от исторической и социальной почвы, их порождающей, идеи гуманизма являются центральным нервом каждого произведения М. Шолохова – замечательного художника XX, века, утверждающего огромность возможностей искусства социалистического реализма.
Говоря о достигнутом в монографии внутреннем единстве, нельзя не упомянуть последнюю ее главу – «Мировое значение творчества М. А. Шолохова». Она является обобщением идей и материала, нашедших претворение в предшествующих главах. Вместе с тем заключительная глава раскрывает дар Л. Якименко – полемиста. В данном случае острие полемики направлено главным образом против буржуазных критиков, пытающихся отрицать гуманистический пафос «Тихого Дона». С другой стороны, автор монографии остроумно показывает бесплодность затянувшихся споров вокруг «Тихого Дона», которыми чрезмерно увлекаются некоторые советские исследователи.
О единстве книги особенно наглядно свидетельствует седьмая часть – «М. А. Шолохов об отношениях литературы и жизни, о писательском труде, о литературной критике», – которая как бы перекликается с началом исследования (1-й главой второй части). Здесь большое место уделяется вопросам отношений литературы и жизни в связи со становлением Шолохова как писателя, гражданина и коммуниста, происходящим в сложнейшей политической обстановке конца 20-х и в 30-х годах.
Нарисовав картину напряженной работы писателя над последними частями «Тихого Дона», которая протекала в обстановке растущей славы, с одной стороны, и ожесточенных нападок – с другой, исследователь утверждает, что позиция Шолохова была позицией «воина, бойца, убежденного коммуниста-гуманиста». Он решительно выступил против «перегибов» и извращений политики партии… Славу свою признанного всем миром писателя он не боялся «разменять» в изнуряющих повседневных битвах за человеческую справедливость, за святую чистоту взметненного над миром красного знамени революции» (стр. 108).
В этих словах предстает облик Шолохова-художника в том ракурсе, в котором он постоянно видится и раскрывается исследователем. В присущем ему неустанном поиске такой внутренней позиции, которая неразрывно переплела бы трезвый, сурово-реалистический взгляд на человека и действительность с ничем не истребимой, деятельной, требовательной и страстной верой в идеалы социальной справедливости и нравственную высоту человека. Книга Л. Якименко убеждает, что пути к такого рода синтезу открываются художником не только для себя и непосредственно окружающих его многих и разных людей, но и для любовно созидаемых героев его произведений, – начиная с деда Гаврилы из раннего рассказа «Чужая кровь» (стр. 43 – 45) до героев, населяющих «эпос войны» – «Они сражались за Родину», «Судьбу человека» – и вторую книгу «Поднятой целины».
Идет ли речь о безымянной старухе в «Они сражались за Родину» или о главном герое «Судьбы человека» – исследователь, умело владея благодарным материалом, направляет свое внимание и внимание читателей к человеческой сути героя. Он ищет и находит ее проявление не только и не столько в прямой речи персонажей и автора, но в сцеплении и взаимодействии самых разных компонентов, составляющих художественное целое, в тонких переходах, присущих авторским интонациям, в стилевых оттенках. Шаг за шагом прослеживается, как обращенная к Лопахину речь повстречавшейся на дорогах войны старой женщины нераздельно сливается и с конкретным ее обликом, и со всей героической и трагической атмосферой данного момента войны, столь проникновенно «выписанного» художником. Большое содержательное значение придано разным формам изобразительности и при анализе образа Андрея Соколова.
Нельзя не согласиться с исследователем: именно найденная Шолоховым мера соотношения обыденно-повседневного и возвышенно-одухотворенного в изображении человека определяет жизненную конкретность, философскую глубину и эмоциональную силу образа.
«Одна из особенностей таланта М. Шолохова, его гуманизма и проявляется в этой способности за обыденным, будничным открыть сияние высокого и прекрасного» (стр. 599), – обобщает Л. Якименко.
Часть монографии, посвященная «Поднятой целине», на первый взгляд кажется неправомерно дробной в своей композиции и не столь целеустремленно связанной с многообразной теоретической проблематикой, как предшествующие и последующие разделы книги. Но, вникнув в логику исследования, начинаешь понимать, что внешнее «разведение» главных героев романа по разным главам (Давыдову, Разметнову, Нагульнову посвящены как бы микромонографии), а также выделение противостоящего им лагеря в особую рубрику (гл. 6-я «Враги») продиктованы в конечном счете все тем же стремлением выявить гуманистическую суть шолоховских образов, находящуюся в нерасторжимом единстве с историзмом и социальностью, присущими самому методу художника.
«М. Шолохов показывает и силу, и слабость своего героя, все стороны его характера, все его качества проходят жестокую проверку в нелегких обстоятельствах полнокровной «горько-сладкой» жизни. Но при всем том художник так располагает события, людей, что читатель всегда ощущает сущность характера, будь то Давыдов, Разметнов или Нагульнов, то доброе, прекрасное, что определяет их действительную и безусловную ценность» (стр. 517).
Можно оспаривать те или иные моменты характеристики каждого из главных героев романа (нам, например, представляется, что характеристика Макара Нагульнова кое-где носит следы устоявшихся мнений, не позволивших исследователю вполне выявить такие присущие герою «абсолютные ценности», как прямота, цельность, презрение к двоедушию, даже если бы это двоедушие и оправдывалось высокой целью), но нельзя не почувствовать плодотворность пути, по которому идет анализ. Сосредоточенность на гуманистическом аспекте проблематики не только дала автору монографии ключ к самым глубоким страницам шолоховского творчества, но и способствовала современному их прочтению, укрепляя владеющее каждым читателем ощущение нравственного влияния романа.
Естественно, что с наибольшей полнотой интерес исследователя к гуманистической проблематике произведений М. Шолохова, к заключенной в них концепции человека сказался при анализе «Тихого Дона».
Каждая глава большого раздела, посвященного этому роману, утверждает то органическое взаимодействие социальных и нравственных начал, которые формируют человека, человеческую личность в художественном мире М. Шолохова. Проблема социальной дифференциации народа, глубоко исследованная Л. Якименко путем рассмотрения художественной ткани романа, несет в себе проблему и нравственной дифференциации, из чего отнюдь, не следует, разумеется, что понятия социальности и нравственности раскрыты как некие синонимы, вне сложности их реального соотношения. Последнее становится особенно ясным из анализа истории семьи Мелеховых: сама по себе социальная почва в узком ее понимании не дает объяснения возникновению противоположных нравственных типов и человеческих индивидуальностей. Но в том-то и дело, доказывает исследователь, что судьбы людей и народа определяются в «Тихом Доне», предпосылками, отнюдь не ограниченными социальной сферой и ее непосредственным воздействием: «Важнейшим представляется решение проблемы: время и человек, человек и эпоха» (стр. 123).
Вокруг этого вопроса организуется фактически все рассмотрение «Тихого Дона», но с наибольшей полнотой и остротой он встает, конечно, при освещении главного героя романа – Григория Мелехова.
Последнее обращение Л. Якименко к этому всегда волновавшему его образу свидетельствует о способности исследователя избегать самоповторений, искать истину на пути уточнения собственных концепций и методологии.
Многие страницы книги, посвященные, Мелехову, отличаются широтой и диалектичностью, стремлением исходить из детального анализа художественной логики образа, что отнюдь не исключает, а, напротив, углубляет социально-исторические аспекты анализа.
В связи с раскрытием образа Григория Мелехова поставлен целый ряд интересных теоретических вопросов и вопросов поэтики (впрочем, последние не менее интенсивно выдвигаются и в связи с характеристикой эпического начала романа в целом). Особенно углубленно и органично рассматриваются: проблема индивидуальности при определении типичности, психологический анализ, своеобразие портретной живописи, значение косвенной и ассоциативной характеристики.
Предлагаемая Л. Якименко концепция образа главного героя романа никогда не претендовала на каноничность. Трудно согласиться, например, с утверждением, что с последних страниц романа глядит на нас трагический облик морально сломленного человека. Трудно принять это потому, что конкретный анализ образа Григория в последней книге Л. Якименко не подводит к такому заключению.
Представляется убедительной основная для Л. Якименко мысль, обобщающая его рассмотрение трудной судьбы и сложного внутреннего мира героя романа. Ни обстоятельства, ни особенности сознания не освобождают Григория от вины и ответственности за свои поступки. Трагический герой виновен, как известно, даже не только в своих заблуждениях, но и в своем неведении. Именно потому, что он – значительная, нравственно и социально правомочная личность. Отрицать виновность Григория, аргументированно доказывает Л. Якименко, – значит снижать образ, уходить от его противоречивости, не ощущать природы присущего ему гуманистического пафоса.
Возражая против «абстрактно-гуманистических спекуляций» (стр. 232), Л. Якименко всей логикой своего исследования утверждает конкретную, социально-историческую природу шолоховского гуманизма, воплощаемой его творчеством концепции человека. Именно из этой исторической конкретности, из глубокой веры художника в созидательные, гуманистические начала, составляющие суть русской и всякой подлинной революции, вырастают те общечеловеческие «безусловные ценности», которые неотделимы от созидаемой М. Шолоховым концепции человека.
Л. Якименко был верен последовательному рассмотрению «Тихого Дона» и всего творчества Шолохова с этих позиций.