Глазами словесника
В. Новиков, Советская литература на современном этапе, «Художественная литература», М. 1978, 159 стр.
Обзор – жанр особенный: он в одинаковой мере и труден, и необходим.
Обзор современной советской многонациональной литературы – задача и повышенной сложности, и, несомненно, высокой общественной полезности. О компасе в книжном море мечтают самые широкие круги читателей, и в первую очередь – учителя-словесники, которым в соответствии с программой десятого класса предстоит в невероятно сжатые сроки дать общую характеристику литературы 70-х годов.
Мне представляется, что В. Новиков ясно понимал, кому адресована его новая книга «Советская литература на современном этапе», и писал с учетом требований своего главного читателя. Этим продиктованы стремление к обобщающим формулировкам, систематизация материала по тематически-проблемным градациям, строгий отбор произведений исходя из их подлинной актуальности.
Скажу сразу: В. Новикову удалось решить свою трудную задачу, ибо у книги есть верный методологический стержень: «Мера всех новаторских достижений, открытий, завоеваний советской литературы – новый человек» (стр. 6). Исходя из этого, исследователь и отбирает и группирует материал. Внешне композиция книги следует достаточно традиционной схеме: отдельно рассматриваются произведения о героике войны, о новых процессах в жизни колхозной деревни, о новаторах производства и гуманистической сущности коллективного труда, наконец, о нравственных конфликтах, борьбе с бездуховностью, стяжательством, эгоистической агрессией. Однако В. Новиков объединяет все главы своей книги основной аналитической установкой – он рассматривает все произведения под одним углом зрения: как в человеческих судьбах и характерах отразилась история, насколько глубоко раскрыт внутренний мир героя и в своей неповторимости, и в своей социальной детерминированности. В научно-популярной работе отчетливо чувствуются исследовательские принципы автора известной книги «Художественная правда и диалектика творчества». В. Новиков постоянно концентрирует внимание именно на том, как в литературе отражается диалектика взаимодействия истории и личности, как неразрывно связаны осознанный историзм и углубленный психологизм в исследовании личности. Рассматривая эти особенности литературы 70-х годов как эстетическое свойство, В. Новиков получает возможность заговорить и о том, что масштабы исторических свершений современного советского человека определяют и масштабность художественных обобщений.
В этом плане он очень верно поступил, предварив проблемно-тематические главы общими соображениями о «масштабности художественного мышления и поиске новых форм обобщения в советском искусстве» (стр. 26). Греха таить нечего, в массовой школьной практике единство социологического и эстетического анализа достигается все еще достаточно редко. Чаще всего так называемые «художественные особенности» подаются на десерт после сытного обеда, включающего разговор о теме, идее, сюжете, а в лучшем случае также о герое и конфликте. Самой композицией своей книги В. Новиков подсказывает возможность и плодотворность иного пути.
Говоря о том, как «по-новому проявляется эпическое начало» (стр. 28), обращая внимание на объединение в поэтике современного романа философско-социологического синтеза и углубленно-аналитического отношения к внутреннему миру, показывая значимость слияния в одном художественном времени разных исторических периодов, В. Новиков, ведет читателя к выводу о возрастании эстетического богатства всей нашей литературы и только затем дифференцирует ее в зависимости от тем и героев.
Так, композиция книги приобретает методологическое значение, подсказывает непривычный школьному учителю, но эффективный путь исследования, позволяющий избежать схематизма и дурного социологизирования.
Так, например, В. Новиков внимательно рассматривает повесть Ч. Айтматова «Белый пароход». Он отдает должное ее «волшебной художественной силе» (стр. 146), отстаивает правомерность ее трагического финала. В то же время критик указывает, что замкнутость системы художественных образов не дает ясного представления о силах, противостоящих воинственной жестокости Орозкула.
Единство социального и художественного отчетливо выявляется и в анализе многих других произведений большой прозы: романов «Потерянный кров» Й. Авижюса, «Сибирь» Г. Маркова, «В разгаре лета» П. Куусберга. Все эти страницы не только помогают глубже понять названные произведения, они как бы демонстрируют границы и возможности сочетания аналитичности и обзорности.
Продолжая читать книгу В. Новикова глазами словесника, необходимо отметить, что ему удалось соблюсти необходимую меру в отборе анализируемого материала. Правда, в названии книги допущена некоторая неточность. Поэзии и драматургии В. Новиков касается лишь вскользь, между делом, и читатель, жаждущий информации такого рода, будет разочарован. В книге идет речь только о прозе, но зато здесь и достигнуто сочетание полноты и краткости. При этом полнота почти никогда не переходит в перечислительность, а краткость – в отвлеченную сухость дефиниций: В. Новиков умеет найти в произведении его доминанту, его человеческую мелодию и лаконично познакомить с ней читателя. Поэтому обычно он ограничивается микрорецензиями и отступает от этого правила только в том случае, когда речь идет о книгах, известность которых явно не соответствует их подлинному значению. Так, например, он подробно рассматривает повести «Его батальон» В. Быкова и «Магомед, Мамед, Мамиш…» Ч. Гусейнова.
Страницы, посвященные прозе Гусейнова, стоит отметить особо.
Повесть отличается и сложной структурой, и резким обличительным пафосом. Безусловная заслуга В. Новикова заключается не только в том, что он сумел верно охарактеризовать социальное значение повести, одновременно он обосновал очень важное положение: «Критическое начало в нашем социалистическом искусстве имеет утверждающий смысл» (стр. 144). Вообще, последовательная верность диалектике позволяет Новикову быть доказательным и объективным в своих идейно-эстетических оценках. Большинство их представляется справедливыми, и если у меня есть отдельные расхождения с В. Новиковым, например, по поводу повести И. Падерина «На Крутояре» или пьесы Г. Бокарева «Сталевары», – то это вполне возможные расхождения вкуса.
Объективность его оценок и рекомендаций особенно проявляется в тех случаях, когда В. Новиков пишет о книгах, вызывавших шумные дискуссии или подвергавшихся необоснованным субъективистским наскокам. Спокойно, серьезно, как бы подводя итоги вчерашним спорам, В. Новиков пишет о романе Ю. Бондарева «Берег», трилогии Ф. Абрамова. «Пряслины», трилогии К. Симонова «Живые и мертвые». Указывая на отдельные просчеты художников, он в то же время четко определяет их достижения в раскрытии нравственной силы положительных героев, в правомерности драматического, а подчас и трагического подхода к изображению прошлого. «Драматизм и трагичность многих жизненных ситуаций не страшат художника социалистического реализма, ибо его восприятие жизни оптимистично» (стр. 157), – справедливо пишет В. Новиков, подсказывая своему читателю, что серьезность оптимизма как раз и проверяется в трагических испытаниях.
Книге итогов, – а именно так написана рецензируемая работа, – необходима точность оценок, возникающая на основе верности основополагающим эстетическим принципам нашей литературы. И, как мне думается, она достигнута, что и составляет немаловажное достоинство книги. При этом В. Новиков вовсе не замалчивает недостатки и слабости отдельных произведений или выявившиеся в этот период ошибочные тенденции. Он напоминает, что «пришлось активно выступать против внесоциального подхода к таким общечеловеческим нравственным категориям, как совесть, честь, гуманное поведение личности» (стр. 130). Говорит и об ошибочности тех «произведений, в которых идеализировались добродетель и душевность человека, проявляющиеся в его «естественном состоянии» – в единении с природой» (стр. 130). Опровержение этих тенденций содержится уже в том, что автор верно указывает на их метафизичность, лишний раз подтверждает, что только «при диалектическом подходе писатель может смело вторгаться в противоречия жизни, изображать самые сложные и запутанные судьбы, трагические ситуации».
Однако, принимая работу В. Новикова в целом, хочу оговорить, что есть в книге ряд вызывающих возражения частностей.
Иногда В. Новиков сообщает итоговые оценки, не подкрепляя их никакими аргументами. Так, вне аналитических соображений, говорится о недостатках повести В. Быкова «Круглянский мост» и ряда повестей Ю. Трифонова или наоборот – о достоинствах романов С. Залыгина. Чувствуется, что даже опытному автору не всегда удается преодолеть противоречие между грандиозным объемом обозреваемого материала и жестким лимитом на объем самого исследования.
г. Куйбышев