Игорь Гусманов. Лирика Шелли (1804–1811). Лирика Шелли (1811–1817). Лирика Шелли (1818–1820).

Перед нами уникальное издание – солидный трехтомник общим объемом около восьмисот страниц, представляющий сразу два текста, – первую в отечественной англистике монографию о лирике Шелли и свод образцов его поэзии в переводах И. Гусманова. Никогда еще этот выдающийся английский романтик не удостаивался у нас такого солидного исследования. Автора книги (думаю, что трехтомник можно так называть) Игоря Галимовича Гусманова, профессора Орловского университета, известного специалиста по Шелли и талантливого поэта-переводчика, я знаю давно, мы встречались на конференциях, обменивались книгами. Рецензируемое издание обобщает многолетний труд автора по изучению и освоению лирической поэзии классика, творчество которого давно вошло в сокровищницу мировой литературы, но, будучи во многом трудным для восприятия, не столь уж широко известно в России – несмотря на публикации и переиздания переводов, сделанных Бальмонтом, Маршаком и др. Работа И. Гусманова закрывает многие лакуны в изучении Шелли.

Исследователь ставит себе задачу дать развернутый анализ краткой (уложившейся в шестнадцать лет), но интенсивно протекавшей творческой эволюции английского лирика, проследить жанровую специфику его поэзии, уточнить ее литературный и социальный контекст, ее связи с биографией и личностью художника. Разумеется, не забыты и поэмы Шелли, особенно те, в которых сильно лирическое начало («Королева Мэб», «Вечный Жид», «Генри и Луиза»), а также его проза – юношеские «готические» романы, трактат «Защита поэзии». Гусманов полемизирует со своими предшественниками, опирается на их достижения, поправляет их недочеты. Так, И. Неупокоевой и А. Елистратовой достается за «революционизирование» поэта, который в советские годы объявлялся у нас сторонником насильственного свержения буржуазного строя. В книге Н. Дьяконовой и А. Чамеева о Шелли (СПб., 1994) ученый находит отдельные неточности. Так, верно замечание о том, что эти два исследователя недооценили раннее творчество поэта, определив его как «незрелые, малопримечательные стихи». Справедливости ради укажем, что сам Гусманов, высоко ставя первые вещи Шелли в первом томе своей трилогии, далее приходит к более сдержанной их оценке, когда пишет о «свойственном [поэту] прежде методе прямолинейного самовыражения», признает незрелость его отдельных юношеских стихов, их зависимость от сентиментально-готического направления (в частности, «кладбищенской лирики»), бывшего модным в самом начале XIX века в английской поэзии. Гусманов-переводчик знакомит нас, например, с самым ранним шутливым стихотворением о кошке, которое свидетельствует уже о некоторых проблесках таланта, об умении начинающего стихотворца легко владеть пером. Но в основном юный Шелли оставался «в мире теней и призраков», отдавая дань «готической» традиции как в прозе (его ученические романы «Застроцци» и «Сент-Ирвин»), так и в стихах. В книге приводятся и первые опыты Шелли в жанре поэмы, например, его «Вечный Жид» (1810), по ряду обстоятельств лишь недавно включенный в основной корпус сочинений поэта. Процитируем начало монолога заглавного героя поэмы, ставшего одним из основных образов мировой литературы:

Ужели никакие стрелы молний

Меня не сокрушат, и есть броня,

Хранящая от стали и огня?

Тогда я сам, найдя в берлоге горной,

Смерть разбужу, развею сон тлетворный…

(Здесь и далее перевод И. Галимова.)

В образе Вечного Жида юный романтик воссоздает близкий ему тип неустрашимого богоборца, восходящий к античной мифологии. Этот персонаж ищет смерть как избавление от земных мук. В XX веке этот тип героя привлекал внимание таких различных авторов, как советский романист Всеволод Иванов и аргентинец-«космополит» Хорхе Луис Борхес.

В анализе пейзажно-философской лирики поэта исследователь опирается на идею И.