№9, 1980/История литературы

Ибн Сина – поэт

В сентябре 1980 года культурное человечество отмечает 1000-летие со дня рождения Абу Али Ибн Сины, или, как произносят это имя в Европе, – Авиценны. Кто же он? Величайший медик, сочетавший научно-теоретическую глубину Гиппократа и замечательное искусство врачевания Галена; ученый-естествоиспытатель, достигший вершин современной ему науки в области математики, физики, химии, физиологии животных; мыслитель, философ – аристотельянец, глава того направления в восточной философской мысли, которому свойственно было пленительное «жизнерадостное свободомыслие», по выражению Ф. Энгельса, – в «Диалектике природы» он характеризовал это направление как «подготовившее материализм XVIII века» 1; музыковед и лингвист; поэт, автор не только прекрасных четверостиший, газелей и од на языках фарси и арабском, но и целого стихотворного научного трактата по медицине «Урджуза», а также глубоко поэтичных аллегорических произведений философского содержания («Хай, сын Якзана», «Птицы» и др.) 2. К сожалению, из поэтического наследия Ибн Сины до нас дошло немногое. Между тем его труды по поэтике и теории музыки стали своего рода мостом между античным миром и западноевропейским Ренессансом.

Об Ибн Сине как о философе и ученом существует обширная литература, но как о поэте работ о нем почти нет. Можно назвать интересную статью И. Дахията в издании его перевода «Поэтики» Ибн Сины («Ibn Sina’s Commentary’s on Poetics», Leiden, 1974). К нынешнему юбилею Ибн Сины в журнале Союза писателей Таджикистана «Садои шарк» опубликованы статьи Р. Хадизаде «Ибн Сина и литература» (1979, N 9) и особенно ценная – Муниры Шахиди «Ибн Сина и жанр лирики» (1980, N 1); некоторые выводы этих авторов учтены в настоящей статье. Должен признаться, что в прежних моих статьях односторонне оценивался Ибн Сина – лишь как рационалист, при недооценке его как поэта. Использую настоящую статью, чтобы загладить свою вину перед гениальным мыслителем и поэтом. Ведь общепризнанная ныне гениальность Ибн Сины, помимо прочего, проявляется в удивительно гармоничном сочетании тех двух видов мышления, которые академик И. П. Павлов считал основными проявлениями высшей психической деятельности человека: научного, преимущественно аналитического строя, и поэтического, склонного к синтетическому восприятию действительности. Все грани творчества Ибн Сины неразрывно между собой связаны, и только исходя из этого, из удивительной разносторонности и гениальной универсальности его, можно его понять.

* * *

Ибн Сина принадлежит не только своей родине – Средней Азии, не только Востоку, но и всему человечеству – как гений международного значения, как деятель мировой культуры. Подобно тому как за право называться родиной Гомера спорили по преданию семь городов, так и принадлежность Ибн Сины именно к данной культуре оспаривают немало стран. Он писал в основном на «латыни Востока» своего времени – на арабском языке, – значит, утверждают одни, Ибн Сина принадлежит арабской культуре. Край, где он родился, назывался Туркестан, – значит, утверждают другие, Ибн Сина принадлежит тюркской культуре, и книга о нем, вышедшая в Стамбуле в 1950 году, так и называется: «Ибн Сина – великий турецкий ученый». Существуют и другие версии. На самом же деле, великий человек, получивший мировое признание, Ибн Сина корнями глубоко связан со своей родиной, и чтобы понять жизнь и творчество его во всем объеме, нужно последовать знаменитому совету Гёте: «Если хочешь понять поэта, ты должен отправиться в страну поэта».

Родина Ибн Сины – Средняя Азия, точнее, таджикское село близ Бухары – Афшана; народ, который породил его, – это восточные иранцы – таджики, а все его творчество непосредственно связано с развитием прогрессивной поэзии и философской мысли Средней Азии IX-XI веков. Эти века знаменуют собою начало восточного, «иранского» Ренессанса, когда вновь возродилась в IX-XV веках и расцвела на основе освободительных народных движений против завоевательной политики Арабского Халифата (типологически близких испанской Реконкисте) иранская культура на родном языке – фарси, сначала у восточных, среднеазиатских иранцев – таджиков, а затем и у западных иранцев – персов3.

В эту историческую эпоху усилилось сближение культур двух основных этнических элементов Средней Азии – иранского и тюркского. К этой поре восходят корни исторически сложившейся дружбы и сотрудничества всех народов Средней Азии. Ибн Сина – живое олицетворение этой дружбы. Показательно в этом отношении, что Ибн Сина (по этническому происхождению – среднеазиатский иранец) воздает дань уважения как своему духовному предшественнику аль-Фараби (по этническому происхождению – срёднеазиатскому тюрку), признанному «вторым Аристотелем», говоря о нем: «Он дал свет слепым, это – наш Учитель».

Тяжело сложилась жизненная судьба Ибн Сины. Любимый народом, он был часто неугоден деспотическим правителям из-за того, что, готовый достойно заниматься делами государственного управления, он отказывался прислуживать при дворе, – как позже выразился наш поэт: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». Гонимый тиранами, Ибн Сина скитался по всем городам и весям Средней Азии, не раз сидел в заточении и с подорванным здоровьем нашел свою смерть в пути, в одном из скитаний – пятидесяти семи лёт от роду.

В ту эпоху из среды образованных кругов феодального общества Средней Азии и Ирана выходили отдельные выдающиеся личности, хотя и далекие от народных движений, но силою своего таланта сумевшие возвыситься над своей классовой средой и в своеобразной форме выразить черты народной идеологии. Такими были в IX-XI веках и Рудаки, и Фирдоуси, и Омар Хайям. К этой плеяде примыкает и Ибн Сина. При всем жанровом и индивидуальном различии этих писателей им всем свойственны некоторые общие черты: любовь к родной культуре, особенно к родному языку- фарси; обостренное внимание к человеческой личности и провозглашение ее духовной свободы и самоценности, то есть антропоцентричное мировосприятие ренессансного типа.

Корни двух главных идей творчества Ибн Сины – Разум и Любовь – мы обнаруживаем уже в произведениях Рудаки, основоположника классической поэзии на фарси. Свой «символ веры» (о соотношении двух полюсов антиномии – Разума и Любви) Рудаки предельно четко и образно выразил в двух отточенных бейтах, обращенных к Возлюбленной:

Если для сада Разума – ты осень,

То для цветника Любви – ты весна,

Если я пророк Любви –

То творец Любви только ты.

(Подстрочный перевод.)

Мысль выражена здесь с помощью традиционного древнеиранского приема универсальной поляризации и антитез: Любовь – Разум, весна – осень, творец – пророк, – рельефно и лаконично. Над всеми противоположностями, полюсами и антиномиями стоит образ Возлюбленной, источник нетленной человеческой Красоты: «Нет божества, кроме Красоты, и поэт – пророк ее».

Вокруг этого «символа веры» располагаются все другие стихи Рудаки: восхваляющие Разум как основу всей этической системы поэта и воспевающие Любовь, при этом не только к Возлюбленной, но и ко всему роду человеческому.

Знаменитая «Шахнаме» Фирдоуси также начинается, как известно, величавым гимном Разуму, а вся эпопея пронизана мотивами нетленной Любви.

В условиях XI века, когда, прислуживая Халифату, деспотический султан Махмуд Газневид, владевший почти всей Средней Азией и Ираном, насаждая арабский язык победителей, изгнал язык фарси из государственных учреждений, унаследованная Ибн Синой у его классических предшественников любовь к родному языку принимала характер особой, демонстративной привязанности и преданности. Ибн Сина в нарушение всех «приличий» не только стихи, но и некоторые философские труды писал на фарси, создал на нем философскую терминологию, избегая при этом, подобно Фирдоуси, лишних арабизмов. В своих же арабоязычных произведениях он не раз приводил примеры из родного языка, что считалось тогда необычным, даже одиозным.

От истока рудакийской поэзии растут и заполняющие всю жизнь Ибн Сины культ Любви и культ Разума.

Идея неугасимой Любви к Возлюбленной, к ближнему, к слабым и немощным, к исцеляемым больным, ко всему человечеству, великая гуманистическая идея владела Ибн Синой в течение всей его творческой жизни, она и водила его поэтическим пером. Отсюда безграничное стремление к Прекрасному – одновременно как к важнейшему источнику, так и наилучшему выражению Любви – и неутолимая страсть к поэтическому, художественно-образному слову, породившая его стихотворные и другие поэтические произведения.

Всесилие человеческого разума, – эта идея обуревала Ибн Сину с юных лет. В 1875 году впервые увидел свет извлеченный из безмолвия рукописных фондов небольшой трактат Ибн Сины «О душе». Оказалось, что это его философский дебют, написанный в шестнадцатилетнем возрасте. Молодой мусульманский философ, явно симпатизирующий Аристотелю, начинает свой трактат вопреки исламу – не с авторитетной цитаты из Корана и одновременно, в отличие от Аристотеля, не с вопросов «что это?» и «почему?», а с вопроса о реальности самого предмета исследования, с вопроса – «существует ли душа». Развивая глубокие мысли о взаимосвязи «чисто» психических и психофизиологических функций души, молодой автор делает это без единой ссылки на религиозные догматы, опираясь лишь на законы логики. Как напоминает этот метод исследования появившуюся шесть с лишним столетий спустя «Этику, доказанную в геометрическом порядке…» знаменитого амстердамского мыслителя-пантеиста Спинозы!

Строго рационалистические и логические построения проявляются в наибольшей мере в естественнонаучных и медицинских произведениях Ибн Сины, а также в его многочисленных трактатах по логике. Дар теоретического обобщения, научной абстракции давал ему возможность предвидеть многое из того, до чего наука дошла лишь много веков спустя. Такова, например, его гипотеза о структуре глаза, во многом оправдавшаяся лишь на основе данных современной экспериментальной медицины. Такова и гипотеза о горообразовании в результате постепенного размывающего действия воды, сочувственно оцененная спустя пять веков Леонардо да Винчи, а еще через три века самостоятельно разработанная Лайелем.

В противоположность «поповщине», которая превращала логику Аристотеля в пустопорожнюю схоластику, Ибн Сина неустанно подчеркивал значение конкретной и «вещественной» истины, равно и воображения. Логика – это лишь орудие познания вещей, само же познание достигается не силлогизмами самими по себе, а изучением сущности предмета. Отсюда и высокая оценка познавательной роли интуитивного воображения и фантазии;- проявляющихся особенно ярко в поэзии.

Отсюда и то большое значение, которое он придавал в познании природы вещей опыту, практике, действию;

  1. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 20, стр. 346.[]
  2. Русский перевод, выполненный А. Сагадеевым, см. в кн.: Абу Али Ибн Сина (Авиценна), Избранное, «Книга», М. 1980.[]
  3. В IX-XV веках, когда развилась и расцвела всемирно известная классическая персидско-таджикская поэзия, являющаяся общим наследием и восточных и западных иранцев, иранская народность (и в Средней Азии, и на юге Ирана, например в Фарсе) одинаково называлась: «таджики», а общий язык – «фарси».[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №9, 1980

Цитировать

Брагинский, И. Ибн Сина – поэт / И. Брагинский // Вопросы литературы. - 1980 - №9. - C. 162-178
Копировать