И старый вздор, и вздорную новинку

Разные аспекты художественного процесса в нашей стране вызывают раздражение буржуазных критиков, но главную атаку они ведут против принципа партийности советской литературы, фальсифицируя теорию и практику социалистической культурной революции. Каких только откровений и прогнозов не встретишь в писаниях на эту тему! Приверженцы доктрины «чистого» искусства утверждают несовместимость понятий «культура» и «политика». Прикрываясь флером внеклассовости, они настойчиво твердят о полнейшей автономии художественной культуры, сравнивают ее с дикой яблоней, растущей вдали от дорог и остающейся равнодушной к тем, кто срывает ее плоды. Называют культуру и цветком, безмятежно цветущим на высокой скале, и красивой затворницей, и даже… слепой кишкой нашего времени…

Все еще всплывает старая мелодия, будто подлинные художественные, ценности может создать автор, находящийся в стороне от общественных потрясений. Выражать насущные интересы общества – это, дескать, удел псевдоискусства. Если художник пишет картину из жизни рабочего или романист рисует борьбу крестьян – он уже псевдохудожник, тиражист, удовлетворяющий лишь спрос потребителя.

Рассуждения подобного рода носят ярко выраженную идеологическую окраску. Нападки на политику КПСС в области культуры – это нападки на социалистический реализм, который лживо истолковывается реакционными буржуазными критиками как синоним примитивной политизации литературы.

Одним из ярых хулителей литературной политики в СССР выступает западногерманский советолог Петер Хюбнер. Он сотрудник Кельнского федерального института восточных и интернациональных научных исследований. За последние годы П. Хюбнер не раз предавал гласности свою концепцию литературного процесса в нашей стране. В 1969, году под грифом кельнского института увидел свет его реферат «Антисталинистское движение среди советской литературной интеллигенции в 1965 – 1968 годы», несколько позже был напечатан доклад «Формальный застой современной советской литературы». В 1971 году в журнале «Остойропа» появилась статья под названием «К положению нонконформистской литературной интеллигенции в СССР. От «невозможности идеологического сосуществования» к «идеологической войне». В 1973 году критик опубликовал небольшой «Очерк советской литературной политики 1917- 1925 годов». И наконец, последняя его работа – «Литературная политика», ставшая специальной главой коллективного труда «Культурная политика Советского Союза», вышедшего более года тому назад в штутгартском издательстве Альфреда Кренера.

Прежде всего П. Хюбнера раздражает то, что советская литература – органическая часть духовного организма социалистического общества, что партия с самого начала ориентировала писателей на отображение реальных процессов общественного развития. Уже в этом критик видит некую заданность, запрограммированность, декретирование, тенденцию, ведущую к ограничению свободного соревнования в художественном творчестве.

В наше время трудно представить себе литературоведа, который бы всерьез утверждал, что литературу вообще можно… учредить и что социалистическая литература создана по приказу или декрету, а не возникла в ходе общественного развития, не явилась ответом на потребность нового времейи. Вроде бы и неловко начинать разговор с напоминания о такой элементарной истине.

Правдиво воссоздать нового героя, вышедшего на авансцену истории после победы Октября – к этому стремились сами писатели, люди очень разных биографий. «Мы входили в литературу волна за волной, – вспоминал А. Фадеев, – нас было много. Мы приносили свой личный опыт жизни, свою индивидуальность. Нас соединяло ощущение нового мира как своего и любовь к нему».

Идеи революции, первые успехи на фронте социалистического строительства повлияли и на творчество писателей, сформировавшихся задолго до исторического штурма Зимнего. А. Толстой, чей путь к революции был сложным, в 1924 году уже новыми глазами смотрел на мир. Его волновали «те новые типы, кому еще в литературе нет имени, кто пылал на кострах революции, кто еще рукою призрака стучится в бессонное окно к художнику». И он заявлял: «Я хочу знать этого нового человека… Я противопоставляю эстетизму литературу монументального реализма».

Художественная литература становилась одним из важных средств «ваяния нового человека». Новый герой, новые человеческие отношения нашли художественное воплощение в «Разгроме» А. Фадеева, «Цементе» Ф. Гладкова, «Хорошо!» В. Маяковского, в романах М. Шолохова. И литературные герои, вобравшие в себя лучшие черты людей, преобразующих жизнь на новых социальных началах, стали любимыми в народе. Кельнский же советолог распространяет небылицы, будто с первых дней советская власть возводила всякого рода препоны, мешающие реализации просветительской функции литературы, и литература якобы все больше удалялась от народа. А в 1927 годе П. Хюбнер и вовсе увидел некий «решительный поворот» в советской литературной политике. «Изменение целей состояло в том, – гипнотизирует он читателей, – что литературная политика отныне стремилась подчинить литературу не интересам масс, а сделать ее служанкой партии».

Противопоставление партии и народа, партии и писателей как враждебных друг другу сил проходит лейтмотивом через все сочинения западногерманского критика. Постановление ЦК ВКП (б) 1928 года об обслуживании книгой массового читателя П.