Древнерусская литература и фольклор

В. П. Адрианова-Перетц, Древнерусская литература и фольклор, «Наука», Л. 1974, 171 стр.

В состав сборника «Древнерусская литература и фольклор» включен ряд исследований и статей, написанных В. Адриановой-Перетц в разные годы. Одни из них в свое время по существу открывали тему фольклоризма древней литературы, другие – разрабатывали отдельные ее ракурсы.

В работе «Древнерусская литература и фольклор» автор намечает пути, по которым должно идти исследование этого вопроса, напоминает об основных факторах соотношения мировоззрения и художественного метода. Касаясь еще одного важного фактора – языка, В. Адрианова-Перетц пишет: «При стилистических сопоставлениях книжной и устной фразеологии нередко… упускается из виду, что у писателя и народного поэта была общая почва, на которой оба творили, общий запас художественных средств, который служил тому и другому для воплощения своего замысла. Этой общей почвой был живой русский язык, во всем его классовом и диалектном многообразии, во всех его разновидностях, выработанных различными потребностями исторической действительности» (стр. 14).

Без учета этого положения говорить о фольклоризме – не только древнерусской литературы, но и литературы позднейшей – практически невозможно.

Как известно, ведущая тема русской светской литературы XIV-XV веков была тема историческая. В статье, посвященной исторической литературе начала XV века и воздействию на нее народной поэзии, идет спор с фольклористами, утверждавшими влияние народного творчества лишь в области художественной формы. Автор опровергает положение, будто связи между литературой и фольклором в XI-XVII веках ограничились «частичным влиянием устной поэзии на письменную и носили характер более или менее случайных сближений». В работе аргументированно доказывается, что «проблема гораздо сложнее, связь древнерусского писателя и народного поэта бывала прочнее и глубже, и свести ее к эпизодическим отражениям элементов фольклора в литературе нельзя. Закономерность идейного приближения литературы к фольклору и как следствие его – появление в художественной системе писателя и в его языке определенных черт устной поэтики – очевидны» (стр. 28).

Исследователь идет дальше, отмечая общие черты в самом художественном методе фольклоризма, легшем в основу работы и над «Словом о полку Игореве», и над историческими повестями.

К «Слову о полку Игореве» В. Адрианова-Перетц многократно возвращалась на протяженна всей творческой жизни; ее итоговой работой была книга «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI-XIII веков» («Наука», Л. 1968).

«Слово о полку Игореве» и устная народная поэзия» – одна из значительнейших статей сборника, в ней во главу угла взаимосвязей литературы и фольклора снова ставится проблема мировоззрения.

На большом материале В. Адрианова-Перетц показывает, как, «опираясь на народные основы литературного языка, – заключались ли они в самой выразительности живой русской речи или в отработанных уже поэтических средствах фольклора, – автор «Слова» обогащал их и доводил до более высокой ступени художественности. Народности идейной сущности «Слова», глубине его общественно-политической мысли соответствует творческое повышение изобразительности лучшего из сокровищницы народной речи» (стр. 119).

«Слово» для В. Адриановой-Перетц было не только «объектом изучения», а еще и «объектом влюбленности».

Через «Слово», как это ни парадоксально, она восприняла и целую плеяду поэтов нашего века, от Велимира Хлебникова до Андрея Вознесенского и Виктора Сосноры. Впрочем, – и это следует отметить особо, – ее интерес к советской литературе был широк, и не случайно в рецензируемой книге, наряду с именами классиков XIX века, мы найдем и имена многих советских писателей.

На древнерусской литературе интерес В. Адриановой-Перетц не замыкался; современная поэзия, кинематограф, живопись волновали ее и рождали неожиданные экскурсы в историю, в древность, а порой вызывали и мысли о будущем литературы.

В числе тем, впервые поставленных во всей широте В. Адриановой-Перетц, особое место занимает повесть XVII века (в ее социальном и художественном аспекте); в настоящей книге этой теме посвящено несколько статей: «Исторические повести XVII века и устное народное творчество», «У истоков русской сатиры» и др.

Говоря об исторических повестях этого времени, автор подчеркивает общность передовой исторической литературы XVII века и устного исторического эпоса – связь повестей и исторических песен с эпической идеализацией героев.

Классическими стали работы В. Адриановой-Перетц, посвященные сатире XVII века. Отмечая антифеодальные настроения литературной сатиры той эпохи, ученый очень точно показывает ее фольклорные истоки – от сказок, известных во многих вариантах, до народных шуток, юморесок, пародий и так называемой «мнимой поэзии». Справедлива мысль о том, что «элементы сатиры в прогрессивных памятниках древнерусской литературы, начиная со старшей летописи, органически связаны с «сатирической стихией» народной поэзии. В XVII в. процесс создания сатиры как особого вида художественной литературы идет рядом с энергичным развитием народной сатиры – спутницы антифеодальных движений этого времени. Литературную сатиру в ее ведущем направлении сближают с антикрепостнической народной сатирой их общая идейная направленность, четкий классовый смысл, отсутствие отвлеченной морализации».

Особое место в кругу интересов В. Адриановой-Перетц заняли комические и сатирические рассказы, изложенные рифмованными неравносложными стихами, которые назывались то «фигурными», то «забавными» и т. д. Автор сумел показать, как широко в эти «жарты» вошли русские народные пословицы и сказки, подсказавшие, в частности, образ «мудрой девы», отгадывающей предложенные ей загадки, и многие другие.

«Параллели» из сборников А. Афанасьева «Народные русские сказки», Д. Ровинского «Русские народные картинки» и других подтверждают мысль о связи «жарт» и фольклора; отсюда точность вывода: «Стихотворные жарты, в отличие от своего основного литературного источника – переводных фацеций, гораздо теснее были связаны с фольклором. Устная сказка, анекдот и пословица питали тематику стихотворных жарт, пословица заменяла и книжные нравоучения, направляя иногда внимание читателя на комические стороны рассказа, вместо того чтобы подчеркивать его назидательный смысл. Народная речь обогатила язык жарт своей образностью, народный ритмический сказ придал своеобразие их неравносложному стиху».

Это – как основной вывод.

Но в тексте статьи есть наблюдение, может быть, более важное: о том, что русская сказка часто «поддерживала самый выбор сюжетов» (стр. 168) в этих жанрах, то есть в силу законов памяти помогала перенесению на иноязычную почву лишь тех сюжетов, у которых имелись на этой почве аналогичные.

Мысль эта выходит за пределы частного наблюдения и идет в русле важнейших наблюдений уже иного, интернационального масштаба, затрагивая один из самых сложных вопросов науки – вопрос о взаимовлиянии.

Книге «Древнерусская литература и фольклор» предпослано обстоятельное предисловие А. Евгеньевой, где дана теоретически наполненная характеристика работ выдающегося ученого. А. Евгеньева, в частности, отметила место фольклоризма в круге интересов В. Адриановой-Перетц, аргументированно показав, как она сумела перенести центр исследования проблемы взаимосвязи фольклора и литературы на «внутреннюю, мировоззренческую сторону» (стр. 3).

К сожалению, в предисловии остался неучтенным ряд работ, которые могли бы раздвинуть рамки сказанного. В частности, жаль, что А. Евгеньева прошла мимо работы В. Адриановой-Перетц над фольклорным разделом известного сборника Ю. Тынянова «Мнимая поэзия» (М. -Л. 1931). Именно здесь истоки истолкования пародии, иронических жанров и пр.

Не учтены фольклористические изыскания ученого в работе над библиографическим указателем «Древнерусская повесть» (вып. 1-й, составленный совместно с В. Покровской, М. -Л. 1940) и ряд других.

Наследие В. Адриановой-Перетц вошло в основной фонд нашего литературоведения и фольклористики, и рецензируемый сборник открывает перед нами широкий круг проблем, и сейчас находящихся в центре внимания ученых.

г. Ленинград