Художественный образ и жизнь
Ахияр Хакимов, С веком наравне. Художественный образ в поэзии Мустая Карима, Изд. литературы и искусства имени Гафура Гуляма, Ташкент, 1971, 155 стр.
В последние годы работы о творческом пути писателя все чаще обретают и теоретическое значение. Более глубоко и всесторонне исследуются проблемы творческой индивидуальности, а так как в наше время становление, развитие писателя связано не только с национально-художественными традициями, но и с закономерностями, всего многонационального литературного процесса, обстоятельнее изучаются взаимосвязи художника с развитием многонациональной литературы, с теми или иными тенденциями в общем процессе.
Мы находим эти проблемы и в книге А. Хакимова «С веком наравне. Художественный образ в поэзии Мустая Карима». Творческий путь поэта увиден через созданную им образную систему. В художественном образе фокусируется все: становление мировоззрения поэта, углубление его видения мира, поиски новых тем, которые отражают его искания своего места в жизни. А. Хакимов замечает на 11 стр.: «Эта книга – не очерк жизни писателя. Она о поэзии Мустая Карима, ставшей значительным явлением многонациональной советской литературы». Верно, биографии писателя здесь нет. Но разве история эволюции его образов, всей его образной системы не есть биография поэта? Угол зрения, избранный автором книги, позволяет ему отчетливо выявить своеобразие творческой индивидуальности Муста я Карима.
Биография поэта – это и его первые произведения, в которых «деревенское» начало звучит с прямолинейной, откровенной силой; он писал тогда о комсомоле, о колхозах, но за всем стояли и родная улица, и родная речка. Это и его творчество военных лет, когда тот образ, который вызревал на деревенской улице, на вспаханном поле, на сельской гулянке, на луговом многоцветье, исполнился грозной мощи, исторической масштабности. В поэзии укрепился и пустил корни, разветвился главный, как верно определяет исследователь, образ – образ Родины. Всю войну М. Карим провел на фронте. И созрел как человек, патриот, поэт.
Замечание А. Хакимова об этом периоде очень тонко и точно: «Именно тогда, в огне сражений, творчество Муста я Карима начинает формироваться как явление глубоко народное, национальное в своей основе, как яркое художественное выражение эпохи. Война ускорила нравственное возмужание поэта, вооружив его той ответственностью, которая легла на плечи всего поколения» (стр. 41).
Казалось бы, именно до войны М. Карим был весь «растворен» в народной поэтической стихии. Казалось бы, именно тогда он повседневно был связан с истоками народной речи, народного быта. И все же прав А. Хакимов: «проблема народности поэтического образа» во всей своей значительности встает в поэзии М. Карима именно в годы войны.
В послевоенный период, говорит критик «углубление художественной мысли идет в тесной связи с усилением гражданских мотивов, пристальный анализ основных проблем времени становится в центре поэзии Мустая Карима. Образы его послевоенной лирики все чаще выступают как философское осмысление различных жизненных явлений» (стр. 62).
Стихотворения цикла «Европа – Азия» по теме своей довольно обычны: на гребне, поднявшем советскую державу надо всем миром, писатели не могли не окинуть взглядом планету, не всмотреться в прошлое, в исторические катаклизмы современности. Но при обычности тематики решение ее у М. Карима было свое. Поэт опять идет от родных улиц и улочек, от запомнившихся перелесков и крепко запавших в память друзей. Как пишет А. Хакимов: «Изображение родины в цикле «Европа – Азия» шло… от индивидуально-конкретных предметов и явлений ко все более расширяющемуся обзору… Поэт постоянно подчеркивал единство аула с республикой, республики с большой родиной» (стр. 114). Цикл «Европа – Азия» свидетельствует о зрелом мастерстве стихотворца. Здесь поэтика народных форм (кубаира и такмака), народных в своей основе метафор и традиционных образов поднята до уровня современных стихотворных исканий и достижений. Разнообразие поэтических форм необходимо М. Кариму: рисуя мир в его огромной протяженности и пестроте, поэт должен был воплотить свой замысел в многообразии ритмов и рифм, разнообразии принципов композиции, соединения сюжетных «кусков» и т. д.
А. Хакимов тонко раскрывает всю систему цикла. Пожалуй, глава «Песни мира и дружбы», посвященная ему, – одна из лучших в книге.
Именно цикл «Европа – Азия» вывел М. Карима на всесоюзную арену. И все же далеко не случайно, что цикл так и не был завершен. Не завершен доселе. Поэт стал драматургом – написал трагедию «В ночь лунного затмения», комедию, драму «Неспетая песня». Во всех его драматических произведениях главное – острое желание конкретно, в повседневности буден и ситуациях, исполненных драматизма, в традициях прошлого и рождающемся новом увидеть жизнь народа как она есть. Появилась трагическая поэма «Черные воды» – о судьбе, о размышлениях, о чувствах вдовы того, кто не выдержал испытаний войны, совершил предательство. Появились философские миниатюры. Появились стихотворения о всегда драматически напряженной жизни человеческого сердца.
А. Хакимов постепенно подводит читателя к завершающей главе – «Новые горизонты». В основе ее мысль о новой психологии художника, о новых его нравственных и эстетических взглядах. Поэт вновь пересматривает извечную проблему – диалектика нового и традиционного, национального и интернационального. Мышление поэта обретает историзм, соединяющий в триединстве прошлое, настоящее и будущее. С чувством гордости за величие родной державы, с чувством личной ответственности за историю изучает писатель прошлое страны. Он пытается увидеть судьбу башкир начиная с времен, теряющихся в дымке прошлого, в единстве с днем современным. Размышляя об этом периоде творчества поэта, А. Хакимов верно замечает: «Соотносить опыт своего народа с опытом других народов, взглянуть на себя со стороны глазами людей иного мира – это, в сущности, было извечной потребностью человечества» (стр. 145 – 146).
А. Хакимов правильно подчеркивает мысль о том, что именно эта широта мировосприятия обусловила общесоюзное звучание поэзии Мустая Карима: его мышление, при прочнейшей опоре на народное творчество, на традиции родной литературы, вбирало и опыт многонациональной советской литературы.
Книга о М. Кариме стала и книгой о пути современного башкирского писателя на всесоюзную арену. Главную свою задачу она выполнила. Но кое в чем, мне кажется, автор не был безукоризненно точен, не все продумал до конца. Критические мои замечания в основном связаны со следующим обстоятельством. В конце книги А. Хакимов роняет весьма знаменательную фразу: «По опыту художественного освоения действительности башкирская поэзия тяготеет к реалистической образности» (стр. 147). Это очень существенное положение не получает, к сожалению, развития в исследовании. Обстоятельное его рассмотрение много бы объяснило и в судьбе и в творческих исканиях М. Карима, как и других поэтов и прозаиков республик Поволжья – Г. Тукая, М. Гафури, Х. Такташа, К. Иванова, Я. Ухсая, Х. Туфана.
Эти писатели никогда не удивляли экзотичностью образов, причудливостью композиционных и иных форм, – в этом их поэтика во многом близка поэтике русской литературы, ее реалистическим традициям.
В плеяде современных мастеров поэтического слова братских республик – К. Кулиева, Р. Гамзатова, Э. Межелайтиса, Д. Кугультинова – у М. Карима особое место. Разбросанные в книге многочисленные сопоставления произведений М. Карима с созданиями названных поэтов далеко не всегда, мне кажется, бьют в цель. Разные традиции, разные истоки, разные эстетические, поэтические системы. А. Хакимовым правильно найден главный ключ: увидеть эволюцию поэта в эволюции его образной системы, и успеха достигает он там, где идет вглубь, внутрь этой поэтической системы.
М. Карим продемонстрировал, как реалистические традиции башкирской литературы, литературы поволжских народов, обогащенные фольклорными, а затем и заимствованными еще в глубокой древности восточными образными средствами, традиции, поднятые на уровень достижений современной поэзии, выходят на всесоюзную арену: обогащая родную словесность, они обогащают и всю многонациональную советскую литературу. В том, что А. Хакимову во многом удалось раскрыть эти закономерности творческого пути М. Карима, – удача критика.