Ю. Оклянский. «Бурбонская лилия» графа Алексея Толстого. Четвертая жена; Ю. Оклянский. Беспутный классик и Кентавр. А. Н. Толстой и П. Л. Капица. Английский след

Таинственное похищение, нити от которого тянутся на самый «верх», внезапно вспыхнувшая поздняя любовь, старинная драгоценная брошь, утерянная, чудесно обретенная и вновь канувшая в небытие, шпионский след, пристальный и злобный пригляд спецслужб, предательство и интриги… Нет, это не сюжет детективного романа. Не карманный бестселлер в яркой обложке. Перед вами два увесистых коричневых тома Ю. Оклянского, писателя, литературоведа, автора более чем двадцати книг. «Бурбонская лилия» графа Алексея Толстого. Четвертая жена» вышла пару лет назад, и вряд ли вы сегодня найдете в книжных лавках хоть один экземпляр этого сочинения. И вот ему вдогонку автор дарит нам свой новый труд, которому отдал он несколько лет жизни: «Беспутный классик и Кентавр. А. Н. Толстой и П. Л. Капица. Английский след». Развивая, ненадолго уходя в сторону и вновь закручивая главные линии, пунктиром намечая связи, очерчивая характеры и стирая недомолвки, Ю. Оклянский воссоздает портреты известных деятелей эпохи большого террора, рассказывает о событиях брежневского времени, порой переносится в наши дни.

Неужели чтение литературоведческого исследования может быть столь захватывающим? Реально существовавшие люди — писатели, поэты, политики, ученые, художники — становятся интереснее рожденных авторским воображением героев. Новое, или вернее обновленное литературное направление нон-фикшн постепенно завоевывает прилавки книжных магазинов и внимание читающей публики. Серые ЖЗЛовские тома, по корешкам которых еще недавно вы лишь равнодушно скользили взглядом, расхватываются как горячие пирожки. Книги Б. Сарнова, Д. Быкова, А. Варламова обсуждаются на читательских конференциях, на радио и телеэфирах. Читателю мнится, что в развлекательной легкой форме проще самообразовываться, ведь кто-то уже прочитал за него огромное количество пожелтевших журнальных страниц, горы мемуаров, разобрал полустертые строки документов и соединил все это под одной обложкой, издав или биографию, или историю встреч и разлук, или трагифарс отношений творца и власти.

Но «невымышленное» создает кроме всего прочего особый настрой в размышлениях об ушедшей эпохе, придает этакий горький привкус тому, о чем мы, как нам казалось, хорошо знали и вот открываем заново. За последние десятилетия чуть приоткрылись и снова захлопнулись двери архивов, ушли немногие, кто еще мог делиться воспоминаниями. Тот жадный, голодный интерес к не очень далекому прошлому, который охватил страну в начале Перестройки, либо стихает, либо вырождается в современное мифо- и кумиротворчество. Поэтому так важно, чтобы факты были правдивыми, память не подводила очевидцев, а желаемое не выдавалось за действительное. Даже вылезший из подошвы ржавый гвоздь должен быть подтвержден документально.

В книгах Ю. Оклянского самый строгий поборник истины не найдет подтасовок. Автор основывается только на достоверных фактах и проверенных документах. А со многими героями своих произведений он был лично знаком, расспрашивал их, пил вместе чай, смотрел в глаза. Впечатления от этих встреч — изюминка, придающая повествованию особую прелесть. Людмила Ильинична Толстая, четвертая жена беспутного классика, обворожительная, яркая женщина, вышколенная светская дама, загадочная вдова, — такой она запомнилась внимательному литературоведу. Но между тем было в ее облике еще что-то, оставившее в душе зазубрину, была какая-то недосказанность, неясность, неопределенность. А сама она не спешила развеять туман слухов и досужих домыслов. Вскружившая голову Алексею Толстому, разбившая его прочный и длительный союз с Натальей Крандиевской, красавицей, поэтессой, матерью его детей, получившая все права на литературное наследие и немалые ценности, вошедшая благодаря мужу в закрытый круг советской элиты, любила ли она столь же пылко и искренне? Однако вопрос о чувствах отходит на второй план, если, вспомнив реалии тех лет, задуматься о том, как удобна была бы всемогущим органам такая женщина рядом с известным писателем. Ведь подобным щекотливым коллизиям счета нет. Это и роковая баронесса Будберг, прожившая много лет рядом с Горьким, Лиля Брик, подруга и Маяковского и могущественного Агранова. Даже на саму «Маргариту», Елену Сергеевну Булгакову, пала тень подозрения. Конечно, можно брезгливо отмахнуться от этого. Но задача добросовестного исследователя кропотливо во всем разобраться. Доброе имя очистить, героев и злодеев расставить на положенные им места. И Ю. Оклянский внимательно вникает в каждую мелочь, находит документы, записывает важные воспоминания и беседы.

Постепенно в водоворот повествования втягивается все больше современников писателя, его друзей, врагов, тайных недоброжелателей, сексотов, любящих и любимых женщин, чиновников от литературы, партийных бонз. Один из интереснейших сюжетов «Бурбонской лилии» — отношения Алексея Толстого и Ивана Бунина. Желчный и яростный Бунин, автор ядовитого памфлета «Третий Толстой», хорошо знал цену «Алешке». Их дореволюционная дружба скоро перешла во вражду из-за незначительных издательских неурядиц, в эмиграции возобновилась, после возвращения Толстого в Россию и вовсе оборвалась. Бунин не смог простить отступничества, цинизма, вероломства «красного графа», но высоко, восторженно оценил вышедший в СССР роман «Петр I». Оба писателя, словно невидимым магнитом притягивались друг к другу, а затем отталкивались, когда один из них поменял полюса, но никогда не смогли полностью разорвать эту невидимую связь. Недаром А. Толстой затеял даже написать письмо Сталину о том, чтобы вернуть нобелевского лауреата в край родных осин. Продолжения у этой истории не было, началась война, стало не до литературы.

В книге «Беспутный классик и Кентавр» один из главных героев — великий физик, организатор науки академик П. Капица, друг Алексея Толстого, с семьей которого его связывали многолетние близкие отношения. В молодости Петр Леонидович перенес страшную трагедию, рана от которой болела всю жизнь, да так и не зажила. В тяжелые послереволюционные годы он потерял свою первую семью, обожаемую жену и двоих маленьких детей. Любящая мать спасла его, помогла выбраться из трясины отчаяния и тоски. Молодой ученый, решив посвятить жизнь только науке, уезжает в Англию, где трудится вместе с блистательным Резерфордом. Судьба подарила ему встречу с замечательной самоотверженной девушкой, вскоре ставшей его женой. Рождение сыновей, уютный домик в Кембридже, увлекательная любимая работа, все казалось таким прочным, ясным, основательным. Однако у советского правительства были на будущего академика совсем другие виды. Ю. Оклянский подробно освещает историю «похищения» ученого, в результате которого тот стал невыездным. В игру включились могущественные силы на самом «верху», и ни протесты мировой общественности, ни личное заступничество Нильса Бора и Резерфорда помочь уже не могли. П. Капица получил в СССР немалые привилегии, высокие должности, неплохие оклады и премии, даже собственную лабораторию ему выписали из Англии, но он навсегда остался заложником системы, в которую ему пришлось постепенно и болезненно встраиваться.

Как назвать жизнь в позолоченной клетке, за прутьями которой лились потоки крови и слез, шел этап за этапом, миллионы людей гибли от голода? Приспособленчеством? Равнодушием? Соглашательством? К академику П. Капице эти определения вряд ли относятся. Человек, успевший подышать воздухом вольности, он трезво смотрел на окружавшую его действительность. Ученый мужественно боролся за освобождение из тюрьмы Льва Ландау, не давал в обиду своих коллег и подчиненных. Ю. Оклянскому удалось передать атмосферу гнетущей несвободы, в которой жил этот человек. Зловещая фигура «Большого Мегрела», Лаврентия Берии, невзлюбившего строптивого физика, всегда то маячит где-нибудь на заднем плане, то надвигается с неотвратимостью рока из греческой трагедии. Постоянно изо дня в день противостоять тупой безжалостной силе тошно, тяжело, невыносимо. Спасала, конечно, наука, погруженность в экспериментаторскую деятельность, много времени и сил отнимало руководство большим коллективом. Надежной поддержкой стала семья. Но было еще нечто большее, быть может, важнейшая внутренняя опора: несмотря ни на что, надо изо дня в день трудиться для своей страны. Тогда все оправданно, осмысленно, ради этого можно идти на любые жертвы.

В этом чувстве неложного патриотизма они невероятно близки, «беспутный классик» и «академик-кентавр». Чистая, заложенная еще в детстве любовь к России с годами только крепла. Недаром многие современники искренне считали, что эпикуреец и сибарит Алексей Толстой вернулся домой в том числе и из-за жесточайшей ностальгии. С этим можно спорить, но с тем, что писатель тонко чувствовал и понимал свою страну, не поспоришь. Достаточно взять в руки роман «Петр I» или маленькую чудную повесть «Детство Никиты». Язык этих и многих еще его книг не лжет.

Ю. Оклянский мастерски выстраивает сюжеты своих произведений, подбрасывает читателю то одну, то другую версию событий. Неоднозначные характеры, непредсказуемые судьбы, загадки отношений с близкими людьми — это манки, призванные сначала увлечь читателя, а затем заставить его думать и самостоятельно делать выводы.

Главный же вывод таков — автор своих героев любит и знает о них гораздо больше, чем уместилось на страницах этих двух томов. А значит, скоро нас ждет продолжение.

Ю. НЕЖНАЯ