Горизонты современной поэмы

В основу статей Л. Лавлинского и Е. Сидорова положены доклады на заседании Совета по критике и литературоведению, отчет о котором публикуется в этом номере.

При всей изменчивости жизни и отражающего ее искусства в них есть некоторые очень устойчивые, прочные соотношения. Быть гражданским поэтом, то есть выразителем главных болей, нужд и чаяний своего времени, испокон веку считается в нашей литературе самым трудным и почетным призванием. Говоря так, я имею в виду не только собственно поэтов, но использую слово в том расширительном смысле, в каком Белинский адресовал его Гоголю. И, наверное, особенно непрост путь гражданского поэта в эпохи переломные, во времена крутых сдвигов общественного сознания. Но именно в такие времена, если у поэта хватает мужества исполнять свой долг до конца, его социальное зрение обретает пророческую остроту. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые…» – сказано классиком, и сказано, по-видимому, на века.

Сейчас на дворе человечества как никогда суровое, поворотное время, ибо решается, быть или не быть цивилизации и вообще жизни на земле. Сегодня время относительного равновесия сил, иначе говоря, тех грозных военных потенциалов, которыми располагают две антагонистические системы. Мир стоит у исторического развилка, откуда только два пути: либо – либо. Мы, советские литераторы, твердо верим, что социализм выиграет мирное соревнование со своим классовым противником – в экономической и во всех других сферах. Что таким образом будет окончательно открыт путь к миру, международным контактам, всечеловеческому братству.

Но для этой решающей победы нам понадобится мобилизовать новые огромные запасы духовной энергии – те, что заложены в атомах нашего общества, в людях. Нет сомнения, что значительную роль в этом общенародном деле сыграет и поэзия. Ведь у нее, и в частности у жанра поэмы, большой опыт, славные боевые традиции. На нашей памяти примеры поистине героического служения мастеров стиха своему народу. Вспомним Великую Отечественную войну, 40-летие со дня окончания которой торжественно отметила вся страна. На ее фронтах, в ее окопах вместе с советскими бойцами сражался против фашизма и литературный герой Василий Теркин. Мы знаем, как много сделали для идейно-нравственного воспитания наших солдат сошедшие со страниц более ранних поэм К. Симонова образы Александра Невского и Суворова. Как личная трагедия уже тогда немолодого Павла Антокольского зазвучала в поэме «Сын» приговором палаческому гитлеризму. Каким мощным патриотическим оружием стала поэма А. Прокофьева «Россия». Наряду с огнестрельной публицистикой М. Шолохова, Л. Леонова, И. Эренбурга, наряду с песнями М. Исаковского и А. Суркова советская поэма того времени вела трудный бой «не ради славы», каждой строкой помогая народу приблизить великий день Победы.

Высокого напряжения духа потребовал от поэзии и другой период нашей истории, конец 50-х – начало 60-х годов, когда Коммунистическая партия провела огромную работу по искоренению последствий культа личности, по восстановлению ленинских норм общественной жизни. По-новому, умудренно и молодо, зазвучали тогда голоса старших по возрасту поэтов – Л. Мартынова, Н. Асеева, Н. Заболоцкого, М. Светлова, – называю немногих, хотя творческий подъем был всеобщим. Настоящий взлет, я сказал бы, качественный взрыв произошел в поэзии Вл. Луговского, создавшего цикл философских поэм «В середине века». Тогда же пришла к читателю юношески прекрасная «Строгая любовь» Я. Смелякова. В полную силу заговорила языком поэмного стиха фронтовая когорта поэтов. Громко заявили о себе и те совсем молодые авторы, которых нарекли тогда «поколением эпохи спутников». Не все в этом бурном литературном движении происходило гладко, были свои противоречия и минусы, возникали и исчезали иные дутые авторитеты. Но вместе с тем пополнялся и золотой фонд нашей поэзии, создавались произведения, которыми мы вправе и сегодня гордиться.

Наделенные теперь богатым опытом пережитого, мы можем ясно понять, чем обеспечено их долгожительство в неубывающем потоке новой литературы. В самом общем виде на этот вопрос можно ответить, наверное, так: способностью автора, во-первых, наиболее глубоко откликнуться на главные запросы времени, во-вторых, соизмерить их со стратегией исторического движения человечества, то есть, по сути, с коммунистическим идеалом, и, наконец, запечатлеть это неповторимое соотношение с максимальной художественной полнотой и убедительностью. Разумеется, только отвлеченно, условно можем мы разделить эти три операции, слитые вдохновением в едином творческом процессе. Но в любом случае требования времени к поэту из этого процесса неустранимы.

Я не сторонник прямых аналогий в истории и в литературе. Но думаю, каждый из нас чувствует сегодня: на пороге опять время великих перемен. Решительный курс партии на интенсификацию народного хозяйства, на ускорение научно-технического прогресса не может не привести к коренной перестройке общественного сознания. Мы уже сейчас наблюдаем начало движения, видим, как изменился гражданский тонус периодической печати, как резко и нелицеприятно вскрываются в публикуемых материалах недостатки, мешающие коммунистическому строительству. Это относится и к отчетам с партийных конференций, и к очеркам из производственной жизни, и к статьям о ныне действующей системе школьного образования, и к материалам о развитии современного киноискусства. В печати крепнет тот «дух самокритичности и деловитости», о котором говорил М. С. Горбачев в докладе на совещании в ЦК КПСС (11 июня 1985 года). Да, собственно, мысль о необходимости деловой и конструктивной критики сквозной нитью проходит через все доклады и выступления Генерального секретаря ЦК КПСС.

Наше время требует от литературы подвига, равновеликого тем коренным сдвигам, которые начаты партией в общественной жизни. Мы знаем, что любое трудовое достижение, а творческое в особенности, любому труженику дается дорогой ценой.

Современное литературоведение помогает нам осознать, итогом какой мучительной внутренней ломки явилась бессмертная поэма «Двенадцать» Блока. А разве только полемический задор говорил устами Маяковского, когда он признавался, что «себя смирял, становясь на горло собственной песне»! Нет, в отказе «строчить романсы», то есть в стремлении всего себя отдать общественному долгу, слышна и высокая нота трагического самоотречения. Но через головы «поэтических рвачей и выжиг» гражданский трибун 20-х годов обращается сегодня непосредственно к нам: «Где, когда, какой великий выбирал путь, чтобы протоптанней и легше?» Отлично понимаю, что мерки, приложимые к дарованию Маяковского, нельзя механически переносить в другую эпоху и прилагать к талантам иного масштаба. Дело только в равнении на максимум духовной самоотдачи, о котором говорит поэт.

Вспоминаю в этой связи, как однажды, разговаривая с Л. Мартыновым, назвал его поэзию то ли научной, то ли интеллектуальной. И услышал в ответ такое возражение: «Я просто хотел передать в стихах сознание современного человека, который не только может починить какой-нибудь там электрический утюг, но и мыслит иначе, не так, как люди иных эпох». Поправка, полагаю, существенная. Ибо не внешний научно-технический колорит времени, свойственный многим стихам Мартынова (хотя и он важен!), определяет их суть. Кстати, для широко известных поэм этого автора он вовсе не характерен. Очевидно, главное тут – новый уровень осмысления жизненных явлений, новый ракурс, укрупненный масштаб в художественно-философском истолковании действительности. Дерзкие, решительные шаги в этом направлении, думаю, и призвана сделать современная поэма.

Понятно, требовать от поэта ускорения творческих темпов – примерно то же, что заставлять людей ускорить деторождаемость. Мы хорошо знаем, что развитие художественной культуры – дело более определенное и сложное, чем просто усиление идейно-воспитательной работы. Но «углублять понимание обстановки» – к этому партия призывает работников всех рангов и любой профессии, тем более это положено нам, литературным критикам, по самому роду занятий.

Моя задача сегодня – сосредоточиться на конкретном участке современной литературы, а именно на проблемах поэмного жанра. Но небольшим этот участок может показаться лишь в необозримых масштабах нашего разнопланового идеологического хозяйства. На деле он тоже необозрим для одного автора, ибо поэм издается сейчас как никогда много, а их изобилие стало характерной особенностью нынешнего литературного процесса. Хочу поэтому предупредить читателей, что я отнюдь не мыслю исчерпать проблемы жанра в настоящих заметках и рассматриваю их лишь как полемическую затравку для более широкого обсуждения.

По-моему, создание поэмы – для автора всегда суровое испытание на прочность. На глубину и объемность его миропостижения, на органическую цельность его художественной системы. Правда, мы нередко в своем наивном восторге перед количественным изобилием стихотворного эпоса сами же и завышаем в рецензиях оценочные баллы, чем сбиваем с толку молодых поэтов и вызываем раздражение опытных мастеров.

Но вместо таких восторгов, вместо довольно абстрактных споров о том, какой жанр предпочтительнее (лирика или эпос), что нередко идут в нашей печати, мне кажется, было бы полезнее углубленно изучать реальный опыт нашей поэзии. По существу споров, думаю, продуктивнее исходить из принципиального единства всех родов литературы и ее бесчисленных жанровых разновидностей. Как раз это единство имел в виду М. Пришвин, когда размышлял о долговечности произведений искусства: «Не лирика ли является в писаниях тем золотом, которое определяет их прочность и ценность? И эпос есть не что иное, как скрытая лирика». Так думал один из корифеев нашей прозы. Но существует и специфика жанра, которую следует изучать. Между тем специальных исследований, посвященных поэме, сегодня мало. За последние годы мне известно лишь две таких книги – В. Киканса и М. Числова. Вероятно, кто-то может назвать еще две-три – разве этого довольно?

И означает ли это, что наше время бедно на примечательные явления в эпическом жанре? Отнюдь нет. Прибегну единственный раз к перечню известных имен. Поэмы сегодня пишут Д. Кугультинов, Л. Костенко, Е. Исаев, Б. Олейник, Ю. Шесталов, Е. Евтушенко, Д. Самойлов, П. Боцу, А. Межиров, Н. Старшинов, Р. Рождественский, В. Соколов, А. Жигулин, Л. Дамиан, М. Чаклайс, С. Викулов, Г. Граубин, В. Костров, Ю. Кузнецов, Р. Давоян, Э. Вахидов, В. Устинов, М. Каноат, А. Преловский, О. Сулейменов, И. Шкляревский, Л. Латынин, более молодые – Г. Красников, А. Щуплов, – и вы знаете, что перечень этот далеко не полон, я привожу лишь имена, которые на слуху. Многие из поэм названных и других авторов вызывают немалый читательский интерес, отмечены высокими премиями. То есть они находят видное место в боевом арсенале идеологических средств, нужных народу и партии. Это не может не радовать. Поэмы Е. Исаева в последнее время часто появляются на страницах «Правды», по некоторым из них ставятся телеспектакли, «Литературная газета» отдает целые полосы для выступлений Е. Евтушенко, а очередная его поэма «Фуку» открывает список произведений, опубликованных в сентябрьской книжке «Нового мира». Все это дорогие для нас признаки общественного признания. Уже одно это свидетельствует, что современная поэма достойно несет знамя гражданственности, завещанное Маяковским и другими крупнейшими мастерами советской поэзии.

Но степень признания повышает и меру нашей самовзыскательности. Что, в самом деле, останется из современных произведений для будущего? Вопрос, который мы вправе сегодня задавать. Ибо мы представляем, сколь трудный жанр – поэма. Ибо у нас на виду классический XIX век. Бессмертны творения Пушкина и Лермонтова, неувядаем пафос грибоедовской комедии «Горе от ума», гражданских поэм Некрасова, некоторых произведений А. Толстого. Что еще? Думаю, не так много. Зато мы можем привести на память десятки и сотни строк из лирических шедевров века, а многие помним целиком…

Все это и заставляет подходить к современной поэме, решительно отказываясь от безоглядной восторженности. Позволю себе напомнить некоторые выводы обзорного доклада, прослушанного накануне прошлого съезда писателей СССР. Я согласен с тогдашним докладчиком М. Числовым, когда он возражает концепции «затишья» в поэзии, или «промежутка», или ее отставания от прозы. Концепции, не однажды обозначавшейся в статьях и выступлениях на разных писательских совещаниях. Согласен и с тем, что в поэзии крепнет эпическое начало, и считаю эту тенденцию в целом плодотворной. Но не могу признать, что в жанре поэмы – нынче время победоносного расцвета. Между тем М. Числов, хотя и оговаривает огрубленность выводов, все же утверждает: «Но едва ли такое возможно: в поэзии застой, а в поэме – расцвет». То есть «расцвет» поэмы признается как неоспоримая данность и даже служит аргументом в пользу общих успехов поэзии.

Думаю, на деле все обстоит иначе. Вершинные достижения в поэмном жанре и ныне куда более редки, чем в лирике.