№5, 2008/Литературное сегодня

Голоса утопии

Миф о культурном беспамятстве новейшей поэзии – очередная попытка объяснить себе природу той атмосферы, в которой очутились к началу XXI века авторы, пришедшие в поэтическое пространство оформить ось нового поколения. В сущности, это уже и признанный духовный диагноз; вот только окажется ли он знаком очередной «катастрофы в воздухе» или же толчком, посылом к переосмыслению исходных данных, началом необходимого – современного – диалога с традицией – пока неизвестно. Литературный мир замкнут, ключ к его пониманию выдается немногим, однако современные молодые авторы страдают не столько от недостатка среды, читательской, поэтической ли (отношения с читателем – следствие, а не причина литературного кризиса) – нет, они страдают, часто бессознательно, от нехватки судьбы. То есть всего того, что ко времени их прихода оказалось сведено до нуля, скомпрометировано и осмеяно как попытка романтически броско либо отшельнически безотчетно выделиться из толпы, противопоставить себя пишущей массе, поглощенной вербализацией пресловутого «нового опыта».

Изначальным Опытом стало в итоге отсутствие опыта; судьбой типового персонажа новейшей литературы – отсутствие судьбы.

В эти пределы отсутствия и угодило, в свою очередь, поколение «младших двадцатилетних», ищущее выхода из поэтического и человеческого небытия. В роли общего знаменателя для эпохи оказались выбраны в конце концов не реальность, а слово; не действительность, а сам текст, предстающий читателю некой утопией, опытным полем действия, в котором реализует свои внутренние силы и лирические взыскания поэт.

Главный вопрос на сегодня касается перспективы: есть ли у поколения, наделенного «переживанием зыбкости и неустойчивости миропорядка» и отмеченного хаотическим, бесперспективным «набором базовых координат», шанс перейти к новой реальности, оказаться чем-то ббльшим, нежели прослойкой между эпохами смерти автора – и гибели текста?..

Если верить предположениям, что «настоящий» поэтический век идет за «календарным», запаздывая на декаду, – отсчет поэзии нового времени почти начался.

 

Евгений Никитин: «Буквы сверял по весам…»1,

Ключевой мотив в лирике Е. Никитина – возвращение.

Из биографической справки в двенадцатом номере «Знамени» можно узнать, что в 1997 году, в шестнадцатилетнем возрасте, автор уехал в Германию и вернулся назад, в Москву, только в 2003-м. Биографический материал здесь важен, так как определяет лирическую атмосферу: герой Никитина вступает в реальность, как в брошенную когда-то квартиру, в оставленный дом, где вещи за время отсутствия хозяина утратили узнаваемость, вышли из-под контроля, погрузились в самостоятельную, необъяснимую жизнь: «А детская, словно гробница, пуста. / Пиратского брига недвижны борта, ржавеют на стенке рапиры, / и орочий череп таращит с шеста глазниц почерневшие дыры».

Реальность не соответствует памяти, память – реальности. Всякая вещь, всякое событие существуют в двойном измерении, единственное, что оказывается способным сохранить идентичность минувшему, – слово: слово становится точкой, скрепляющей пространства, звеном, связующим распавшуюся систему миров. Впрочем, подобный принцип сплошной номинации имеет и оборотную сторону: предметы, явления, действия обозначены столь подробно, что эта подробность не оставляет места для осмысления – там, где поэт подходит к анализу, к ответу вплотную, его речь прерывается. Новая поэтика вырастает в точке пересечения деформированного человеческого разума с интуитивно постигаемой гармонией самой жизни; пространство, на котором строят свою поэтическую реальность «двадцатилетние», есть пространство разрыва между природой и человеком.

Естественная внутренняя реакция на подобный разрыв – немота:

Музыка погасла наверху. Это неожиданно случилось. Словно меломану-лопуху что-то недоступное открылось <…> В этом состояньи не поют, прячутся, пытаясь все запомнить: этот недоверчивый уют, холод опустелых белых комнат, шепот стекол – что-то о своем, танец запыленного фарфора, стол, обжитый всяческим хламьем, очертанья странного прибора…

Внимание к подробностям, предметным дробям, умение всмотреться в детали напоминает о подсознательном поиске цельности. Изначальную смысловую ситуацию постмодернизма: мир раздроблен, целостность недостижима, слово бессильно, оно лишь фиксирует распад, расщепление основ – Никитин переворачивает, изменяет исходные данные: мир целен, это мы со своим расслоением сетчатки не можем, не в состоянии его воспринять.

. «Пока мы ребро потирали со сна, другие пришли, говорят, времена». Абсурд мира, будучи снят как программа, тем не менее остается в подкорке, формирует специфику зрения, взгляда на жизнь. Изживая эту предрасположенность, подсознательную готовность к аномалии восприятия, Е. Никитин включает у себя зрение боковое, периферийное: его жизнь – это движение в подтексте, его поэзия – мифический узор по канве повседневности. Этот подступ к судьбе с черного хода, этот неожиданный ракурс позволяет увидеть то, чего не видят другие, – поскольку, вы помните Бродского: «…город начинается для тех, кто в нем живет, с центральных площадей и башен. А для странника – с окраин…»

Лирический герой Е. Никитина и есть этот странник, однако в данном случае его окраина – пространство не столько действительности, сколько сознания. Возвращаясь к искомой и ощутимой подспудно гармонии мира, он возвращается и к себе самому: так в стихотворении «Детство» многомерная система памяти и реальности восстанавливается из фрагментов ушедшего времени, примет и преданий потерянной «прекрасной эпохи»;

Очки, рогатка, канотье. Жить в темноте и тесноте

и сравнивать по слепоте

огарок и фонарик.

Крадется в пепельную высь худого мальчугана свист,

и под ногой хрустальный лист –

как бабушкин сухарик.

А за рекой в глуби болот цыганка мертвая живет.

Вот наколдует, позовет,

уронит и состарит.

Но ты не бойся, не грусти и не старайся подрасти…

 

Детство – гармония статики, многомерное и мифологизированное бытие;

  1. См.: Никитин Евгений. Если посмотреть сквозь пузырек… // Знамя. 2007. N 12.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №5, 2008

Цитировать

Погорелая, Е.А. Голоса утопии / Е.А. Погорелая // Вопросы литературы. - 2008 - №5. - C. 119-128
Копировать