Герой, идейность, мастерство
1
Грандиозные планы по революционному преобразованию экономической структуры страны и общественных отношений, начертанные партией в документах и решениях XXVII съезда КПСС и призванные ускорить научно-технический прогресс, повысить социальную активность трудящихся, укрепить демократические начала в жизни нашего общества, рождают живительное чувство оптимизма, которое ярко окрашивает все помыслы мастеров литературного дела. Пафос обновления, проникающий в самые глубинные ячейки общественного организма, естественно, все шире захватывает сегодня литературно-творческие силы страны. Об этом свидетельствуют прошедшие республиканские писательские съезды. Весомо и впечатляюще прозвучал голос писателей в поддержку новаторских начинаний партии, которые и от самого литературного творчества требуют всепроникающего новаторского духа.
Партия направляет деятельность художников слова на еще более плодотворное укрепление их связей с жизнью народа. Это требование четко сформулировано в Новой редакции Программы КПСС. А быть с народом – значит сегодня войти всей сутью души, ума и таланта в атмосферу решительных изменений, касающихся всех сфер народного бытия, – изменений экономических, технических, социально-психологических и нравственно-духовных.
Сблизиться с жизнью, средствами искусства раскрыть сложные, противоречивые процессы, которые в ней происходят, дать глубокие художественные обобщения – это задача не кампанейского характера, а жизненная необходимость, условие дальнейшего плодотворного развития советской литературы. И если судить об ее успехах и достижениях за последние годы и о ее перспективах, возможностях по требовательным критериям современности, то одним из таких важнейших критериев должен стать вопрос о том, насколько отчетливо она предчувствовала необходимость перемен, приходящих в жизнь сегодня. Подлинные художники, всегда чуткие к потребностям общественного развития, несомненно должны были отразить в своем творчестве те социальные ситуации и конфликты, те противоречия в современном состоянии общества, о которых прямо и откровенно говорят ныне партия, решения ее XXVII съезда.
Как? – это, пожалуй, главный вопрос современной общественной жизни, независимо от того, касается ли он неотложных решений в области экономики и научно-технического прогресса или затрагивает сферу духовной жизни. Кажется, литература уже научилась различать недостатки и тормозящие явления в общем процессе социального развития. Но как устранить их – уяснение этой проблемы проблем через художественный анализ человека и человеческих отношений дается пока всем нам с трудом.
Стремительность времени… Как часто повторяются эти слова в литературном обиходе! Повторяются обоснованно, потому что наше время в самом деле летит с неимоверной быстротой. Но иногда возникает при этом беспокоящее чувство-вопрос: а всегда ли, говоря о стремительности времени, мы ясно представляем себе, каково реальное содержание этого процесса, какого характера токи и устремления его питают? Во всяком случае, стремительность, убыстрение – не воспаряющая легкость, не красочный, праздничный полет. Они рождаются в трудном борении жизни, в остром столкновении передового и отсталого, в напряженных психологических битвах, утверждающих новые формы духовного бытия.
Обострение глобальных задач времени всегда было связано с развитием художественного сознания в сторону углубления самих принципов изображения жизни, рождало чувство гражданской мобилизованности. Задачи и перспективы, намеченные партией, требуют от литературы и искусства внутренней готовности идти навстречу новым требованиям времени. В какой же степени современная белорусская литература, в частности проза последних лет, соприкасается своей живой душой с требовательным ходом времени, с его неотложными, остро, а иногда и тревожно выявляющимися проблемами? Конечно, всесторонний ответ на этот вопрос нельзя дать без серьезного аналитического труда, без коллективных усилий. Однако без такой все более углубленной работы невозможно развитие самосознания литературы, повышение ее качественных критериев.
Как известно, современность в искусстве – понятие не односложное. Нередко мы видим, что темы и проблемы, решаемые на материале исторического прошлого, приобретают благодаря глубокому художественному осмыслению действенную актуальность и злободневную идейную остроту. К таким произведениям принадлежит роман И. Шамякина «Петроград – Брест».
Роман написан на документальной основе и посвящен одному из самых трудных периодов в судьбе только что родившейся Советской Республики, когда ее правительство во главе с В. И. Лениным, защищая само существование молодого пролетарского государства, вынуждено было вести мучительно трудные переговоры о мире с немцами.
В центре произведения – образ Ленина, воссозданный с художественной естественностью. Писателю удалось воплотить единство личности Ленина – человека и политического руководителя. Конкретная идея романа очень актуальна, и ее можно сформулировать так: для государственного деятеля нового типа нет безвыходного положения в самой трудной ситуации. Эта идея звучит чрезвычайно злободневно в наши дни, когда так необходимо чувство повышенной ответственности за выбор решения, касающегося судеб мира, человечества.
Роман «Петроград – Брест» обогащает жанровые возможности белорусской прозы. Являясь, по авторскому определению, «историческим романом», он в то же время несет в своем содержании такую открытость социальной идеи, которая приобретает острополитическое звучание и во многом определяет его своеобразие, обещая появление в белорусской прозе жанра политического романа.
В последнее время наша критика все активнее обсуждает проблему политизации содержания художественных произведений. Это вызывает известную настороженность у части писателей, а нередко заставляет их открыто недоумевать: ведь идейная направленность в художественном произведении имеет и политический смысл и выявляется естественно, органично, стоит ли специально заострять вопрос о политическом содержании художественного творчества? Видимо, причина подобных сомнений в боязни, как бы усиление политического пафоса литературы не отодвинуло на задний план самое художественность, не повлекло за собой схематизацию мысли, а освещение общественных проблем с открытой политической установкой не обернулось провозглашением общеизвестных истин и засильем газетного языка.
Однако политический жанр – отнюдь не жесткий регламент, обрекающий мысль на шаблон, декларативность, мешающий ей выявиться полно и индивидуально. Наоборот, в политическом романе возникают новые варианты единения мысли и художественного изображения, раскрываются новые возможности для прямого использования интеллектуального потенциала литературы в решении общественных задач. Хочется еще раз подчеркнуть: речь идет не о том, чтобы гальванизировать упрощенные прямолинейные представления (вспомним РАПП).
Конечно, говорить о появлении жанра политического романа в белорусской литературе еще преждевременно. Видимо, не сложился он окончательно и в русской советской прозе. Некоторые критики называли политическим романом «Блокаду» А. Чаковского, но, думается, и в данном случае такое жанровое определение основывалось больше на потенциальных возможностях, чем на уже свершившемся факте. Однако бесспорным является то, что политический жанр может появиться как логическое развитие открытой социальной направленности авторской мысли. Социальность мышления и художественность в искусстве существуют не в разрыве и противопоставлении, а придают друг другу, сливаясь в органическое единство, еще более мощную силу эстетического воздействия.
Именно открытая социальная выявленность идейного содержания в романе «Петроград – Брест» позволяет писателю быть в высшей степени современным в художественной трактовке сложных ситуаций в истории революции, народа.
Современное политическое звучание романа обусловлено не только его важной и актуальной темой. Писателю удалось, как уже говорилось, создать живой образ Ленина, показать вождя революции в ежедневных его заботах. Ленинский стиль жизни и руководства – это беспощадная, исчерпывающая глубина анализа, бесстрашие перед любыми трудностями, порой – обстоятельствами истинно трагическими, умение трезво, реалистически мыслить, подлинный и последовательный демократизм. Эти определяющие черты руководителя-марксиста не всегда были свойственны людям, с которыми Ленин тогда работал. Подспудная мысль о самоутверждении, выпячивание собственной роли в событиях мешали им выработать научный, объективный подход к решению вопроса, вели в опасные дебри субъективизма и волюнтаризма, содействовали возникновению преувеличенного, кичливого представления о собственной личности. Роман И. Шемякина особенно актуален сегодня, когда ход времени на новом этапе развития советского общества с исторической необходимостью возвращает жизненные интересы народа к демократическим традициям и стилю общения между людьми, выработанным Лениным, к его опыту, тактике и стратегии, определяющим политику страны во взаимоотношениях с империалистическими державами, внутренним пафосом которой была борьба за мир.
В романе «Петроград – Брест» кроме документально воссозданных картин есть и беллетристическая сюжетная линия, но она имеет подчиненное значение.
В годы революционного подъема масс особенно яростно сталкиваются силы добра и зла, защиты действительных народных интересов и эгоистической социальной выгоды. Но борьба за свободу человека, за правду и справедливость шла на протяжении всей истории человечества. Мне кажется, заслугой современной белорусской прозы является ее сосредоточенность на проблемах духовной истории народа. Несомненным художественным достижением является здесь роман рано умершего В. Короткевича «Черный замок Ольшанский», который завоевал широкую популярность, особенно среди молодежи. Степень этой популярности даже озадачивает критику. То, что у других было недостатком: «идеальный» герой, явная романтизация повествования, приключенческий сюжет, – все это в повестях и романах В. Короткевича каким-то непостижимым образом обновилось, заиграло, наполнилось современным смыслом, общечеловеческими мыслями о жизни. В романе «Черный замок Ольшанский» ясно проступает идея связи современного человека, его нравственных идеалов с народными традициями многовековой борьбы за правду и справедливость. Писатель создал во многом новый в белорусской литературе образ героя, для которого духовная история родного края стала естественным содержанием внутренней жизни, импульсом созидательной энергии, обращенной к современности.
Время Ф. Богушевича – выдающегося белорусского поэта, фигуры в какой-то степени загадочной, непроясненной, интересно воссоздал В. Хомченко в повести «При опознании – задержать». Широко используя творческий вымысел и в то же время стремясь не отступать от правды документа, писатель показал мучительную и вместе с тем вдохновенную связь поэта-бунтаря, поэта несомненно революционного настроения, со своей эпохой – второй половиной XIX века, когда созревали условия для открытого протеста широких народных масс.
Раскрыть идейную и духовную атмосферу в белорусском крае накануне первой мировой войны – такую попытку предпринял Г. Далидович в романе «Хозяин-камень», где нарисовано немало колоритных картин деревенского быта. Однако передать исторически конкретный облик того времени автору, скажем прямо, не удалось: здесь нет собственной художественной концепции исторических событий и писатель обращается к уже существующим литературным сюжетам, в том числе – классическим. В романе в той или иной мере заимствуются сюжетные мотивы трилогии Якуба Коласа «На перепутье», романа Тишки Гартного «Соки целины», даже произведения совсем недавнего времени – «Полесской хроники» И. Мележа. Не удивительно, что автор не достиг подлинного историзма: нравы современной литературной среды прямо переносятся на другую эпоху, некоторые важнейшие события литературной и культурной жизни начала XX века рисуются упрощенно, схематично, ссылки на произведения и статьи того времени не столько передают интеллектуальную атмосферу, сколько кажутся искусственными рационалистическими подпорками. Достойно удивления и то, что в романе, посвященном «светлой памяти матери, отцу, родной земле», эпиграфом к которому взяты купаловские строчки о наследии, немало пошловатых эпизодов, а некоторые моральные представления положительных как будто героев, мягко говоря, вряд ли можно отнести к духовной сокровищнице народа. У носителя национального сознания, по мысли автора, интеллигента Алеся Немкевича бедный и неинтересный внутренний мир.
В национальной истории бывают периоды, когда дух народа на какое-то время остается угнетенным, когда в толще быта будто наново вызревают порывы к осмысленной жизни. Такой была судьба народа в бывшей Западной Белоруссии. Об этом роман В. Адамчика «Год нулевой». Как и роман «Чужая вотчина», продолжением которого он является, – это пример авторского умения показать течение народной жизни в точных и глубоких социально-психологических обобщениях. Хотя по своему жанру произведение не является собственно историческим романом, но история народа в ее самых типичных бытовых проявлениях составляет его главное содержание, весьма значительное по социальным и политическим выводам. Роман увлекает живой конкретностью человеческих судеб, раскрывает рост народного сознания, выросшего до открытого протеста и борьбы. Это произведение отличается крепкой жизненной основой, ощущением духовной силы народа, хотя писатель вовсе не идеализирует его, не боится показать ограниченность его сознания. Роман «Год нулевой» написан в лучших традициях белорусской литературы, в традициях того реализма, для которого познание человека означает открытие перед ним духовной перспективы.
Жизни бывшей Западной Белоруссии посвящен и роман молодого писателя Г. Марчука «Крик на хуторе». Автор умеет живо, с эмоциональным напряжением передать отдельные черты, эпизоды, но в целом ему недостает конкретного знания действительности того времени, и авантюрно-приключенческая стилистика преобладает над реалистической.
2
Тема Великой Отечественной войны, на мой взгляд, не скоро станет в советской литературе исторической: слишком много еще в чувствах каждого советского писателя, который обращается к ней, горечи и боли.
В последние годы в белорусской прозе появилось несколько произведений о Великой Отечественной войне, отнесенных критикой к значительным достижениям всей советской прозы. Это прежде всего – повести А. Адамовича «Каратели» (написана на русском языке), В. Быкова «Знак беды», В. Домашевича «Каждый четвертый», роман И. Чигринова «Свои и чужие». Все это произведения разные по проблематике, по стилю, но всем им свойственно идейно обостренное и глубоко философское раскрытие ситуаций, еще мало затрагиваемых советской литературой, стремление охватить всю полноту правды. Вот почему в них так много художественной правды о героизме советских людей и о сущности человеческого бытия в целом.
Повесть «Каратели» – многопроблемна, однако наиболее внимательно и целенаправленно в ней рассмотрены нравственно-социальные и философские истоки фашизма. К чести белорусской прозы, выбор этой проблемы для нее не нов – вспоминается роман Я. Брыля «Птицы и гнезда», написанный в 1964 году. А. Адамович продолжает документально-художественную разработку этой темы. Используя стилистику, если можно так сказать, жесткого, безжалостного реализма, он смог показать фашизм не только как аморальное и социальное преступное явление, беспощадно агрессивное по отношению к другим народам, но и как угрозу насильственного духовного обезображения человека во всемирном масштабе.
В последние десятилетия в зарубежной литературе опять возросло внимание к истокам фашистской идеологии, к причинам, приведшим к трагедии второй мировой войны. Достаточно назвать такие выдающиеся произведения прогрессивных художников Запада, как глубоко аналитический роман английского писателя Ричарда Хьюза «Лисица на чердаке», исполненный разоблачительного пафоса роман американца Уильяма Стайрона «Софи делает выбор», роман западногерманской писательницы Луизы Ринзер «Черный осел», в котором память о событиях второй мировой войны тесно переплетается с проблемой разоблачения как истоков фашизма, так и современной мещанской среды – потенциальной почвы гальванизации фашистских социальных и политических стремлений. Характерна типологическая общность многих ситуаций и идейных мотивов названных романов с такими произведениями советской литературы, как «Птицы и гнезда» Я. Брыля, «Нагрудный знак OST» и «Плотина» В. Семина, «Каратели» А. Адамовича, причем философское и идейное разоблачение сущности фашизма очень часто имеет близкие сюжетные решения.
«Каратели» потрясают также бескомпромиссной постановкой проблемы выбора. Смелость проникновения в душу человека, прорыва в самые потаенные и темные ее глубины настолько потрясает, что иногда возникает вопрос: «Зачем?» Зачем миру знать, что обыкновенный, приличный человек в экстремальных условиях может не выдержать испытания смертью? Всем смыслом, идейным пафосом произведения писатель отвечает – нужно, необходимо! Необходимо знать о человеке все, на что он способен и на что не способен. Литература всегда стремилась к этому. Сегодня, в условиях повышенной военной угрозы, такое знание человека особенно важно, потому что, какая бы тяжелая ответственность ни лежала на тех, кто преступил в самом себе нравственный порог, проблема зависимости человека от обстоятельств войны остается далеко не простой.
Недавно опубликован основанный на автобиографических впечатлениях и переживаниях роман М. Аврамчика «Подземелье», существенно дополняющий линию разоблачения преступного обличья фашизма в белорусской литературе.
Удостоенная Ленинской премии повесть В. Быкова «Знак беды» – произведение высокого художественного мастерства и глубокой идейной значительности. Она обогащает наше представление о Великой Отечественной войне как о войне действительно всенародной, исход которой зависел не только от противостояния ставок, фронтов, армий, штабов, но и от каждого, даже самого маленького человека. Эта толстовская мысль очень близка Быкову, как и многим другим писателям, и воплощена она им с подлинным совершенством.
В сущности, Быков показал в конкретно-бытовом и одновременно обобщенном плане, когда привычная бытовая деталь воспринимается в значении символического образа, нравственно-духовное и психологическое состояние всего белорусского народа в первые дни войны, предопределившие его судьбу в трудное время испытаний. Все поступки главных героев повести, рядовых крестьян-колхозников, обусловлены в своей основе убедительными историческими причинами. Мы видим, что твердая неуступчивость, непокоренность и мужество героев Быкова перед врагом предопределены были политическим влиянием партии в лице ее верных ленинцев еще в предвоенные годы.
Сегодня именно это произведение Быкова находится на передовых позициях идеологической борьбы. Накануне 40-й годовщины великой Победы советского народа над немецко-фашистскими завоевателями буржуазная печать на Западе помещала немало материалов, в которых утверждалось, якобы партизанское движение на территории Белоруссии начали и развернули десантные, заброшенные с Большой земли оперативные группы. Мол, не было бы их, этих групп, – и белорусский народ покорно смирился бы с чужеземной оккупацией, принял бы немецкий «новый порядок». Повесть «Знак беды» всем своим содержанием противостоит подобным домыслам. Конечно, роль десантных групп, посылаемых из-за фронта, в организации и развитии партизанского движения в Белоруссии была огромна. Однако основой всего было народное сопротивление врагу. У Быкова мы видим: дороги партизан, возможно тех же десантников, пролегали где-то мимо хутора, но его жители, простые крестьяне, уже избрали свой путь – путь крестных испытаний и мук, путь сопротивления и борьбы. Они были подготовлены к этому всей предшествующей жизнью, глубокой верой в резолюцию, в справедливость ленинских идей.
Тема Великой Отечественной войны – одна из главных в белорусской литературе, которая внесла здесь немало ценностей в общесоюзную сокровищницу. Несомненной заслугой многих белорусских писателей (М. Лыньков, И. Шамякин, И. Науменко, В. Быков, А. Адамович, И. Пташников, И. Чигринов, Б. Саченко и др.) является то, что они, правдиво и беспощадно рисуя трагедию оккупации, передали обостренное ощущение того, что на занятой врагом территории народ никогда не был покорен и не было разграничения между внутренним, психологическим сопротивлением врагу и вооруженной борьбой, между готовностью массы населения пойти на любые жертвы и боевыми действиями.
В критике в свое время прозвучал упрек: белорусская военная проза слишком, мол, много внимания отдает первоначальному этапу войны, этапу тяжкого отступления и оккупации. Это имеет объективные причины, и не только в фактическом ходе событий, но и в характере народного мироощущения.
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.