Героика борьбы и созидания
В. НЕЧАЮК, председатель Владивостокского горисполкома
Мы считаем закономерным, что конференция, которая под девизом «Героика борьбы и созидания» продолжит дальнейшее изучение революционно-патриотических традиций советской литературы и творческого наследия А. Фадеева, проходит на приморской земле. В нашем городе жил и учился, действовал в большевистском подполье Фадеев, зрел его революционный дух большого писателя-реалиста. В 50-е годы в одном из писем А. Ф. Колесниковой Фадеев писал: «Я… был просто влюблен в этот солнечный Владивосток с окружавшими его, сверкающими от солнца бухтами и заливами».
После посещения Владивостока А. Твардовский так запечатлел его образ в поэме «За далью – даль»:
Огни. Гудки.
По пояс в гору,
Как крепость, врезанный вокзал.
И наш над ним приморский город,
Что Ленин нашенским назвал.
Ленинские слова: «Владивосток далеко, но это город-то нашенский» – стали непреходящей формулой отношения партии, всего советского народа к Дальнему Востоку, к городу. Город нашенский – значит, ему внимание и первостепенная поддержка. Еще в 1931 году решением Пленума ЦК ВКП(б) Владивосток был включен в число городов, подлежащих реконструкции. Руками, сердцем и душой тех, вместе с кем Фадеев боролся за советскую власть в Приморье, их сыновей и внуков воплощалась в жизнь эта установка партии. В одном из выступлений 1934 года, выражая свое отношение к Дальнему Востоку, писатель говорил: «Мы, как революционеры-коммунисты, заинтересованы в этом крае как форпосте социализма на Тихом океане. Мы даем туда лучшие средства, лучшую армию, лучших работников – все самое лучшее».
Особенно стремительно город стал развиваться после его 100-летия, в годы последних пятилеток. Можно было бы приводить сотни примеров, иллюстрировать колонками внушительных чисел прогресс во всех областях общественной жизни города, называть проблемы, которые нам еще надо решать, и самокритично признавать недостатки, которые еще имеются, но, видимо, в сегодняшнем разговоре не это главное, так как за всеми этими большими и малыми делами мы должны видеть прежде всего человека.
Рассматривая вопрос с такой стороны, мы можем сказать, что на передней линии борьбы за претворение в жизнь грандиозных планов партии в нашем городе трудятся тысячи людей, впитавших в себя лучшие революционно-патриотические черты народа. Они показыват примеры самоотверженного труда, зажигая товарищей энтузиазмом и оптимизмом, передавая свою любовь к родному городу, чувство личной ответственности за его сегодняшний и завтрашний день.
И мы бы хотели, чтобы на страницах книг, журналов, газет, на экранах кино, на сценах театров было больше настоящих героев-современников во всем сложном многообразии их земной жизни. На мой взгляд, в романах и повестях столпилось слишком много бюрократов и формалистов, моральных негодяев и закоренелых преступников, парней и девиц, которым все нипочем. Слов нет, со всеми недостатками нашей жизни надо бороться упорно и последовательно, но только на отрицании неприглядных сторон жизни воспитывать молодые поколения трудно. Нужна постоянная героика созидания, нужен революционный патриотизм.
Все мы знаем могучую силу литературного слова, слова горячего, убежденного и правдивого. Поэтому мы бережно храним в памяти имена всех тех писателей, кто когда-то был во Владивостоке и кого эта земля вдохновляла на создание замечательных произведений. Среди них – А. Чехов, К. Станюкович, Альберт Рис Вильяме, Л. Соболев, А. Твардовский, К. Симонов. В нашем городе собирали материал для своих книг Т. Борисов, В. Лидин, А. Смирнов, П. Павленко, П. Далецкий и многие другие. Здесь выросли и окрепли поэты А. Артемов и Г. Корешов, С. Алымов и В. Афанасьев, С. Бытовой и др.
Трудящиеся города высоко ценят произведения приморских авторов Е. Терешенкова, О. Щербаковского, Г. Халилецкого, М. Матюшина, Б. Лапузина, В. Пушкина, Ю. Лясоты и других наших писателей, продолжающих традиции Фадеева – традиции героики, гражданственности и романтики. Нами сделано немало. Но надо сделать еще больше, потому что задачи, стоящие перед нами, как и перед всей страной, большие и ответственные.
А. АЛЕКСИН
Есть у Аркадия Гайдара сказка о «горячем камне». На том камне было написано, что достаточно снести его на гору и там разбить, чтобы начать свою жизнь сначала. Проходили мимо волшебного камня люди, останавливались, размышляли… Но никто не захотел жить сначала и по-другому, потому что прошли эти люди по дорогам жизни честно, достойно. «Это ли еще… не счастье?!» – читаем мы у Гайдара. Не променял бы свою судьбу ни на какую другую и Фадеев!
Фадеев, Островский, Гайдар – властители молодых сердец. Сколько бы ни прошло лет, всегда они будут неотторжимы от юности, а стало быть, не только от нынешней поры, но и от грядущей поры человечества. Помню, работая над пьесой по роману А. Фадеева «Молодая гвардия», я обращался не раз и к роману «Как закалялась сталь», потому что Павел Корчагин был молодогвардейцем эпохи гражданской войны и первых лет социалистического созидания. Это его поколение вошло в большую жизнь со словами песни: «Мы – молодая гвардия рабочих и крестьян!»
Эхо войн – гражданской и Великой Отечественной – не заглохнет для нас никогда… Напоминая о страшном, кровопролитном, оно будет требовать, чтобы ужас кровопролитии больше не повторился. Вот почему книги Фадеева, страстно повествующие о военных бурях, их героях и жертвах, служат той самой победе братства и мира на земле, которую завещали нам «солдаты, с кровавых не пришедшие полей». Ныне, в напряженной международной обстановке, мы обращаемся к образу Фадеева как к образу рыцаря борьбы за мир и безопасность народов, за предотвращение ядерной катастрофы.
Фадеев всегда с сердечным вниманием относился к детской и юношеской литературе, напоминал нам слова Белинского о том, что книги, адресованные юным гражданам, пишутся для воспитания, а воспитание – великое дело: им решается участь человека.
Кажется, это было совсем недавно… Первое совещание молодых писателей. Глубоко символичным для себя считаю то, что впервые увидел Фадеева именно там. Он протянул нам, начинающим писателям тех лет, руку щедрой отеческой помощи. Но и призывал к жесткой взыскательности, учил никогда не разлучаться с вечным источником мудрости и нетленных нравственных истин – с классикой.
Саркастически-гневно говорил он о духовном убожестве мира наживы… Фадеев был и талантливым просветителем. Он не только восторгался художественными творениями, но и защищал их в международном масштабе. Сегодня мы понимаем, сколь это было необходимо. «Служенье муз не терпит суеты…» Мы видим, как безостановочно суетится буржуазный Запад. Как идет наступление на «разумное, доброе, вечное». Трудно соединить мало эстетичное слово «бестселлер» с творениями Толстого, Достоевского, Чехова, Шекспира, Золя, Голсуорси, Томаса Манна… А как создаются на Западе «адаптированные издания»? Цинично и просто: «выжимают» из великих творения все соки художественности, все витамины высокой философии, поэтичности, романтики. Мировая культура нуждается в защите, голос Фадеева продолжает и поныне защищать ее. Защищать и от угрозы военной агрессии, и от агрессии невежества.
Один западный журналист спросил у меня: «А не слишком ли вы, советские писатели, романтизируете своих юных персонажей? и вообще, не приукрашиваете ли вы истоки, с которых начинается человеческая жизнь?» Нет, ничего не приукрашиваем, мы просто хотим, чтобы люди верили, что рождены летать, а не ползать, творить, а не разрушать, спасать, исцелять, а не убивать и душить. Это достойнейшая традиция нашей литературы. Стоит задуматься над тем, не являются ли нравственная вседозволенность, проповедь пошлости и человеконенавистничества, «воспитывающие» многих молодых читателей и зрителей на Западе, одним из самых страшных преступлений буржуазии перед завтрашним днем планеты?
Услышав о том, что книги, издаваемые у нас фантастически огромными тиражами, исчезают буквально за день, что в концертных и театральных залах не отыщешь свободного места, иностранцы не верят «ушам своим», а увидев паломничество в музеи и на выставки, не верят «глазам своим». Столь неудержимое стремление к духовным богатствам – наше бесценное завоевание. Говоря об этом завоевании, нельзя не вспомнить с благодарностью выдающихся строителей советской культуры, среди которых на одном из самых главных, самых почетных мест – писатель и борец Фадеев.
А. ЧЕПУРОВ (г. Ленинград)
Устремленность в будущее, понимание глубины художественной задачи – один из ценнейших уроков Фадеева. Мы привыкли называть философами только тех писателей, которые создают некую собственную систему воззрений на мир, и почему-то отказываем в этом звании художникам, безошибочно раскрывающим диалектику самой жизни. Это неверно, а по отношению к Фадееву неверно вдвойне. Все его творчество начальной поры – напряженные поиски, уточнение истины. Никто не давал ему готовых рецептов и концепций. Как и всякий открыватель, он какое-то время шел ощупью, методом проб и ошибок. Но ясное понимание общественных задач делало этот путь короче, чем у ряда других талантливых писателей. Очень рано ощутил он недостаточность наивно-романтической трактовки революции. Я не отрицаю романтическую краску во всем творчестве Фадеева, но я говорю о возросшем такте по отношению к этой краске, равно как нельзя не заметить у него и истинно художественного чувства меры в употреблении такого сильнодействующего средства, как фольклорные элементы. И в этом я склонен видеть урок, актуальный для современной литературы. В последние годы часто стали попадаться произведения, в которых даже о русском сельском быте пишется так, что невозможно читать без словаря.
Фадеев открывал Дальний Восток через человека и потому не был иллюстратором и бытописателем в узком смысле этого слова. Он знал и другие края. В его творческую судьбу вошли и донская степь, и Северный Кавказ, и блокадный Ленинград, и город молодогвардейцев. И ни разу региональное в его книгах и статьях не брало верх над общезначимым. Он ясно видел социальную суть, динамику образования новой многонациональной жизни, и потому так сильно в его произведениях чувство единого Отечества. И это чувство всегда было у него молодым, поэтически окрыленным. Истинной поэзией дышат многие строки трех его романов, его письма и воспоминания. Кто-то из прозаиков, по-моему, Ю. Трифонов, высказывал мысль о том, что стихи выдающихся поэтов XX века в поисках точного, упругого слова помогают ему больше, чем учеба у прозаиков. В случае с Фадеевым я вижу обратную связь – любой поэт может учиться у него пластическому рисунку образа.
Но главное, что может почерпнуть любой поэт в наследии Фадеева, – это абсолютное созвучие пульса художника и пульса эпохи, гражданскую емкость и эмоциональный заряд писательского слова. Я не случайно подчеркиваю первостепенное значение этих принципов именно для поэзии, ибо поэт призван через себя, через личностный внутренний мир показать, каков есть и каким должен быть мир реальный. Фадеев прекрасно это понимал и соответствующим образом оценивал поэтическое творчество. Вспоминаются строки из его письма молодому тогда С. Наровчатову: «…Вы многое можете. Я очень рад за Вас. Но нужно, чтобы Вы больше писали, чтобы новое, как и старое, не рассыпалось на отдельные удачи-пробы, броски туда или сюда, а чтобы были далеко идущие замыслы, чтобы все гармонизировалось в циклы, выношенные, продуманные, целеустремленные. Вы старайтесь развивать себя в тех разных сильных возможностях, которые так хорошо обозначаются в Вашей поэтической душе, но не выражаются в меру всех сил Ваших. Надо все-таки, чтобы металл наконец зазвенел!»
Фадеев оставил много прекрасных мыслей и о книгах отдельных авторов, и о творчестве целых поэтических поколений. Но я бы хотел подчеркнуть только что прозвучавшие пожелания: «чтобы металл наконец зазвенел!» Мне кажется, что это замечание имеет прямое отношение и к современной поэзии. Фадеев был свидетелем расцвета поэзии 20-х и 30-х годов, могучего прилива в нее новых сил, формирования ее замечательных традиций, видел он и первые шаги поэтов фронтового поколения.
Строки В. Маяковского: «Отечество славлю, которое есть, но трижды – которое будет» – не рифмованный лозунг, а формула жизни, закон, определяющий долг каждого советского человека. Н. Тихонов, с честью прошедший битвы империалистической и гражданской войн, оказавшись за границей на Всемирном конгрессе писателей в защиту культуры, написал стихи, которые для всех прозвучали первой гражданской заповедью: рано ставить оружие в пирамиды, сабля и пуля еще пригодятся… Э. Багрицкий в своих стихах показал не только, как новое побеждает старое, но и то, что новое нужно утверждать всем могуществом нашего государства, в том числе и его военной силой:
Нас водила молодость
В сабельный поход,
Нас бросала молодость
На кронштадтский лед…
А. Прокофьев работал в иной манере, но утверждал то же самое. Эпические строки Прокофьева о людях, что «пили такую воду, которая камень жгла», «Ты в гроб пойдешь – и заплачешь, что жизни такой не знал», легко соседствовали у него с проникновенной лиричностью. Нет сомнения в том, что мы вынесли на своих плечах четыре года Великой Отечественной войны еще и потому, что все это время вместе с нами в одном строю шел Василий Теркин – обобщенный образ нашего современника, созданный А. Твардовским. Это особенно важно в наши тревожные дни, когда бряцают нейтронным оружием, пытаются окружить Советский Союз мощными военными базами. Мы скажем поджигателям новой войны, что Теркины в запас не уходят, как не ушли в запас герои М. Луконина, С. Орлова, сказавшего о своем брате-танкисте: «Мы все перенесем с тобой, – мы люди…»
Вот с таких вершин мы и должны обратиться к современной поэзии. Воздавая должное многим молодым, мы судим их судом строгим, пристрастным, таким, каким судила себя О. Берггольц, воспевшая подвиг ленинградцев по праву разделенного страдания. Но это относится не только к молодым. В том, что снизился накал поэзии, есть вина всех. Мы еще не всегда умеем отличать истинную поэзию от звонкописи, от жонглирования высоким словом, важным политическим лозунгом.
Однажды мне уже довелось приехать в Приморский край, любоваться его величественной красотой, удивляться его людям и вдруг понять, что здесь я встречаюсь с прошлым и настоящим Родины, что здесь я также могу попытаться заглянуть в завтрашний день. Сколько раз потом, в процессе работы над лирико-публицистической книгой «Синий Утес», я ощущал, сколь современны творческие завоевания Фадеева, его метод в постижении человека, целого края, самой динамики социального развития. Вот почему, говоря о делах сегодняшних, мы все время прилагаем к ним мерку выдающихся достижений литературы в целом, помним о том уровне поэтической мысли, о строгости критериев, которые завещаны нам мастерами.
Во всех сферах нашей жизни идет процесс обобщения достигнутого. Сегодня еще яснее, еще глубже ощущаешь назначение художника в обществе – активно вторгаться в жизнь, помогать рождению нового. В этой связи вспоминаются слова Л. И. Брежнева: «Для деятелей литературы и искусства нет более интересной и вдохновляющей задачи, чем отображать подвиги народа…» На замечательных примерах мы показывали и будем показывать красоту напряженных будней, в которых есть место для подвига, будем обращаться к нашей памяти и воспроизводить картины героической истории, борьбы за «коммуну во весь горизонт».
Уже неоднократно отмечалось, что для современного литературного процесса характерно обострение публицистического начала не только в прозе и драматургии, но и в поэзии. В этой связи мне хотелось бы привлечь ваше внимание к таким произведениям, как, например, поэма Н. Поляковой «Валя Чеботарева», недавно опубликованная в журнале «Аврора» и посвященная подвигу комсомолки в годы Великой Отечественной войны. Вызывают отклик в душе читателя патриотические стихи Р. Рождественского, Н. Хазри, Е. Евтушенко, Ю. Шесталова, О. Шестинского, Н. Дамдинова, А. Дементьева, О. Дмитриева, В. Кузнецова, Р. Бородулина, Б. Олейника, В. Реймериса, А. Романова, М. Каноата, м. Упеника и других.
Поэзия развивается, осваивает новые темы, стремится передать образ времени, но развивается ли она с той же стремительностью, как раньше, и насколько отвечает потребностям времени? Над этим много размышляют сейчас поэты и критики, это стало предметом дискуссий, развернувшихся на страницах «Литературной газеты» и «Литературной России». Следовательно, есть основания для некоторого беспокойства. Сейчас во главе литературного процесса идет проза. А ведь многие помнят время владычества поэзии. В 40 – 50-х годах поэтам первым удалось художественно осмыслить величие ежедневного солдатского подвига, передать мир чувств человека на войне. Вспомним А. Твардовского, К. Симонова, М. Луконина, А. Суркова, С. Наровчатова, А. Межирова, С. Орлова, М. Дудина, Ю. Друнину, Е. Винокурова, К. Ваншенкина. Время былого лидерства поэзии во многих из нас порождает что-то вроде ностальгии, и причина ее не только в прошлом, но и в настоящем.
Все реже мы сталкиваемся с тем (а недавно это было привычным), что стихотворение или строка подхватываются буквально на лету, становятся лозунгом дня, формулой мироощущения и жизненной позиции многих и многих людей. Эта мысль, пожалуй, требует некоторого уточнения. Можно найти примеры, когда стихотворения последних лет живут активной жизнью. Можно даже составить внушительный перечень авторов, чьи произведения с нетерпением ожидает читатель. Но в основном это представители поколений, у которых за плечами немалый жизненный и творческий опыт. Но где же голос их поэтической смены?
Все мы знаем, что существует так называемый поэтический «поток», более того, знаем, что есть сильные и своеобразные молодые дарования. Но ощущения дружного всхода на поэтической ниве нет.
Некоторые критики объясняют это методом от противного, дескать, поэтов фронтового поколения и поэтов «волны» середины 50-х годов сформировали громадные социальные потрясения и сдвиги, а те, кто вступает в поэзию сегодня, рождены и воспитаны в эпоху несравненно более благополучную и стабильную. Я не могу с этим согласиться, хотя в полной мере признаю первостепенное значение социально-исторического фактора. Если принять эту точку зрения, мы не сможем объяснить появление большого числа талантливых и перспективных прозаиков и драматургов послевоенной формации, творчество которых при всем различии обладает неким единством, позволяющим сказать: это молодая литература конца 70-х годов. Кроме того, разве можно считать последние десятилетия такими уж спокойными, лишенными тревог? Действительно, молодым поколениям дарован «мир спасенный». Наша страна, наша партия делают все, чтобы спасти человечество от ядерной катастрофы. Но разве это исключает гражданскую озабоченность за судьбы планеты? Мир укрупняется, укрупняются и проблемы, стоящие перед человеком, и каждый художник должен ответить на эти проблемы, но ответить так, чтобы пробудить в читателе творческие импульсы, передать ему жар своей души.
Что меня настораживает в поэзии молодых? Прежде всего робость некоторых в освоении крупного плана жизни и недостаточное проникновение в глубинные пласты современности. Может быть, самым значительным общественным деянием для многих из них было участие в больших стройках, и это отражается в стихах. Чаще всего в них говорится о здоровой усталости, о неустроенности быта, об огрубевших ладонях. Возможно, все это имеет право стать предметом лирического осмысления. Но как-то обидно сознавать, что мало кто из начинающих авторов решается взглянуть на свое дело так, чтобы увидеть в нем контуры будущего, те «далеко идущие замыслы», о которых писал Фадеев.
Молодых всегда журили за максимализм, за неуемные поиски стилевой самобытности; сейчас мы нередко наблюдаем многоопытную гладкопись, приверженность испытанным образным решениям. Но больше всего тревожит чрезмерная углубленность молодых, да и не только молодых, в сферу сугубо интимных переживаний, узость тематического диапазона стихотворений. Сколько бы чувства ни было вложено в «соловья и розу», поэт, который слышит только соловья, не слышит яростного шума эпохи.
Может быть, я слишком большое внимание уделил слабым сторонам поэзии, части молодой поэзии, но сделано это только для того, чтобы подчеркнуть важность взыскательного отношения к ней. Будущее поэзии не внушает мрачных предчувствий; сегодня ее облик во многом определяется творчеством многих мастеров, представителей всех союзных республик. В целом поэзия стала философичнее, отзывчивее к нравственным проблемам, к урокам истории. Сейчас, когда время властно требует поставить слово на службу миру, как бы вторую молодость переживают поэты-фронтовики. Потребность в обобщении больших общественных закономерностей вызвала углубление лирико-эпического осмысления прошлого и настоящего. Новые типологические черты обретает традиционный жанр поэмы. Может быть, рядом с достижениями старшего поколения не так видны сильные стороны молодых. Возможно, несколько затянулся у них процесс творческого самоопределения. Но я нисколько не сомневаюсь в том, что скоро поэзия снова выдвинется вперед.
Ю. ВЕРЧЕНКО
Выступая на XVIII съезде ВЛКСМ, товарищ Л. И. Брежнев говорил: «…Во время поездки по Уралу, Сибири и Дальнему Востоку я с огромным удовлетворением мог еще раз воочию убедиться, какие замечательные люди трудятся в этих богатейших, но во многом еще суровых краях, какая там великолепная молодежь. Можно сказать, что она согревает климат этих мест теплом своих преданных сердец». И сейчас, говоря о значении творчества Фадеева для дальнейшего развития революционной, героико-патриотической проблематики, было бы целесообразным рассмотреть под этим углом зрения образы молодежи в произведениях Фадеева, его уроки и советы молодым писателям.
Литературные герои пришли на страницы книг из героического революционного прошлого, с полей Великой Отечественной, из будничной, но наполненной таким высоким содержанием работы по созиданию самого справедливого общества на земле. И из книг – в этом чудо слова – они вновь возвращаются в жизнь, к молодым, становятся их надежными друзьями, верными спутниками, товарищами в труде и борьбе. Такова диалектика.
Социалистическая действительность дает сегодня, как и всегда, как давала и Фадееву, богатейший материал литераторам. И все же проблема более глубокого осмысления социального и нравственного опыта современников, характерных черт и особенностей жизни, необходимость поисков более значимых художественных решений актуальны ныне, как никогда.
Обращаясь к жизни Фадеева, к его произведениям, мы неминуемо обнаруживаем органическую связь личности коммуниста с главными событиями революционной эпохи. Говоря о Фадееве, мы говорим одновременно и о таланте, порожденном Великим Октябрем, и о непосредственном участнике грандиозного процесса перестройки человеческого общества на разумных основаниях. Фадеева-писателя от Фадеева-человека отделить невозможно.
К. Федин точно определил своеобразие творчества Фадеева: «юность мира – вот основная тема самых живых страниц фадеевской лирики и революционной романтики. Он был лиричен, когда писал о своих малых по возрасту, больших по чувству героях. Он был романтичен, когда мечтал о будущем своих героев, реально изображая тяжесть их жертв ради победы революции».
И молодость самого Фадеева, и молодость его поколения совпали с рождением нового общества, в ходе борьбы за утверждение которого определялся облик молодого человека, происходило формирование нового человека. В статье «Новое человечество», посвященной 20-летию ВЛКСМ, писатель подчеркивал: «Миллионы молодых людей, эта новая поросль социалистического человечества, живут, растут, воспитываются, трудятся, учатся, имея перед собой как идеал – простой и величавый образ Ленина».
Каждая национальная литература в разные периоды своего развития характеризует эпоху через образ молодого человека. Это вполне закономерно. Молодой человек олицетворяет главные тенденции своей эпохи, ее дух, идеи. В связи с этим представляет несомненный интерес оценка Фадеевым романа «Как закалялась сталь». В уже цитированном здесь В. Озеровым письме к Н. Островскому от 28 июня 1936 года Фадеев высоко оценил образ Павла Корчагина, «который, несмотря на необычное продолжение своей биографии, является типичным… скажу больше – мне кажется, что во всей советской литературе нет пока что другого такого же пленительного по своей чистоте и в то же время такого жизненного образа».Главный интерес Фадеева был сосредоточен на образе нового советского молодого человека, судьба которого кровно связана с судьбой революции. В своем первом крупном произведении – романе «Разгром» – писатель дал подлинный образец разработки темы переделки революцией людей, когда, как говорил он в докладе 1932 года, «все враждебное сметается революцией, все неспособное к настоящей революционной борьбе, случайно попавшее в лагерь революции отсеивается, а все поднявшееся из подлинных корней революции, из миллионных масс народа, закаляется, растет, развивается в этой борьбе».Со страниц романов Фадеева перед нами встает революционная эпоха во всей сложности и противоречиях человеческих судеб. Эта эпоха перевоспитывает духовно, окрыляет не только людей из народа, таких, как Морозна, но и выходцев из мелкобуржуазной интеллигенции – Сережу и Лену Костенецких. Исторические обстоятельства, в которых они оказались, трагичны, но эти молодые люди – частица народа, они узрены в мудрости партии, правоте своего дела, отсюда их мужество, героизм, неуемная энергия. Высшая цель – коммунизм – определяет их мысли и действия, благодаря чему их жизнь обретает высочайший философский и нравственный смысл. На протяжении всего творчества писатель утверждал единство «отцов и детей» революции. Вспомним Левиксона и Бакланова в «Разгроме», Сережу Костенецкого и его отношение к Мартемьянову и Сене Кудрявому. В «Молодой гвардии» проблема «отцов и детей» поставлена еще сложнее, шире, объемнее.Стоит внимательно прочитать романы Фадеева, его статьи, выступления и письма, чтобы увидеть, каким нравственным максималистом он был сам, как не прощал ни себе, ни другим уступок и компромиссов, он был коммунистом, человеком со взыскательной совестью, беспокойным умом и горячим сердцем. Такими были его товарищи, коммунисты и комсомольцы 20-х годов. Эту верность своей юности Фадеев сумел сохранить на протяжении всей жизни. Перечитайте письма писателя друзьям своей молодости, особенно к А. Ф. Колесниковой, – в них проступает действительно крупная человеческая личность, ясно осознающая, «насколько мелки и малоинтересны всякие литературно-житейские недоразумения перед подлинными глубокими коренными вопросами нашей общей борьбы и жизни».
Тему борьбы, тему преданности революционному долгу Фадеев рассматривал в самых различных аспектах: и как борьбу с классовым врагом, и как защиту социалистического Отечества, и как воспитание нового человека. Это воспитание, считал он, невозможно без обращения к ценностям мировой культуры. Не случайно уже в ранних его статьях и выступлениях содержатся суждения о необходимости постоянного приобщения к духовным богатствам, накопленным человечеством. Он терпеть не мог самодовольных недоучек, поскольку понимал, какую опасность для коммунистического воспитания молодежи представляют формальный подход к делу, узость и догматизм мышления, односторонность и безапелляционность тех или иных суждений и оценок скороспелых теоретиков.
Многие статьи Фадеева представляют собой обстоятельные беседы писателя с творческой молодежью о советской литературе. Писатель считал, что настоящее образование невозможно получить, если человек живет затворником в собственном кабинете. До сих пор не потеряло своего значения следующее относящееся к нам, писателям, замечание Фадеева: «Наша страна делает чрезвычайно много для писателей. Она не щадит средств для того, чтобы поставить писателей в хорошие материально-бытовые условия. Но условия создаются для того, чтобы обеспечить возможность лучшей работы, а не для того, чтобы изолировать писателя от жизни».
Учиться у жизни для Фадеева означало работать «общественно и творчески», воспринимая живую действительность, «каждый ее элемент» сердцем и рассудком. Здесь особенно важно еще раз подчеркнуть характерное свойство Фадеева как крупного художника: он воспринимал жизнь во всех ее многообразных связях и проявлениях, как естественное единство прошлого, настоящего и будущего. В статье «Советская художественная литература» он так определил ее значение: «Формирование социалистической личности, рождение новых, справедливых форм отношений между людьми, борьба с остатками старого строя людских отношений, с волчьими законами конкуренции, борьба за новый гуманизм – таково в основе своей содержание советской художественной литературы».
Фадеев не боялся ставить перед молодыми писателями задачи повышенной трудности, – он твердо верил в высокий творческий потенциал молодежи; особое внимание уделял темам, имеющим самое близкое отношение к современности.
Пристальный интерес Фадеева к творческой молодежи был неслучаен, в ней он видел завтрашний день литературы. Сегодня мы можем сказать, что за всю историю нашей страны не было еще столь знаельным непосредственное влияние молодежи на самые разнообразные стороны экономической, духовной, нравственной жизни общества. Сбылись ленинские пророческие слова: «…Именно молодежи предстоит настоящая задача создания коммунистического общества».
Сейчас Союз писателей СССР совместно с ЦК ВЛКСМ направляет внимание молодых писателей на жизнь ударных строек пятилетки. Здесь открываются прекрасные возможности для художественных поисков и открытий. Здесь более зримо проявляются приметы новых, коммунистических отношений, резче и контрастнее обнажаются современные производственные конфликты. В прошлом году по путевкам Союза писателей и ЦК ВЛКСМ более сорока молодых писателей поехали на такие стройки, и как результат – к XXVI съезду КПСС в издательстве «Молодая гвардия» вышло две книги, составленные из рассказов, очерков.
Фадеев не выносил в людях равнодушия, он был вполне солидарен с известным высказыванием, взятым Б. Ясенским в качестве эпиграфа к своему роману. Равнодушие для Фадеева – дряхлость, склероз души, потеря смысла жизни. Душевная вялость представлялась писателю опасной для литературного дела. Некоторые молодые писатели иногда кокетничают своим инфантилизмом, по сути, аполитичностью. Но никаким талантом нельзя искупить недостаток идейной убежденности. Мы не только за доверие к таланту, но прежде всего за то, чтобы силой этого таланта удваивалась сила наших идей.
В. КОРОТИЧ (г. Киев)
Соизмеримость событий определима во времени. Ровно за год до рождения Александра Фадеева начала выходить ленинская газета «Искра», только что была создана РСДРП, и величайший из лозунгов, зовущий к объединению трудового человечества: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – звучал все громче, и суждено ему было врасти в красное знамя первой социалистической страны мира. Знамя было красным и от его, Фадеева, крови, потому что он был ранен в бою за новую жизнь, прежде чем начал эту жизнь строить. Он имел полное право сказать: «…Я прежде стал революционером, чем писателем, и когда взялся за перо, был уже сформировавшимся большевиком». Не было еще таких писателей в истории культуры, не было еще и культуры такой: здесь все взаимосвязано, и если бы мне надо было проследить главные вехи жизни Фадеева, я, конечно же, сказал бы о неизбывном его стремлении к справедливости и единению. Он был фанатиком справедливости – прежде всего справедливости социальной; он хорошо знал, что человек одинокий, вырванный из контекста своих стремлений и привязанностей, лишенный большой цели в жизни, окруженный угрожающим, недружелюбным миром, – человек этот может оказаться душевно искалеченным именно тогда, когда надобны будут самая великая сила и самая высокая сосредоточенность.
Нравственный максимализм Фадеева весьма поучителен, его беспощадность – прежде всего к себе самому – достойна не только восхваления. Это великая школа коммунистической нравственности прежде всего. Я подчеркиваю – если уж нравственности, то именно коммунистической. Это как стержень.
советскую жизнь он воспринимал в ее всемирном контексте, и его сражения за новую мораль и человека этой морали постоянно велись перед лицом мира со всей бескомпромиссностью. Он требовал определенности от товарищей и от себя самого, четко объясняя эту неуступчивость: «Некоторые товарищи – их не так много – забывают о том, что в литературе идейная борьба продолжается и что есть силы, действующие против нас, и нельзя же, рассматривая причины, мешающие более быстрому и полному развитию нашей литературы, обходить этот вопрос – вопрос о борьбе нашей идеологии гуманизма против человеконенавистнической империалистической идеологии…»
Верно говорил венгерский ученый М. Саболчи, что сфера воздействия Великой Октябрьской социалистической революции намного шире, чем ее непосредственное отражение в литературе. Да и молодой Ю. Фучик – современник молодого Фадеева – писал, что проследить влияние Октября на литературу означает нечто большее, чем только находить его отражение в литературе, и что отношение к русской революции служит критерием силы личности и ее дееспособности в современном мире.
Это ли не урок для всего мира: человек, пришедший из отсталого в культурном отношении Дальнего Востока, становится одним из лидеров всей советской, а значит, и всемирной революционной литературы.
Уверенно становится. Послушайте, как он разъясняет, – и тем, кто рядом, и тем, кто за тридевять земель, – свой творческий метод: «Иные думают, что метод социалистического, реализма нужен для того, чтобы художники стали похожи друг на друга, как иголки. Между тем такая стандартность и нивелировка есть издевательство и над социализмом, и над реализмом. Социалистический реализм есть, помимо всего прочего, богатство художественных индивидуальностей», и вскоре дополняет: «Коммунисты-литераторы начали понимать, что то художественное различие, которое есть между ними, – это закономерное различие; они вправе спорить по тем или иным вопросам своей художественной работы, но это им не должно мешать проводить единую партийную линию в литературе».
Насколько это важно для мира и поучительно для разговора о нашем обществе и его духовной жизни! В Фадееве, как, пожалуй, мало в ком, болело и постоянно бурлило ощущение чего-то несделанного.
Он ощущал свою личную ответственность за тот самый новый мир, который никто для нас строить не собирается, коль сами мы его себе не построим; он изводил себя бездонным, неутолимым ощущением долга перед обществом и страной.
Для достижения цели своей жизни литератору Фадееву необходимо было постоянно выходить за пределы литературы. Он понимал, что пишет меньше, чем мог бы; он неоднократно говорил об этом, он тосковал по ненаписанным книгам и тем не менее был поучителен именно в своей многогранности, целен в многообразии стремлений к улучшению мира.
Он был рабочим человеком. Он был интеллигентом. Он был интеллигентом, непохожим на других, потому что и страна наша, и ее интеллигенция возникли на совершенно небывалом витке судьбы всего человечества.
Давайте задумаемся еще об одном опыте Страны Советов (о нем мы пишем не очень часто) – о том, как возникла советская интеллигенция, как из народа, в массе забитого и неграмотного, вызревал культурный лидер всемирной революции трудящихся. Ведь из вчерашних низших слоев: кучеров, «кухаркиных детей», пекарских учеников да фельдшерских детей – формировались Максимы Горькие, Курчатовы, Королевы, Маяковские, Тычины, Фадеевы. Таланты, происходящие из низших вчера классов, из тех групп населения, которым и проявить себя было негде или нельзя, положили начало новой интеллигенции. Эта культурная революция (маоистам не удастся загадить это понятие) удивила мир и подарила ему надежду.
Около полстолетия назад Шоу, пытаясь понять, что происходит в нашей стране, воскликнул (и слова эти, кстати, Фадеев тут же ввел себе в статью): «Если в других странах населению официально навязывают ту или иную психологию, то в России официальные круги выступают против рабской и кулацкой психологии, тщательно воспитывая детей в духе коммунизма. Через тридцать лет моральное превосходство России будет так велико, что капиталистические государства покажутся по сравнению с нею гнездами бандитов, сговорившихся друг с другом в целях ограбления бедняков…»
У Фадеева отношение к революции и ее культуре было сугубо личным, и в этом тоже урок – не ощущать себя вне судьбы страны и народа. Он постоянно повторял слова о важности усвоения классики, прочитанного и узнанного не только у русских реалистов, но и у французских, английских, у творцов демократической культуры Востока. И по-хозяйски говорил о силе и праве культуры социализма, глядя в лицо противникам: «Вы стали скучны и провинциальны… Мы же вместе с прогрессивными писателями всех стран развиваем светлые традиции не только наших, но и ваших дедов и отцов – во имя нового мира». Откуда у него это? Из революции.
Это тон книги Островского, это «Стихи о советском паспорте» и «Хорошо!» Маяковского, это голоса молодых советских литератур. Откуда это? Не надо забывать, как никогда не забывал об этом Фадеев, что Октябрь был всенародным восстанием против униженности, забитости. Он никому не позволяя отводить взгляд от лица времени, от лица правды – правды социальной, классовой, большевистской.
С расстояния времени они кажутся максималистами, те, кто начал. А может, и не так это, потому что в спокойном достоинстве сегодняшней Советской страны – все войны, выигранные ими, все книги, ими написанные, и все построенные ими заводы, все фильмы, снятые ими, и все песни, и все урожаи. Они-то уж знали наверное, что отступать нельзя, что на нас наведены такие дула и такие глотки, от которых не отмахнешься так просто. Их, первых, наука побеждать должна быть усвоена накрепко, а уроки Фадеева – одна из главных составляющих писательского раздела этой науки.
Фадеев легко узнаваем. О. Сулейменов в одной из своих статей приводит пример: у художников Японии существовал такой обычай: где-то к сорока годам, когда творческий человек входит в силу, он меняет свое имя и начинает выступать под псевдонимом. Если работы его продолжают вызывать интерес, значит, он состоялся как художник, значит, не имя работает на него, а он на имя. Фадееву исполнились те самые сорок переломных лет в год начала Великой Отечественной. Он был узнаваем неизменно. Он уже состоялся к этому возрасту и делая все для того, чтобы состоялась и окрепла страна его, чтобы выстоял и укрепился новый духовный материк человечества.
Он открывал новый мир для себя и для всех на свете. Родной Дальний Восток, с которым столько было связано в его человеческом и писательском становлении, стал полем для кинорассказа, творимого вместе с А. Довженко, тоже ярчайшей личностью советского искусства. Они-то, первые, знали, на каком уровне надо творить, чтобы мир услышал, увидел и понял тебя. Он начинал и понимал, что тезис Маяковского о пере, приравненном к штыку, – не парадная гипербола, а залог роста нового мира и культуры его. Фадеев был беспокоен, и поэтому его требование определенности сродни требованию военачальника, желающего знать, где чужие солдаты, а где – его. Нравственная позиция художника, отношение литератора к событиям и людям, которые оказываются в центре выступления или книги, должны быть недвусмысленны даже в подробностях. Иного Фадеев не признавал. Ему надо было знать, где добро и зло, где ложь и где правда, причем критерии опознания были вполне социальными, и Фадеев простирал их на весь мир. Ни в личной жизни, ни в творчестве Фадеева, ни в его окружении идиллией даже не пахло, но вся эта жизнь была поразительно масштабна по отношению к времени – без мельтешения, с точным знанием примет собственного пути и главнейших вех на пути времени.
Наверное, ему поэтому так и удавалась публицистика. Ведь это – все происходящее в мире, пропущенное сквозь призму писательского «я». Надо быть личностью, надо иметь это самое «я», дабы писать интересную публицистику. Фадеев умел. Он защищал свою пядь земли в искусстве, и никогда Правда не уступала у него место соображениям. Благоразумие Фадеева никогда не расходилось с его убеждениями, с совестью.Уроки Фадеева… Писательская судьба жестока – некоторых забывают еще при жизни, иных сразу же после смерти и никогда уже не возвращаются к ним. Фадеева не забыли в течение самых бурных, самых богатых событиями лет; Фадеева никогда не забудут, потому что он неотделим не только от литературного потока – он неотделим от потока времени. Он был из тех, кто создавал традиции. Вспомним, что сегодняшние международные писательские ассамблеи или конгрессы сторонников мира начинались в довоенном Париже, в довоенной Испании. Вспомним известное фото: Алексей Толстой и Александр Фадеев смеются, полу обнявшись, – а ведь они в Испании, и неподалеку от них проходит линия фронта, а на той стороне – вздеты орудийные дула, нацеленные в Республику. Болгарский писатель Л. Стоянов говорил тогда от имени всех писателей, предчувствующих тревоги своего столетия: мы начали борьбу не на жизнь, а на смерть; от нас зависит, сумеем ли мы остановить наступление зла, разгромить заговор врагов человечества. Тогда не смогли остановить и разгромить. Но встать на борьбу и, если надо, погибнуть в ней – были готовы. И в этом тоже – великий, благороднейший урок поколения первых, поколения Фадеева.
Цена жизни – собственной плюс все оборвавшиеся вокруг – была Фадееву ясна до предела, жизнь бессмысленна, если ее не наполняет великая цель, величайшая из идей. Жизнь должна быть ограждена от посягательств, ведь только в условиях мира человек может реализовать себя в полной мере. Как актуальны слова Фадеева, сказанные четверть века назад: «Люди самых разных взглядов на развитие общества, на религию и культуру действительно могут договориться вокруг конкретных предложений, способствующих делу мира во всем мире. Мы, советские люди, готовы и впредь идти на любое разумное предложение… Новая мировая война уже ломится в дверь. Бесполезно заниматься гаданием, близки или далеки сроки, когда война наконец сломает дверь. Нужны меры, чтобы войну предотвратить».
Писатель, посвящающий свой талант и голос служению справедливости и добру, стал сегодня единственно уважаемым писателем. Фадеев был именно таким. Он удивительно верил в добро. Верил он и в годы Великой Отечественной, когда души ожесточились и понятно было, что у народа есть право на жестокость к врагу. Верил он и через десять лет, когда нам угрожали атомными бомбами и врали, как сейчас врут, о нашей же некультурности, агрессивности. Тогда он очень убедительно спросил, обращаясь к погромщикам нового, так сказать, призыва: «А чью, собственно говоря, культуру, культуру какой нации любят певцы атомного оружия и военных блоков?» Вопрос, кстати, вполне может быть повторен в наши дни, тем более что и задается он в ту же сторону…
Когда Фадеев родился, был только-только изобретен пулемет, когда Александру Александровичу было сорок с небольшим лет, уже взорвалась атомная бомба. Орудия убийства изобретали с куда большим энтузиазмом, чем новые средства для человеческого пропитания и жилья. Мир, бушующий вокруг, еще четче и вседоступнее демонстрировал свою классовую сущность, стянутый в малую целостность обручами радиоволн, телевидением, газетами с массовыми тиражами. Фадеев был свидетелем зарождения угрозы ядерного побоища, он же видел, как лютует война психологическая. Тогда еще не был известен термин «информационный империализм», приобретший сегодня права гражданства. И голос писателя в защиту мира, правды и жизни звучал от Соединенных Штатов Америки до Китая, в Англии, Польше, Чехословакии, Франции, Он был членом бюро Всемирного Совета Мира, но даже не обладай он этой высокой должностью, он бы боролся за мир с той же страстностью, потому что защита жизни была его высшей целью и задачей всегда.
Фадеев хорошо знал, что в истории нет пауз, что все формируется в неумолимую и логичную последовательность. Пожалуй, есть одно качество, которое многое объясняет в его поступках и произведениях, – принципиальное бесстрашие перед подлостью. Он откровенно ненавидит предателей, переметчиков, на все готовых приспособленцев – ив художественных, и в публицистических произведениях эта открытость определенна; в этом тоже урок Фадеева – в умении быть смелым и реализовать свою смелость в борьбе за лучшую жизнь.
Социализм был для Фадеева убедителен своей высокой человечностью прежде всего – в искусстве и литературе, в международной политике, в отношениях между людьми. Он называл это политикой и всю жизнь воевал за это, попросту не представляя полноценного писателя, Деятеля искусств, который не готов к такому же праведному сражению за лучший мир, и разъяснял при этом: искусство всегда, во все времена, находилось и находится в зависимости от политики, сознает ли это писатель иль не сознает, хочет он этого или не хочет. Потому что политика не состоит из газетной болтовни и званых обедов, а является выражением интересов громадных классов общества, народов и государств.
Фадеев был деятелем возрождения. При нем, при его участии оживали культуры, обрекавшиеся на смерть и на провинциализм. Он радостно заявлял, что «наша литература является действительно интернациональной литературой, развивающейся в многонациональных формах», и тут же смыкал этот процесс со всемирным, всечеловеческим, уточняя: «Мы должны высоко нести знамя нашей советской культуры, культуры русского, украинского, грузинского, казахского, азербайджанского и других народов СССР, развивающейся в национальных формах и двигающей вперед развитие всего человечества». В этом тоже урок Фадеева: он, выходец из местности, вчера еще официально называвшейся окраиной, сам мыслил и других учил размышлять категориями высочайшими, искать соизмеримость собственных достижений с самыми яркими вершинами человечества. Сколько же надо было сделать и самому Фадееву, и продолжателям его революционного дела, чтобы наша литература, культура наша заняли то место, которое они сейчас занимают.
Фадеев услышал Ленина раньше многих других. Услышал, поверил, пошел за ним, поняв и приняв объяснение движущих сил истории, прогресса – выдержав испытание ленинской правдой. В самом начале пути он сформулировал раз и навсегда: «Верно ли, что овладение социалистическим мировоззрением пролетариата, исторически самым передовым и революционным мировоззрением, необходимо для всякого художника, который хочет быть передовым выразителем идей, чаяний, интересов, чувств, страстей нового общества? Да, верно». Фадеев был из тех, кто не просто формулировал тезисы, а претворял сказанное в жизнь. Он был человеком действия осмысленного, ответственного, преобразующего мир к лучшему. Он был политическим писателем. Политическим в том смысле, что размышление о мире социализма, участие в жизни народа, стремление отстоять эту жизнь от всех посягательств являются высочайшей политикой и достойнейшим смыслом книг.
Говоря о международном значении подвига и дела жизни Фадеева, о том, что он увековечился как один из самых ярких борцов против провинциальности, забитости, ущербности человеческого духа, надо постоянно помнить о фадеевском мужестве. Это было мужество коммуниста, мужество человека глубоко порядочного, сурового и к себе самому, и ко всем окружающим.
Он чувствовал себя человеком государственным – не только по должности, но и по своему писательскому званию, трудясь над выполнением социальных заказов. Тоже, кстати, урок. Об этом вспоминал К. Симонов, об этом рассказывал А. Корнейчук.
Актуальными и убедительными мне кажутся сегодня фадеевские слова: говорят, что «государственный заказ» – это страшное слово. Будто речь идет о «заказе» в буржуазном смысле. Забывают, что речь идет о народных требованиях и чаяниях.
Всякий большей писатель, – подчеркивал Фадеев, – не может не чувствовать своей ответственности перед нацией и перед народом… Мне особенно хочется выделить именно этот тезис – Ответственность. Он принял на свои плечи, на свое сердце, на свой талант великий и заслуженный им груз ответственности.
А. АШИХМИН, первый секретарь Чугуевского райкома КПСС
Я думаю, вы можете понять те волнующие чувства, с какими отмечают 80-летие своего знаменитого земляка жители Чугуевки. Ведь именно с Чугуевкой связаны юношеские годы Фадеева, заложившие основы его мак человека, как писателя. Именно к этому событию приурочено открытие здесь вновь отстроенного Государственного литературно-мемориального музея А. А. Фадеева.
Сегодня о нашем районе, о его центре Чугуевке уже не скажешь, как некогда говорил о нем Фадеев: «…Это глухое, таежное село, где и школа одна лишь начальная, и интеллигентов всего пятеро: учитель, мои родители – мать и отчим – фельдшера, почтовый чиновник и лесной объездчик». И вот этот, ранее глухой, таежный угол дает сейчас около 40 процентов древесины, заготавливаемой в крае, а по сравнению с 1965 годом производит в десятки раз больше картофеля и овощей, мяса и молока. Но главное наше богатство – люди, чьими руками создано все окружающее нас. Дальневосточная земля, природа, весь уклад жизни способствуют появлению людей творчески мыслящих, с высоким чувством долга и ответственности. Сегодня в лесозаготовительной промышленности края всем известны имена чугуевцев: П. Свириденко, А. Степашина, А. Шаповалова, В. Есипенко. Добрых слов заслуживают труженики полей, которые из года в год получают высокие урожаи картофеля, – В. Беликов и В. Киселев. Можно вспомнить имена и других передовиков: А. Давыденко, М. Кислой, М. Лапик, Н. Лазаретовой, Ю. Новикова, С. Сезика. Это о таких, как они, еще на заре советской власти В. И. Ленин сказал: «Коммунизм начинается там, где появляется самоотверженная, преодолевающая тяжелый труд, забота рядовых рабочих об увеличении производительности труда, об охране каждого пуда хлеба, угля, железа и других продуктов, достающихся не работающим лично и не их «ближним», а «дальним», т. е. всему обществу в целом, десяткам и сотням миллионов людей» 1.
Бурный рост производительных сил Приморья, а вместе с ним и нашего района, немыслим без роста общеобразовательного и профессионального уровня. Сейчас у нас восемь средних школ, и каждый год они выпускают около трехсот человек. Педагогический коллектив района насчитывает в своих рядах свыше трехсот человек, а вместо двух медицинских работников – в районе пять больниц, где работают двести восемьдесят пять медиков.
Говоря на XXVI съезде КПСС о современной литературе, товарищ Л. И. Брежнев отмечал, что в последние годы появилось немало талантливых произведении. Не случайно у жителей села – и мы видим это особенно отчетливо – возрос интерес к книге. Самой яркой чертой литературы является то, что она несет людям правду об их жизни. Общество, говорящее правду о себе, является обществом здоровым, обществом прогресса. Недаром Ю. Тынянов заметил: никогда писатель не выдумает ничего более прекрасного и сильного, чем правда. Хотелось бы, чтобы произведения о советской деревне были предельно правдивы, так показывали бы жизнь труженика, чтобы читатели заразились перспективами экономического развития села, чтобы на страницах книг они встретились с героями, покоряющими сердца людей так же, как Павел Корчагин, Давыдов и Нагульнов, как молодогвардейцы. Очень хотелось бы, чтобы появилось как можно больше произведений, посвященных романтике труда дальневосточников, раскрывающих богатый духовный мир приморца, произведений, которые всколыхнули бы душу труженика, наполнили ее радостью вдохновенного, глубоко осознанного творчества, помогли бы воспитывать высокий эстетический вкус, умение видеть и ценить прекрасное, создавать красоту вокруг себя.
А. МИРЗАГИТОВ (г. Уфа)
Каждая национальная литература, особенно младописьменная, рожденная, как правило, после Октябрьской революции, – а таковых у нас в стране десятки, – считает Фадеева своим учителем. Вслед за великим Горьким он оставил в судьбах этих литератур такой неизгладимый след, что сегодня мы можем говорить о фадеевских уроках писательского воспитания.
Каковы же эти уроки? Прежде всего, ясность и четкость идейных позиций; высокое мастерство, без которого нельзя донести до читателя самую великую идею; утверждение героической темы в литературе, темы подвига, овеянной духом революционной романтики и социального оптимизма, и многое, многое другое, что можно объединить понятием: осознанное и преданное служение интересам социалистической культуры, советской литературы. Фадеевские уроки – это вечное напоминание о серьезности и святости писательской миссии, напоминание об ответственности за судьбу Родины и мира в целом.
Каждый вправе ходить в учениках у того, у кого он хочет, но быть достойными учениками Фадеева – дело весьма ответственное.
- В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 39, с. 22.[↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.