Германский мир и ум глазами русского (По рассказу Николая Лескова «Железная воля»)

Предлагаемый этюд – фрагмент из авторской панорамы «Национальные образы мира» ¹. Подобно тому как каждое существо есть троичное единство: тело, душа, дух, – так и каждая национальная целостность понимается как Космо-Психо-Логос, то есть единство местной природы, характера народа и его склада мышления. Читается же каждый национальный мир, в частности, и на метаязыке «четырех стихий». Земля, вода, воздух и огонь (в двух ипостасях: жар и свет), понимаемые расширительно и символически, суть «слова» этого языка…

Германский образ мира рассматривался в следующих публикациях автора: «Германский образ Индии» – в кн. «Образы Индии» (М., 1993); «Гипотеза Канта – Лапласа и национальные образы Вселенной», а также «Стэвин и культура германского региона» – главы в книге «Наука и национальные культуры (гуманитарный комментарий к естествознанию)» (Ростов н/Д., 1992). Но главный массив работ – в готовящемся томе, посвященном Германии, в упомянутой серии. Там – «Образность в «Критике чистого разума» Канта», «Три «Ифигении» (Еврипида, Расина и Гете)», «Аврора» Якова Беме и «Роза мира» Даниила Андреева» и др.

В этом контексте перечитал я рассказ Николая Лескова «Железная воля» (1876) – о немце в России – и поразился, как ярко проступают в нем характерные черты германского и русского понимания мира. Германство предстает здесь в оптике русского простонародного, не умника-совопросника мира сего, и тем основательнее и показательнее его удивления и наблюдения.

Во-первых, воля. Тут же приходит на ум Шопенгауэрова пара: «Мир как воля и представление». И если мир как представление – благосклонно принимался русскими шеллингианцами и гегельянцами из Германства, то мир как воля – совсем чуждо это у нас. Да и в подходе к миру как представлению, предмету познания, у русских мыслителей – «Критика отвлеченных начал» (труд Владимира Соловьева) и «ум сердца» против немецкого «ума ума» (в переписке Фета и Льва Толстого).

В рассказе Лескова – встреча национальных миров, психик, логик и систем ценностей.

Встреча тут, конечно, неравноправная: германец, инженер Гуго Пекторалис, берется голо, один, вне своего Космоса и среды: брошен в океан Русского Космоса, в среду русских людей, которые тут – как рыба в воде, в своей стихии. Германия тут собрана в германца, сосредоточена в человеке, его физике, психике, привычках, характере, складе мышления. А Россия дана своим Космосом прежде всего: природа, климат, бесконечный простор. Ну и разные типы человеков тут. Они естественны, прилажены к местному космосу и потому культурны здесь (культура ведь продолжает натуру в каждом национальном мире), а залетный немец, инопланетянин, – нелеп, непонимающ, бескультурен здесь, будучи предельно культурен – там, у себя, вышколен германской средой и миром…

Так что рассказ-повесть Лескова – как о путешествии человека, европейца, на остров или в иную страну, материк, на планету, как Гулливера путешествия, или Робинзона, или Сирано де Бержерака. Или как разные утопии: Мора, Кампанеллы (в «Город Солнца») и проч. Только если там путешественник рассказывает о туземцах, то тут наоборот: как если бы лилипуты рассказывали о Гулливере или рыцари короля Артура – о попавшем к ним янки (имею в виду роман Марка Твена). И при этой оптике уже не они, а он выглядит чудаковато… И о нем на посиделках судачат, толкуют, разные случаи-эпизоды рассказывают, анекдоты, – и получается коллективное описание-характеристика. СОБОРНОСТЬ, русские СОБОРЯНЕ и тут: хоровой Логос направляется, стереоскопическое видение, на точечный объект. И он лишен субъективности, голоса своего, «я», – только ОН, со странностями своими в чужой стране. А рассказчик(и) – субъект ума-Слова; но не столько «я», а «мы» – хор русских людей обсуживает ЕГО, попавшего в НАШЕ.

Учитывая эту оценочную неравноправность сторон, вступающих в контакт в событиях рассказа, все равно имеем тут ОСТРАНЕНИЕ одним миром другого, взаимное: не только немца русскими, но и России – Германством, так что можем в обе стороны познавать.

Уже вступление к рассказу, преамбула многое выдает: «Мы всю ночь спорили…» О! характерная ошибка у меня вышла по небрежности взгляда: ведь тут «мы во всю мочь спорили»! Но именно таков стиль русских бесед и споров: «зашла беседа ваша за ночь» («Горе от ума») – так спорят «русские мальчики», не считаясь со Временем, пренебрегая этой первокатегорией Бытия для человека Запада и немца, кто считает время и превращает его в деньги. А нам – не жаль времени на беседу, Слово, разговор, пребывание в мире на уровне Слова – в этом высоком КАЧЕСТВЕ жизни и моего самочувствия, – человека, как бы поднятого уже в ангельский чин – бесплотного воздуха…

Ну и это первое слово – МЫ – выдает субъект Русского Логоса. Если Западноевропейский, с Декарта и Канта, это – «я» малое или большое, как «Я» («Яйность» Фихте и Гегеля), то «я» не суверенно так в Русском Логосе, но стушевывается в «мы», в паре «я – ты» (диалогизм, Бахтин). Нет такого персонального субъективизма, но «я» несколько стыдится себя и норовит передоверить мысль=слово еще кому-то, чему-то – большему и умнейшему меня. Отсыл от себя, отписка, переложить ответственность и решение и слово – на другого или Другое что.

Потому таким чудиком выглядит немец Гуго, который весь – из «я» решает, поступает, держит данное слово даже в ущерб себе и смыслу и пользе дела и берет полную ответственность на себя – и платит(ся) жизнью.

Это выглядит ГОРДЫНЕЙ, эгоцентрированностью – в противовес СМИРЕНИЮ русского человека перед всем; оно выше и умнее меня, и «ТАМ виднее, соображают». И слово свое ни во грош не ставит и меняет, и легко отказывается под влиянием обстоятельств, с ними гибко сообразуясь. Он действительно – в СО-мирений с миром, с русским Космосом, тогда как немец в рассказе – закупоренная камера Германства, его дом-Хаус в инородном «жизненном пространстве».

Тут и политико-стратегическая задумка: вот что с вами, немцами, будет, со всей вашей железной волей, коли польститесь Россию, как себе «жизненное пространство», прибрать. Не подходит оно вам, противоестественно и противопоказано; и не жизнь вам тут будет, а смерть ждет, как вон милого Гуго Пекторалиса…

Так что в судьбе Гуго Пекторалиса некое пророчество про возможный «Дранг нах Остен», что постоянно обсуждается-чешется в Германстве… И русским после Крымской войны, потерпев там поражение от Запада – и где? У себя дома! – актуально стало сие продумывать в мысленном эксперименте. Этот эксперимент и поставлен Лесковым в рассказе.

Итак, тезис: «…у немцев железная воля, а у нас ее нет – и… потому нам, слабовольным людям, с немцами опасно спорить – и едва ли можно справиться».

Но что значит «слабая воля»? Это значит – слабая центрированность человека в «я», слабая самопружинность, уступчивость, бабье начало, ощущение себя не атомом-индивидом, а частью Целого, мира, который – субъективен и суверенен и с чем считаться и уступать. Волей обладает Россия, Русский Космос в целом, так что индивиду тут и положено мало полагаться на свое «я», ум и расчет, а вслушиваться в Разум Целого. И то, что с точки зрения рассудочной логики выглядит «авоськой с небоськой», это подача ума, воли и силы – из Бытия, что и выглядит «чудом» («Русское чудо»…).

Как слабовольность против железной воли, так и «глупость» против расчетливого математического ума-рассудка – из той же оперы Сверх-ума самого Бытия, о коем Гамлет:

Есть в мире тьма такого, друг Горацио,

Что и не снилось вашей философии.

«Не слишком ли вы много уже придаете значения воле и расчетам? Мне при этом всегда вспоминаются довольно циничные, но справедливые слова одного русского генерала, который говорил про немцев: какая беда, что они умно рассчитывают, а мы им такую глупость подведем, что они и рта разинуть не успеют, чтобы понять ее».

Эта «глупость» – из того же ареала, про который Пушкин: «Поэзия должна быть глуповата»… Не ум рассудка, счисления, а ум чувства и образа тут точнее работает, в Русском Космосе и социуме…

Конечно, надо сразу сделать поправку на два уровня и типа встречи России и русского человека с Германией и германской культурой. Тут взят немец практики: инженер, что с Петра привечен в России учить нас индустрии, науке и управлению, отчего немецкие колонисты в России – персоны грата и помогали строить и русскую экономику и государство, аппарат и науку… Гордоны, Эйлеры, Бенкендорфы, Дали, Гроты… А другой уровень – это Шеллинг, Гегель, Гете, Гофман, романтики, музыка… Тут уж вся палитра Духа и Разума: и рассудок, и интуиция, и воображение, и ум чувства, и слабоволие прекраснодушия, и «глупость» образа… предполагаются, продуманы и созвучны Русскому Логосу…

Один уровень – «небесный», воздуха, без преград-границ на нем общение, а другой – «земной», понизовый, в веществе, в материи: индустрия, инженерия, техника, практика, политика, власть, война… И тем не менее оба эти уровня – скоррелированы Бытием, так что и в Гуго Пекторалисе мы можем угадывать-прочитывать Канта, как и в пьяненьком Сафроныче – ум Достоевского.

Основная символика задана сразу. Поединок национальных символов уже в эпиграфе: «Ржа железо точит. Русск. поговорка». А что есть железо? Это стихия «земли», проведенная через стихию «огня» – в индустрии-промышленности, через труд – ургию и приобретшая форму. Так что железо = «огне-земля», основная субстанция Германского Космо-Психо-Логоса, если ее материальный пласт выразить на языке стихий. И на выделке железа сошлись, как феи, сущности Германства, которые я перечислил выше: Труд, Мысль, Форма.

А что есть «ржа»? Это – плод сырости, мать – сыра земля, что есть субстанция Русского Космоса. Такова судьба германского железа, когда попадает в тело России – бабье, женское, рыхлое, аморфное, как ТЕСТО, что есть второй из введенных сразу символов:

«Ну, железные они, так и железные, а мы тесто простое, мягкое, сырое, непропеченное (не обогненное достаточно, не прокаленное, и оттого в нем жизнь-смерть сохраняется, гниль. – Г. Г.) тесто, – ну, а вы бы вспомнили, что и тесто (в массе = в соборности народа, а не в одиночной лапшинке-макаронине атомарной. – Г. Г.) топором не разрубишь, а, пожалуй, еще и топор там потеряешь». И далее: «…я просто говорю о природе вещей, как видел и как знаю, что бывает при встрече немецкого железа с русским тестом».

И в этом весь сюжет сжат: Гуго помер, объевшись блинов (что – из теста, небось и непропеченного!) на поминках по своему протагонисту – Сафронычу.

А что есть ТЕСТО кроме того, что тоже ипостась «сырой земли», «водо-земли» – русского типа вещества? Оно – аморфность расползающаяся, как и страна Россия – бесконечный простор, по идее и затее, без границ, и расползается вширь, пока ей не положат предел – извне или сами: границей, заставой богатырской, железным (!) занавесом. И такое расползание вширь – вектор русской истории (как Ключевский объяснял: колонизация Севера Евразии, равнины великой, Балто-славянского геологического щита). Сама по себе Мать – сыра земля не способна к организации, к Форме, и ее получает с Запада, от варяг-грек, откуда Государство и власть, что приносит начало Формы и структурность, кристаллизацию в тело страны (губернии, области, иерархия, сословия…).

Тесто еще и вязкость, как грязь-месиво русской земли и бездорожье под дождями осенью. И – болото.

Так что тут – плохо и дороге, и связи всякой, и форме. Проваливаются, как топор. Тонут.

Тесто = топь. И сходна с водой, морем, где волны покрывают все формы и тверди, вроде железа.

Но тесто также – и ни то ни се: ни земля, ни вода, как и русский человек (что недаром в пословице: «из теста вылеплен»!) – ни рыба, ни мясо, «ни Богу свечка, ни чорту кочерга, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан» (цитирую Гоголя): тоже переходен, человек-амфибия, несколько среднего рода, что и развит тут в языке: полумужик, полубаба. Здесь и мужик женственен, а баба – «Коня на скаку остановит/В горящую избу войдет!», то есть к стихии огня причастна, что есть мужеская, в принципе-то, стихия. Но в то же время тесто – мягкое, сдобное, доброта в нем, как и родившиеся из этого теста «добрые и теплые русские ребята». Задушевность в нем, грудью подымается.

Ну и белое оно, как мир тут – «белый свет» и «белы груди». Тесто податливо, не пружинно-упруго, безвольно как бы, в сравнении с четкой, твердой волей железа.

Железо – мужско, стержень, как и тактика германцев: клин=свинья, прорыв – в войнах с Россией. Ну а русская тактика – поддаваться, заманивать в глубь, котел, мешок (как вагина, влагалище); там и утопнет железо-натиск фаллический мужской Германства – в России – матери – сырой земле…

Так что поединок Железа и Ржи (кстати, «ржа» = «рожь» – главный русский северный хлеб, так что во Ржи сходятся оба символа: Ржавчина и Тесто), Топора с Тестом – это как бы басня, что предваряет собственно историю на человеческом уровне, которая будет рассказана. Но, имея такой зачин и ключ толковый, мы и в смене происшествий настроены соответствующие стороны узнавать – действующие «лица» стихий…

История, что начинается тут с Крымской войны, кстати, очень перекликается с нынешней нашей, которая больше чем через век происходит. Тоже тогда реформы, открытие границ, проникновение иностранцев, «инвестиций» и новой технологии. Вот два англичанина появились в местности рассказчика: «…оба довольно практические. Последнее я заключаю потому, что, основательно разорившись на своих предприятиях, они поняли, что Россия имеет свои особенности, с которыми нельзя не считаться. (Весь пафос сочинений Лескова в этом – и ныне актуален! – Г. Г.) Тогда они взялись за дело на простой русский лад и снова разбогатели чисто по-английски. Но в то время, с которого начинается мой рассказ, они еще были люди неопытные, или, как у нас говорят, «сырые» (!), и затрачивали привезенные сюда капиталы с глупейшею самоуверенностию».

И все же в англичанах, как народе более практическом, а не рабе теории и принятого решения волей, как немцы, – есть обратная связь, реактивность на обстояния и опыт, и они способны быстро сменить план. Ум их более чуток на русскую «глупость» – и потому понимают русского человека лучше, чем немцы. Недаром и в преамбуле к рассказу с симпатией приводится мнение именно англичанина о русских:

«На мой взгляд, не глупее вас был тот англичанин, который, выслушав содержание «Мертвых душ» Гоголя, воскликнул: «О, этот народ неодолим». – «Почему же?» – говорят (опять некие «мы» или «они» – коллективен Русский Логос. – Г. Г.). Он только удивился и отвечал: «Да неужто кто-нибудь может надеяться победить такой народ, из которого мог произойти такой подлец, как Чичиков».

Что ж, заключение как бы «от противного», но и оно работает. Недаром и ныне мир задрожал от восшествия русской мафии на Запад, в Америку («Япончик» и проч….). Имеют наши плуты воображение и идеи неожиданные, как со стороны подойти к их стандартам, мерам, принятостям, законам – и обойти окольно. Кривая их вывозит – там, где шаблон Прямой линии Права окостенил действительность…

Да и в нашем рассказе честного немца с его словом чести поймал как раз русский прохвост Жига (сутяжник и вор, как потом Жиган – в «Путевке в жизнь»), крючкотвор-законник: присудили немцу платить отступного Сафронычу, отчего тот и разорился.

1. См. кн.: Национальные образы мира, М., 1988; Русская Дума. Портреты русских мыслителей, М., 1991; Русский Эрос, М., 1994; Космо-Психо-Логос, М., 1995; Америка в сравнении с Россией и Славянством, М., 1997.[↩]