Философские взгляды Бальзака

Бальзак сказал однажды молодому литератору, которому доверил написать предисловия к сериям своих рассказов и романов: «Быть человеком – еще мало, нужно воплощать систему». Среди писателей мирового значения есть немного таких, которые столь же настойчиво, как он, связывали бы художественное познание жизни с философией. Автор «Человеческой комедии» неизменно стремился к обобщению и обращал внимание читателей на философский характер своих литературных замыслов. Он особенно дорожил циклом повестей, которые назвал философскими этюдами; в предисловии к этим этюдам излагался ряд общих идей о единстве и разнообразии человеческого рода, о влиянии среды на личность, о связи материального и духовного. В основу плана «Человеческой комедии» автор положил восхождение от фактов к «принципам», отдельные ее разделы должны были представлять ступени в этом восхождении.

Работа его теоретической мысли была всеобъемлющей; для полного ее освещения пришлось бы характеризовать Бальзака – историка прошлых эпох и его философию истории, Бальзака – социолога, экономиста, правоведа, ибо все эти области интересовали его и в теоретическом плане. Полное собрание его сочинений включает множество статей, рецензий, набросков на эти темы. Но особо важно уяснить общие основы воззрений Бальзака, то, что он назвал «принципами». В этих «принципах» – ключ к эстетике Бальзака, без них нельзя понять всего своеобразия излюбленных писателем, постоянно возвращающихся тем. Теории Бальзака проявляются в его концепции художественного образа, в композиции романов, в небывалом прежде замысле единого гигантского ансамбля произведений.

В буржуазном литературоведении долго господствовало пренебрежение к его философии, прямо вытекавшее из общего тенденциозно-пренебрежительного отношения к писателю. Было время, когда Э. Фагэ с высоты своего презрения к Бальзаку называл его взгляды «философией студента в пивной», А. Лебретон – «чистейшей болтовней». Такая оценка объяснялась отчасти также особым характером и способом выражения этих взглядов: их широтой, скрещением самых различных влияний, необычностью и неожиданностью литературного воплощения философской мысли. Теперь, когда изучение наследия художника продвинулось, они начинают вырисовываться в их подлинной глубине, особенно в свете передовых воззрений нашего времени.

Острый интерес Бальзака к философии, его осведомленность, значительность его философских раздумий – все эти факты уже стали достоянием литературной науки и не вызывают более сомнений. За последние годы появился ряд исследований, обрисовывающих его поразительную философскую «жадность». Д. Эванс, С. де Саси, Ф. Берто называют бесконечный ряд мыслителей – философов, естествоиспытателей, социологов, мистиков всех веков, – к которым он прибегал, вырабатывая и развивая свои теоретические принципы. Наиболее вдумчивые бальзаковеды доказали, что к ряду этих «учителей» он сохранял вполне свободное отношение, заимствуя у них только отдельные элементы или черты, которые по-своему переосмыслял и сочетал, беря иногда лишь определенные формы и термины для собственных общих построений. Тем не менее даже некоторые почитатели Бальзака, например Ф., Берто, из-за сложности взглядов писателя, из-за огромного круга его источников воспринимают его воззрения как набор противоречивых мнений и тенденций без внутреннего единства.

В действительности его теоретическая мысль, тесно связанная с историческим опытом и научным развитием современности, отнюдь не лишена цельности в своих основах, хотя движется подчас причудливыми путями. Знакомство с развитием его мысли обнаруживает нечто общее в произведениях, которые представляются разобщенными.

Толкования французских ученых страдают недостатками, характерными для всего буржуазного литературоведения. Особенно охотно Бальзаку навязывают идеалистические теории самого разного толка. Так, М. Бардеш выводит его философскую родословную прямым путем из тайных мистических учений древности, неоплатоников, Плотина и Ямвлиха, средневековой каббалистики, Сен-Мартена и Сведенборга. О французских просветителях и о значении их для Бальзака – ни слова. Эванс, заключая свой подробнейший анализ, утверждает, будто Бальзак рисовал извечную борьбу духа и плоти в человеке и стремился к освобождению идей от чувственной формы, материального субстрата. Наиболее значительные бальзаковские герои, а прежде всего мыслители и художники, характеризуются как.., шизофреники, презирающие объективную действительность, законы общества и здравого рассудка.

Жорж Пуле не менее удивительным образом извращает Бальзака, уверяя, что мир видится ему пустым призраком, отблеском недоступных «сущностей» и «первопричин», а потому главные его чувства – жажда недосягаемого познания, чувство ущербности и бессилия.

Можно было бы умножить примеры таких произвольных трактовок; их авторы обходят стороной весьма значительные произведения либо подают их в превратном свете. Живая сложность исканий Бальзака, вырисовывающаяся из совокупности разнообразных произведений, еще недостаточно изучена. Огромный материал еще не весь собран и не осмыслен в том синтезе, в каком он предстает в живом и бесконечно богатом наследии художника.

Характерно, что буржуазные ученые оставляют в тени важнейший источник мысли Бальзака – французский материализм XVIII века; между тем материалистическая традиция оказала на него самое прочное и постоянное влияние. Оно не ограничивается ни первыми литературными выступлениями писателя, ни началом 30-х годов, к которому относится целая группа рассказов с особенно ярко выраженной антиклерикальной направленностью. Он писал и в 1846 году, приближаясь к концу своего пути: «Вольтер, Руссо и все энциклопедисты были глубоко безнравственны в глазах власти и религии их времени; тем не менее они являются отцами XIX века» ¹.

От философов XVIII века Бальзак унаследовал учение о материальной природе мира и человека, о материальной, физической основе сознания². В его рабочей тетради имеется выразительная запись: «О Платон, великий совратитель, ты превращаешь душу в ключ, открывающий тело, тогда как столь естественно проникать в тело в поисках души!» ³. Отсюда автор «Шагреневой кожи» шел к выводу о взаимодействии физического и духовного в человеке и роковом влиянии современного общества на его жизненные силы, которое является главной проблемой философских этюдов. Один из героев Бальзака, философ Луи Ламбер, в юности «чистый спиритуалист», усомнившись в божественном происхождении разума, задается вопросами: как предположить в нас божественное начало, которое может быть побеждено стаканом рома или сковано зернышком опиума? Отчего кретинизм распространен преимущественно среди жителей затененных долин, лишенных солнечного света? Все подобные доводы взяты из идейного арсенала просветителей, а за размышлениями героя стоит сам автор.

С просветителями связано неверие Бальзака. В рабочей тетради встречается ряд записей, в которых все типично для школы XVIII века: дух рационализма, простой и в то же время острый способ выражения, убедительный и доходчивый. «Католическая вера – это ложь самому себе… Благочестие – расчет ребенка, который ведет себя примерно в надежде получить варенье…»»Бог с его намерением искупить грехи людей напоминает коммерсанта, перекладывающего собственные деньги из одного сундука в другой». «Если хочешь, чтобы люди не заметили глупости, одень ее в блестки. Сравни Гений христианства, посланников, королей… соборы, священников» (там же, стр. 30 – 31, 34, 13). К энциклопедистам восходят и широкие сопоставления различных религий, рационалистически уравнивавшие их и лишившие христианство ореола исключительности.

Рационалистические аргументы против существования бога оказали на Бальзака глубокое воздействие. Если бог сотворил материю, мир из самого себя, отчего мир так плох? Если же бог создал миры из материи, уже существовавшей наряду с ним, – как предположить, что он допускает чуждое себе начало? Ведь он становится чем-то второстепенным, и называть его богом так же смешно, как смешно называть римским гражданином раба, поставленного вращать жернова. Развиваемая далее во всех ее возможностях и последствиях, эта гипотеза приводит мысль от абсурда к абсурду. Эта цепь логически неопровержимых рассуждений воспроизводится в философском «Письме к Шарлю Нодье» и – подробно – в «Мистической книге».

На творчество Бальзака наложила глубокий отпечаток просветительская критика религии, церкви, христианского аскетизма. Он сам связывал с энциклопедистами свои произведения, называя «Физиологию брака»»попыткой вернуться к тонкой, живой, насмешливой и веселой литературе XVIII века, когда… создавались… произведения величайшей моральной силы» (Собр. соч., т. 15, стр. 438). В предисловии к «Философским романам и сказкам» 1831 года выражена прямая ориентация на вольтеровского «Кандида». Бальзак – преемник просветителей в шутливой или сатирической трактовке «священных» предметов, он углубляет и обогащает их обличительную традицию в своих образах ханжей и духовных лиц. Думается, что жизнелюбие просветителей, их поглощенность здешним миром и презрение к мистике, общий жизненный тонус, связанный с их идеологией, определили и следующую мысль Бальзака: «Смерть неизбежна, так забудем о ней» ⁴. Если одновременно с вполне «богохульными» произведениями писатель мог выступать в защиту католической церкви, это вызывалось не какими-либо религиозно-философскими сомнениями, а соображениями общественно-политического порядка. Он предназначал католицизму важную роль в своей консервативной социальной утопии, сочетающей патриархальность с прогрессом, и подходил к нему с точки зрения его полезности для твердой социальной иерархии. Бальзак не думал этого скрывать⁵ или приносить в жертву «высокой политике» свои симпатии к просветителям.

Утилитарный, внешний характер его интереса к католичеству в настоящее время уже не вызывает споров; есть все основания рассматривать его в системе общественно-политических взглядов писателя и совершенно не принимать в расчет при рассмотрении его философских взглядов.

Философская оценка религии неразрывно связана с унаследованной Бальзаком от просветителей и гуманистов Возрождения верой в познаваемость мира, в развитие науки, в наблюдение и опыт как средство познания. К учению просветителей, как ближайшему источнику, восходит, в своем общем виде, и важнейший принцип зависимости человека от общественной среды, провозглашенный в предисловии к «Человеческой комедии».

В отношении писателя к плеяде мыслителей XVIII века есть еще одна очень важная сторона. Отстаивая их от современных реакционеров и ханжей, он всегда поднимал на щит чисто французские качества их философских и литературных произведений – ясный и сжатый стиль в сочетании с глубиной мысли, оптимизм, смех как оружие борьбы с противником. Для Бальзака, горячего патриота, просветители были – наряду с любимыми его художниками Рабле и Мольером – подлинным олицетворением национального французского гения, гордостью Франции.

Но как ни значительно было их влияние, как ни велика его солидарность с ними, автор «Человеческой комедии» ясно видел и ограниченность их перед лицом общественного и научного развития XIX века; в оценке, которую он дал этим философам, вполне проявился его дар объективного всестороннего взгляда на вещи. В различных произведениях, по различным поводам он делает просветителям ряд справедливых упреков.

Бальзака очень интересовала проблема движения с философской точки зрения – невозможность постичь его средствами обычной (формальной) логики, метафизического мышления. Но материализм энциклопедистов не мог объяснить даже простого механического передвижения тела в пространстве (см. в «Шагреневой коже» эпизод визита героя к ученому-физику). Необыкновенно проницательно писатель замечает, что просветительское упрощенное понимание материи «отступало перед ее бесконечной делимостью» и не позволяло разгадать «природу невесомых сил» – электричества, магнетизма, света.

Он отказывается принять объяснение процессов развития в природе случайностью, к которому прибегали просветители.

1. Оноре Бальзак, Собр. соч. в 15-ти томах, т. 15, Гослитиздат, М. 1955, стр. 425.[↩]
2. См. Б. Г. Реизов, Творчество Бальзака, ГИХЛ, Л. 1939, стр. 240.[↩]
3. H. de Balzac, Pensees, sujets, fragments, P. Blalsot, 1910, p. 20.[↩]
4. H. de Balzac, Pensses, sujets, fragments, p. 57.[↩]
5. Ср. «О положении роялистской партии», «Сельский врач», «О Екатерине Медичи», предисловие к «Человеческой комедии» и ряд других произведений. Бальзак писал Ганской в 1837 году: «Я не принадлежу к ортодоксам и не верю в римскую церковь» («Lettres а l’Etrangere», I, p. 403) и ей же в 1842 году: «По политическим причинам я придерживаюсь католичества, я сторонник Боссюэ и Бональда» («Lettresal’Etrangere», II, р. 48).[↩]