Новые работы о Гоуэллсе

Судьба литературного наследия Уильяма Дина Гоуэллса (1837 – 1920) сложилась необычно.

При жизни, особенно в 80 – 90-х годах прошлого века, Гоуэллс был одним из наиболее популярных и авторитетных американских писателей и критиков. Его известность перешагнула границы Соединенных Штатов, несколько его романов перевели в России; их автора рекомендовал к печати Л. Н. Толстой.

Позднее, примерно с 20-х годов, наступила «переоценка ценностей». Группа писателей – Драйзер, Синклер Льюис, Шервуд Андерсон – представители нового этапа американской литературы весьма резко, с полемическим задором осуждала Гоуэллса за его «викторианскую боязливость» в трактовке моральных проблем. В их поле зрения попали по преимуществу слабые стороны творчества Гоуэллса, ставшие особенно очевидными в ту пору. Действительно, после разоблачительных произведений Драйзера возвращение к духу Гоуэллса было бы шагом назад от позиций, завоеванных с таким трудом. И все же эти оценки никоим образом не исчерпывали всего значения Гоуэллса, наследие которого и биография были в ту пору вообще мало изучены.

Уже тогда такой выдающийся американский литературовед, как В. Л. Паррингтон, в своем известном труде «Основные течения американской мысли» справедливо объяснял недостатки Гоуэллса историческими слабостями американской литературы конца века. В то же время он дал общую положительную оценку его творчества, назвав Гоуэллса «провозвестником реализма, главой движения, имевшего целью обратить американскую литературу с пути романтизма навстречу истинному и реальному». Паррингтон напомнил тогда, что Гоуэллс был первым американским писателем, обратившимся к проблеме социализма (правда, в его утопически-реформистском варианте).

И все же в критике довольно прочно установилось несправедливое мнение о Гоуэллсе как о представителе «нежного реализма», робком моралисте и любимце чопорных литературных дам.

За несколько последних лет в зарубежной – особенно в американской – критике заметно возрос’ интерес к наследию Гоуэллса¹. Вышло несколько монографий, обстоятельная биография писателя, его переписка, собраны рассеянные по журналам его статьи и рецензии, опубликованы новые архивные материалы. Знакомство с ними представляет несомненный интерес, тем более что творчество Гоуэллса совершенно еще не изучено в нашем литературоведении.

Завершенный в 1958 году двухтомный труд Э. Кейди², первая научная биография писателя, основанная на обширном и свежем фактическом материале, внимательно прослеживает долгую жизнь Гоуэллса, романиста и критика, драматурга и публициста, находившегося почти шестьдесят лет – от гражданской до первой мировой войны – в гуще литературной жизни, лично знакомого с крупнейшими писателями Америки: Уитменом и Твеном, Готорном и Эмерсоном, Генри Джеймсом и Лонгфелло. Кстати, и книга Кейди, и недавно опубликованная полная переписка Твена и Гоуэллса³ доказывают односторонность распространенного взгляда, согласно которому Гоуэллс являлся своего рода «цензором», пытавшимся превратить бурного сатирика в благонамеренного юмориста. На самом деле их общение носило многообразный характер: через Гоуэллса Твен знакомился со многими достижениями европейской литературы, благодаря ему – особенно с 80-х годов, – как свидетельствует прогрессивный историк Ф. Фонер, он укреплялся в своем отрицании буржуазной демократий; оба писателя на склоне лет стали антиимпериалистами.

Как же оценивает критика отдельные этапы творческого пути Гоуэллса?

В 1958 году вышла книга молодого литературоведа из Упсальского университета Олафа Фрикстеда (Швеция) «В поисках Америки» ⁴ – одна из наиболее серьезных работ, посвященных раннему периоду в творчестве Гоуэллса. Ее главный тезис удачно выражен в заголовке – от первых очерков-путешествий по Европе Гоуэллс шел ко все более серьезному изображению американской действительности, причем особенно благотворным было в ту пору влияние на него Тургенева (главы, посвященные этому вопросу, содержат интересные наблюдения).

Познакомившись с творчеством русского писателя и сделавшись его горячим пропагандистом, Гоуэллс с большой пользой для себя изучал развитый Тургеневым так называемый «драматургический метод. С тех пор объективность, естественность и жизненность, отличающие русских писателей, он не раз противопоставлял утомительному и многословному морализированию некоторых английских романистов.) Влияние Тургенева заметно на целом ряде ранних произведений, в которых Гоуэллс отходил от канонов буржуазно-охранительной, эстетской «бостонской школы», – например, на «Запоздалом решении» (1878) и «Апрельских надеждах» (1886): характеры его героев углубились, лишившись прежней однолинейности, а в повествовательную манеру вошли элементы «новой литературной техники», присущей русскому романисту. Правда, Фрикстед проходит мимо того, что Гоуэллс воспринимал Тургенева в те годы весьма односторонне (как, впрочем, и Генри Джеймс). Тургенев был для американского писателя образцом «объективного» художника и психолога, создателем «современного типа» романа, но самый общественный пафос его произведений оставался Гоуэллсу во многом недоступным.

И Фрикстед, и большинство других литературоведов пишут о Гоуэллсе как о первом американском теоретике реализма. Во множестве статей и рецензий, начиная с 70-х годов и до конца жизни, Гоуэллс настойчиво повторял, что высшее назначение искусства – «быть верным правде, жизни», «быть отражением жизни», что американские писатели должны обращаться к национальной тематике⁵. Эти – на первый взгляд, общеизвестные – истины в американских условиях конца века были весьма актуальны. При этом сама концепция реализма Гоуэллса, продиктованная нуждами американского литературного развития, была заострена против того, что он называл «романтизмом» (включая в это понятие и развлекательные по своему характеру произведения). Правда, полемизируя с «романтическим преувеличением», писатель сам впадал в крайность; ратуя за изображение «простых», «обыденных», «повседневных» явлений, Гоуэллс тяготел к бытописательству, не всегда выделяя главное, типическое. Один из критиков недаром назвал его «американским Троллопом». Справедливо осуждая эпигонское подражание английским образцам (характерное для многих современных ему американских писателей), Гоуэллс в пылу полемики явно недооценил творчество Диккенса и Теккерея.

В качестве нормы и образца он выдвигал тот тип реалистического искусства, который был представлен в творчестве крупнейших европейских писателей конца XIX века: Ибсена и Золя, а также Бьернсона, Гальдоса, Верги и особенно Тургенева и Толстого. (Заметим, что по форме и сами произведения Гоуэллса более напоминали европейские образцы психологического романа «нравов и характеров», в то время как книги его великого современника Марка Твена могли быть соотнесены с английским просветительским романом, с так называемым «эпосом большой дороги», особенно это касается «Приключений Геккльберри Финна».)

Правда, в оценках этих европейских мастеров проявлялась и ограниченность раннего Гоуэллса: так, не раз называя Золя «великим писателем», он сожалел, что автор «Разгрома» обращался к изображению «неприятных сторон жизни». В 1886 году, рецензируя роман Достоевского «Преступление и наказание», Гоуэллс высказал мысль, получившую печальную известность, – он призвал писателей изображать «более приятные стороны жизни», которые являются  годов Гоуэллс, как и многие американские писатели того времени, был ослеплен иллюзией американской «исключительности». К чести Гоуэллса, однако, под влиянием общественного подъема в стране он с конца 80-х годов решительно отходит от «ничтожных идеалов прошлых лет».

В 1959 году вышла книга видного историка литературы либерально-демократического направления Ван Вик Брукса «Гоуэллс. Его мир и его жизнь» ⁶. Написанная с позиций историко-культурной школы, она дает в целом глубоко положительную оценку роли, которую сыграл Гоуэллс в истории американской литературы, и пересматривает прежний отрицательный взгляд на писателя, высказанный им в ранней книге, «Испытание Марка Твена». Особенно интересны те главы, где говорится об идейном переломе писателя в середине 80-х годов. В 1886 году произошло знаменитое хеймаркетское дело; несмотря на самую разнузданную кампанию травли «красных», организованную буржуазной прессой, Гоуэллс, единственный среди американских писателей, в ряде выступлений поднял тогда голос в защиту семи невинно осужденных рабочих лидеров. Это был мужественный шаг: ему угрожали тем, что он отныне лишится доверия читателей и уважения тех буржуазных кругов, куда он был вхож. В ноябре 1887 года он написал в редакцию газеты «Трибюн» страстное и гневное письмо, названное им «Слово о мертвых», в котором говорилось о рабочих лидерах: «Они умерли за свои убеждения. Мы совершили чудовищную и непоправимую жестокость».

Хеймаркетское дело заставило Гоуэллса о многом задуматься и многое переоценить. В письме к Генри Джеймсу он признавался: «После того, как я 50 лет оптимистически наслаждался цивилизацией… я теперь прихожу от нее в ужас». Еще более определенно высказался он в письме к Твену: «В Америке нет больше республики. На ее месте – олигархия». Видимо, это мужественное поведение писателя имела в виду дочь Маркса Элеонора Эвелинг, писавшая в письме к Гоуэллсу, что он «не только большой и правдивый художник, но, что бывает гораздо реже, смелый и честный человек» ⁷.

Именно в конце 80-х годов познакомился Гоуэллс с творчеством Льва Толстого, что; по признанию большинства американских исследователей, в том числе и Брукса, стало одним из решающих факторов его последующего идейного развития. Первый пропагандист его творчества в США, посвятивший Толстому почти тридцать статей, рецензий, заметок, Гоуэллс с полным основанием говорил о русском писателе: «В такой мере, в какой человек может помочь своему ближнему, я убежден в том, что он помог мне». (Думается, что интересная и малоизученная тема – Гоуэллс и Толстой нуждается в специальном исследовании.)

Толстой стал для него «лучшим из всех», писателем-примером, которого он не раз противопоставлял анемичности современной ему американской литературы. Влияние Толстого на Гоуэллса, на наш взгляд, проявилось не столько в морально-этическом плане (как считает большинство американских критиков), сколько в том, что общественная проблематика, социальная критика выдвигаются в творчестве Гоуэллса на первый план.

Уже в романе «Энн Киберн» (Ван Вик Брукс прямо называет его «толстовским»), написанном в 1887 году, в период особенно сильного увлечения Толстым, Гоуэллс впервые обращается к коренному социальному вопросу о бедности и богатстве, об общественной несправедливости. Его главная героиня – аристократка, проникающаяся горячим сочувствием к беднякам (образ, явно навеянный Толстым), признается: «Я думаю, в воздухе, в атмосфере носится что-то такое, что не позволяет нам жить по-старому, если в нас есть хоть капля совести и гуманности». Гоуэллс вкладывает в уста другого героя, священника Пека, столь резкие, непривычные для американской литературы обличения капиталистического строя, которые могут быть прямо соотнесены с рядом положений трактата Толстого «Так что же нам делать?», который произвел очень сильное впечатление на американского писателя.

Еще острее социальная критика, звучит в следующем, несомненно лучшем романе Гоуэллса «Превратности погони за богатством» (1889). Американского романиста не раз восхищали необыкновенное богатство, широта, емкость творчества Толстого; в своем романе Гоуэллс впервые отошел от узкосемейной проблематики, создав значительное социальное произведение, показав различные слои американского общества – от представителей «крупного бизнеса» до обитателей трущоб. Создав здесь самую сильную обличительную фигуру своего творчества – образ миллионера Дрейфуса, Гоуэллс вложил в уста его главного антипода – социалиста Линдау слова, гневно осуждающие капиталистическую систему в целом: «Там, где капитал, там, где миллионы, там пахнет слезами и кровью». Можно предположить, что не без влияния Толстого, писавшего о «рабстве новейшего времени», Гоуэллс пришел в этом романе к мысли о том, что в США на смену «плантаторскому рабству» пришло новое рабство – «капиталистическое».

Можно сказать, что «Превратности погони за богатством» стоят у истоков той традиции социального романа, которая получила развитие в американской литературе XX века у Драйзера, Э. Синклера, Лондона и др.

И в последующих произведениях Гоуэллса, например, в утопических романах «Путешественник из Альтрурии» (1894) и «Через игольное ушко» (1907), в описании идеального общественного уклада, противостоящего буржуазному миру, заметна перекличка Гоуэллса с этическими идеями Толстого.

В ряде работ буржуазных исследователей очевидно стремление приглушить, принизить значение социально-критических мотивов в творчестве Гоуэллса, Так, Дж. Беннет в книге «Уильям Дин Гоуэллс. Развитие романиста» (1959) ⁸ пытается доказать, что в социальных романах 80 – 90-х годов Гоуэллса есть свои просчеты, объясняемые тем, что писатель не был «ни социальным реформатором, ни экономическим пропагандистом, а был исключительно художником». В этом суждении нетрудно усмотреть известный тезис буржуазной критики о враждебности политики искусству. Зная, конечно, об антикапиталистических выступлениях писателя, Беннет хочет доказать, что Гоуэллс был убежден в потенциальных преимуществах американской демократии в «целом». Здесь, однако, необходимо уточнение. Если Гоуэллс верил в американскую демократию, то джефферсоновско-линкольновского типа, идеалы которой были преданы забвению, когда США вступили в империалистическую эпоху.

* * *

Известное мнение об упадке позднего Гоуэллса подвергается существенному пересмотру в работе Л. Хофа «Тихий мятежник» ⁹ (1959) – она содержит интересный новый материал о публицистической деятельности писателя в 900-е годы.

Гоуэллс не изменил своим радикальным убеждениям, напротив, он оказался в центре борьбы против империализма, засилья трестов и расовой дискриминации, он выступал в поддержку мирного арбитража международных споров, а также женского равноправия и других прогрессивных реформ, – это изложено в книге Хофа весьма доказательно.

Вместе с Марком Твеном Гоуэллс становится активным членом Лиги антиимпериалистов; его подпись стоит под многими документами этого движения – воззваниями и обращениями, направленными против империалистической политики США. Когда разразилась испано-американская война 1898 года, он писал сестре: «Я надеюсь, ты не удивишься, узнав, что, по моему мнению, мы совершаем ужасное преступление. Мы не имеем права вмешиваться в дела Кубы, и у нас нет оснований для ссоры с Испанией». В рассказе «Эдита» ¹⁰ он зло высмеял тот шовинистический угар, которым реакционная пресса дурманила многих рядовых американцев. Он осуждал и агрессивную политику «большой дубинки» в странах Латинской Америки – в Панаме в 1903 году, снова на Кубе – в 1904, в Мексике – в 1916. В 1906 году, как нам удалось установить, он выступил в журнале «Харперс мэгезин» против кровавой расправы царизма с русским революционным движением.

Показательно, что Гоуэллс был одним из немногих американских писателей, резко осудивших теорию социального дарвинизма, ставшую в начале века официальной идеологией американского империализма, «теоретически» оправдывавшей безжалостную конкуренцию, гибель «слабых» и возвышение «сильных».

И до конца своих дней Гоуэллс оставался глубоко неудовлетворенным положением дел у себя на родине. По-прежнему выход из невзгод и несправедливости видел он в преобразовании общества на социалистических началах (правда, как мы уже отмечали, его социализм носил реформистско-утопический характер.) Волна репрессий против «красных» в послевоенные годы возмутила восьмидесятитрехлетнего писателя. В своей самой последней заметке в журнале «Харперс», напечатанной в апреле 1920 года, за несколько недель до смерти, как раз после «палмеровских рейдов», Гоуэллс нарисовал ироническую картинку пребывания в Соединенных Штатах двух марсиан-социалистов. Эти пришельцы с далекой планеты с горечью убеждаются в том, что «социализм встречается в Америке в штыки». На одной из их лекций вспыхивает настоящий бунт, а в конце концов марсиан «депортируют» в Россию «на том основании, что они большевики». Эта горькая нота, завершающая творчество Гоуэллса, показывает, как далек был писатель в эти годы от приписываемого ему «оптимизма»…

Правда, в заключительной части своей книги Л. Хоф хочет убедить читателя в том, что американское общество якобы осуществило с той поры огромный социальный прогресс и что симпатии Гоуэллса к социализму лишь свидетельствуют о его ограниченности (и это, конечно, не новый прием для буржуазного критика). Тем не менее – вне зависимости от этого «охранительного» тезиса – книга Хофа объективно расширяет наши представления об антиимпериалистическом фронте американской литературы в первые десятилетия XX века.

Стал ли Гоуэллс частью живой литературной традиции или его творчество представляет чисто академический, историко-литературный интерес? Мы убеждены в первом. Еще в 80-е годы он опубликовал в своем журнале «Атлантик» отвергнутую издательствами повесть Демареста Лойда «История Стандард Ойл», разоблачавшую эту крупнейшую монополию и явившуюся предвестником литературы «разгребателей грязи». А в 90-е годы вокруг Гоуэллса уже шумела молодая поросль писателей «»нового призыва» – Гарленд, Норрис, Крейн, Генри Фуллер; они в суровых, порой мрачных картинах рисовали то общественное зло, о котором по большей части спорят в романах Гоуэллса. Они писали смелее, резче, чем он, без оглядки на господствующие вкусы и «запреты». Но это не помешало Гоуэллсу – с его авторитетом писателя и критика – добрым словом напутствовать их первые произведения. И хотя на этих писателей – как это они сами признавали – оказали большое влияние европейские и русские реалисты, их творчество вырастало также из традиций американской литературы. Если некоторые из них и прошли мимо непосредственного художественного опыта Гоуэллса, то своей борьбой с «бостонской школой», своей защитой реализма, своей пропагандой передовой европейской литературы он объективно расчищал для них путь. Именно об этих прогрессивных сторонах творчества Гоуэллса пишет сегодня передовая американская критика, а журнал «Мейнстрим», положительно оценивая книгу Брукса, отмечает: «Гоуэллс был социалистом в политике и реалистом в литературе» ¹¹.

1. Т. Мотылева в своей статье «У литературоведов ГДР» («Вопросы литературы», 1961, N 3) упоминает об интересном докладе К. – Г. Вирцбергера, прочитанном на конференции Университета имени Гумбольдта в Берлине. В нем Вирцбергер показал, в частности, что и творчество Гоуэллса, и его деятельность литературного критика помогли американским писателям двинуться навстречу более трезвому в правдивому отображению жизни.[↩]
2. E. Cady. The Road to Realism, Siracuse University Press, 1956; The Realist at War, Siracuse University Press, 1958.[↩]
3. Mark Twain-Howell. Letters, ed. by H. N. Smith and W. M. Gibson, Cambridge, 1980.[↩]
4. O. Fryckstedt. In Quest of America. A Study of Howells, Early Development of a Novelist, Upsala, 1958.[↩]
5. См. W. D. Howells, Criticism and Fiction and other Essays, ed. by C. M. Kirk and R. Kirk, N. Y. 1959; W. D. Howells, Prefaces to Contemporaries, N. Y. 1968.[↩]
6. Van Wyck Brooks, Howells: His Life and World, N. Y. 1959.[↩]
7. Это письмо обнаружил в архиве писателя Э. Кейди и процитировал отрывок из него в своей книге о Гоуэллсе (Е. Cady, TheRealistatWar).[↩]
8. Q. Bennet, W. D. Howells. The Development of a Novelist, 1959.[↩]
9. L. Hough, The Quiet Rebel, 1959.[↩]
10. Рассказ этот вошел в антологию «Американская новелла» (М. 1958, т. 1).[↩]
11. »Mainstream», 1960, N 4, р. 57. [↩]