№2, 2005/В шутку и всерьез

Онегин в Харькове

Несколько лет тому назад (в 2001 году) в одном московском издательстве вышла книга «Судьба Онегина». Это был увесистый том (большой формат, 540 страниц текста), в который вошли все сколько-нибудь известные «продолжения» пушкинского романа в стихах, а также подражания ему, которых за сто семьдесят лет, как выяснилось, скопилось немало. Открывался он водевилем Трилунного (Д. Ю. Струйского), напечатанным еще при жизни Пушкина (1830), а завершался современной остротой (М. Задорнова): «В наши дни Онегин, получив от Ленского вызов, уехал бы по нему в Израиль».

Среди авторов этого собрания курьезов были и литераторы весьма известные (Д. Минаев, К. Чуковский, А. Ахангельский, Дон-Аминадо, М. Пустынин), и совсем неизвестные. Вошло в этот том и «Возвращение Онегина» А. Хазина, знакомое нам по знаменитому докладу А. Жданова, вошли и выдаваемая за подлинную «Десятая глава» Д. Альшица, и не выдаваемая автором за подлинник – А. Чернова.

Составители (Вера и Алексей Невские), заключая свою вступительную статью к составленному ими тому, выразили уверенность, что пушкинского Онегина наверняка ждет еще немало разных, как они выразились, «литературных реинкарнаций».

Одну из таких новых, не вошедших в этот том «реинкарнаций», созданную недавно нашим постоянным автором Виктором Рубеновичем, мы предлагаем вашему вниманию.

 

Б. С.

I

Онегин, старый мой приятель,

В Стране Советов без затей

Жил как обычный созидатель

И дожил все ж до наших дней.

Хоть как-то раз под утро бойко

Ему пять лет влепила «тройка»

За то, что долго сквозь лорнет

Глядел на сталинский портрет.

Что ж! Возлюбив соседа-урку,

Он по-французски с ним болтал,

Среди шпаны умом блистал,

Со шлюхой танцевал мазурку.

И оттого в бараке том

Прослыл забавным чудаком.

II

Не то что ямба от хорея —

Сей грех могли б ему простить, —

Не мог он чукчи от еврея,

Как там ни бились, отличить.

Он даже полюбил кочевья:

То лес валил, пилил деревья,

То строил ГЭС, кирпич носил,

Рыл землю из последних сил…

Бывало, он еще на нарах:

За ним дневальный уж идет.

Что? Приглашенье? На завод?

В тайгу? В болото? В туфлях старых

Он месит грязь – и ничего.

ГУЛАГ стал домом для него.

III

В ту пору чинно-благородно

Товарищ Сталин – наш отец –

Губил безвинных ежегодно,

Но сам дал дуба наконец.

Судьба Евгения хранила –

Пред ним ворота отворила,

Едва Хрущев вождя сменил:

Он был безграмотен, но мил.

Косноязычно в разговоре

Касался до всего слегка,

Как первый секретарь ЦК

Всегда был прав во всяком споре,

Весьма художников ценил,

Хоть «пидарасами» бранил.

IV

Вот мой Онегин на свободе.

Острижен по тюремной моде,

Как зэк гулаговский одет,

Однако же увидел свет.

И сразу, не остывши даже,

Пустился мой герой в вояжи.

Суда сменяли поезда,

Мелькали страны, города…

Теперь пред ним под сенью парков

Лежал в обыденной красе

На привокзальной полосе

Неведомый доселе Харьков.

Мой город, мой кумир, мой сон!

Как встретит незнакомца он?

V

«Онегин! Боже мой, Евгений!

Ужель ты жив?» – Как видишь, жив.

Изведав бездну злоключений,

Вернулся, мир исколесив.

Да полно, ты ли это, Ленский?

В глуши постылой деревенской,

Слегка озлившись, но любя,

Я, помню, пристрелил тебя? —

«Ничуть! Но каково коварство

В поэта без нужды стрелять!

Засим его же заставлять

Спустить именье на лекарства,

На лекарей et cetera!..

Прости, Онегин, мне пора!»

VI

– Но как ты выжил против правил?

«О, coup de maitre! 1 – видитБог:

  1. О, это мастерский прием![]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №2, 2005

Цитировать

Рубанович, В. Онегин в Харькове / В. Рубанович // Вопросы литературы. - 2005 - №2. - C. 372-377
Копировать