Эстетическое богатство современной советской прозы
«Идейное единство и художественное многообразие советской прозы». «Мысль», М. 1974, 335 стр.
Среди примет, определяющих современный уровень литературоведения, – деловой, конкретный подход к раскрытию эстетического многообразия социалистического реализма.
Отошла в прошлое пора деклараций этого многообразия, и все чаще появляются работы, где господствует дух внимательного изучения художественных возможностей метода и точный анализ произведений искусства.
На наших глазах утвердился синтетический тип исследования, охватывающий непростые и неоднозначные «взаимоотношения» стиля и метода. Конечно, в каждой конкретной работе – тот или иной угол зрения: теоретический (книги М. Храпченко, Л. Тимофеева, Г. Поспелова), историко-литературный (исследования Л. Новиченко о многообразии стилей в литературе социалистического реализма или А. Македонова, анализирующего стилевое течение, которое, как он считает, создано творчеством Твардовского, Исаковского, Рыленкова), конкретно-монографический (например, работы Ю. Барабаша о Довженко или Л. Якименко о Шолохове). Но в любом случае ощущается стремление авторов поставить комплекс проблем, преодолеть замкнутость частной проблемы. Подобного рода широтой взгляда отмечена и книга «Идейное единство и художественное многообразие советской прозы», подготовленная коллективом кафедры теории литературы и литературной критики Академии общественных наук при ЦК КПСС.
Общность утверждаемых в работе методологических принципов позволяет назвать ее именно книгой, а не сборником статей.
Прослеживая сложную зависимость художественной сферы от идейно-нравственной проблематики произведений, авторы преодолевают двойной, так сказать, соблазн: прямолинейности понимания связей стиля с замыслом и содержанием произведения и забвения этих связей, ухода в чисто формальные изыскания.
Книга эта удачно составлена: в ней освещаются разные стороны и уровни проблемы художественного многообразия литературы социалистического реализма. Она имеет свой «сюжет» – открывается теоретическим исследованием основ метода (автор этой статьи С. Петров), а затем следуют более конкретные статьи-главы, в которых рассматриваются либо стилевые течения в современной прозе (работы Е. Сидорова «К проблеме многообразия и типологии стилей в современной русской советской прозе (60 – 70-е годы)», С. Липина «Лирическая проза как стилевое течение в современной советской литературе», А. Цветкова «Стилевое своеобразие современной повести о Великой Отечественной войне»), либо неповторимый индивидуальный стиль художника (статьи В. Новикова «Идейно-эмоциональная содержательность стиля», И. Осмоловской «Индивидуальный стиль писателя и проблема новаторства», часть работы А. Цветкова), Завершается книга обзором литературоведческих работ последнего десятилетия, посвященных проблемам стиля (автор Е. Куприна).
Привлекает внимание сам характер стилевого анализа, который типичен для большинства статей. Исследователи стремятся ввести нас в художественный мир автора, они разбираются в красках и оттенках такой трудноуловимой «материи», как стиль, не нарушая «инструментами» анализа его целостности и гармонии. Но не только это. Примечательно, что авторы книги выявляют такие особенности стиля, которые отличают данное конкретное произведение (или творчество писателя в целом). Казалось бы, в этом нет особой новизны: ведь подобным образом поступает каждый, кто изучает индивидуальный стиль художника. Но дело в том, что иногда наш глаз улавливает общие, недостаточно специфические проявления этого стиля. Так, наблюдая те или иные реалистические характеры, мы приходим, например, к выводу об их психологизме, объективированности, живости и т. д. Но оказывается, что выводы эти слишком общие, а потому – недостаточные. Авторы книги не останавливаются на общих определениях, их внимание привлечено к индивидуальным «вариантам». Вот, например, И. Осмоловская тщательно «вслушивается» в голос, определяет роль и место автора в «городских повестях» Ю. Трифонова в связи с общим идейно-художественным замыслом цикла. Как это часто бывает в произведениях подобного стиля, автор непосредственно не показывается на глаза читателю, но формирует характеры своих персонажей так, что его авторская оценка присутствует в них самих, скрыто – но определенно. И. Осмоловская подмечает особый интерес писателя к процессу метаморфозы, происходящему «с его омещанивающимися героями, ходу рефлексии их сознания». Важное наблюдение. Оно дает возможность обнаружить особенности трифоновского реалистического стиля, проявившиеся в повестях. Это и неуловимо ироничные саморазоблачения героев, и особая форма внутреннего монолога, и утонченные, многослойные психологические портреты и речевые характеристики персонажей, своеобразная дисгармоничность выбора изобразительных средств, склонность к употреблению «слова с лазейкой» и т. д. (Одно только необходимое возражение. Исследовательница противоречит сама себе: с одной стороны, она точно и последовательно характеризует гражданскую позицию и оценку Трифоновым его героев, существующую в самих объективно-реалистических образах. Причем она говорит о правомерности такой формы оценки. С другой же стороны, повторяет возражения ряда критиков о том, что Трифонов-де не подымается над позицией своих героев, видит мир только их глазами. Но ведь эти точки зрения несовместимы – либо первое, либо второе.)
Но вернемся к разговору о способах анализа стиля художественных произведений, принятых авторами книги. Внутренней темой статьи В. Новикова является своеобразие реалистического мастерства ряда современных писателей. Обращаясь, например, к повести В. Тендрякова «Весенние перевертыши», автор прослеживает, как средствами стиля – опосредованно, гибко – писатель передает детскую, но немалую сложность духовной жизни Дюшки Тягунова, его максимализм, простодушие, остроту переживаний, жажду познать тайны окружающего мира. В повести, отмечает В. Новиков, сплетаются драматизм и лиричность, пафос и юмор, пластика конкретно-бытовых характеристик и заостренность лирических, «простое» слово и ярко метафорическое. (Опять позволю себе попутное замечание: в своих определениях автор статьи чересчур акцентирует «впечатления подростка», «испытания переходного возраста», он ограничивается такими характеристиками героя, чем умаляет обобщающий смысл этого образа.)
Приведем еще один пример серьезного анализа художественного строя произведений, поиск все более дифференцированных и точных характеристик стиля писателя.
Задача Е. Сидорова – определить главные стилевые течения в современной конкретно-реалистической прозе. Но начинает он свой анализ с сопоставления зачинов трех различных произведений: ему необходимо (и он прав) выявить сначала их индивидуальное своеобразие, отличительные черты стиля.
Вот эти зачины:
1, «Кузнецову не спалось. Все сильнее стучало, гремело по крыше вагона, вьюжно ударяли нахлесты ветра, все плотнее забивало снегом едва угадываемое оконце над нарами. Паровоз с диким, раздирающим метель ревом гнал эшелон в ночных полях, в белой, несущейся со всех сторон мути…» («Горячий снег» Ю. Бондарева).
2. «Дом стоит на земле больше ста лет, и время совсем его скособочило. Ночью, смакуя отрадное одиночество, я слушаю, как по древним бокам сосновой хоромины бьют полотнища влажного мартовского ветра. Соседний кот-полуночник таинственно ходит в темноте чердака, и я не знаю, чего ему там надо. Дом будто тихо сопит от тяжелых котовых шагов…» («Плотницкие рассказы» В. Белова).
3. «За что, не знаю, такого тихого человека, как я, выгонять из дому?.. Короче, выдворила. Распахнула передо мной двери в пространство, в холодеющий воздух, на Зубовский бульвар; и, поджав хвост, двинулся к Кропоткинскому метро, по пустой улице, куда – неизвестно; ах, мне ведь не восемнадцать лет, и зима на носу…» («Жаль, что вас не было с нами» В. Аксенова).
Установить принадлежность этих произведений к общему типу, реалистически «воссоздающему» действительность, не так сложно. Но требуется хорошее эстетическое зрение, чтобы, подчеркнув эту общность, разграничить три различных реалистических стиля. Ведь несходство «Горячего снега» и «Плотницких рассказов» на глаз, что называется, установить затруднительно, – обращает на себя внимание скорее близость их (конкретность, объективированность, несмотря на то, что в повести Белова повествование ведется от первого лица). Но сразу же соглашаешься с исследователем: он убеждает нас в своей правоте, внимательно вглядываясь в отдельные, лишь на первый взгляд сходные, «микроклеточки» стиля. «…Вслушиваясь в беловскую фразу, мы обнаруживаем элементы более условного, поэтического, «пересоздающего» стилевого сознания. Сравните «полотнища влажного мартовского ветра» у Белова с просто «нахлестами» вьюжного ветра у Бондарева: очень похоже, даже звук один и тот же, но Бондарев – точнее, «прозаичнее», Белов – метафоричен, «полотнища ветра» – это уже поэтическое сознание».
Однако задачей автора статьи, как я уже отметила, было не только выявить три несхожих реалистических стиля. Это – первая ступень анализа. Главное же – выявить их типологические признаки, установить существование в современной прозе ряда стилевых течений (как раз тех трех, образцы которых автор проанализировал).
Изучение стилевых течений в советской литературе – дело из числа сложнейших. Ведь само образование стилевой «группы» – процесс крайне противоречивый. Как известно, художник – это стиль, и максимальная дифференциация индивидуальных стилей существует одновременно с обратными тенденциями к сближению, образованию стилевых направлений. Обнаружить их – значит понять закономерность противоположных процессов индивидуализации и сближения.
Е. Сидоров (как и С. Липин) понимает эту сложность: каждое из стилевых течений, которое он подметил, «представлено» произведениями крупных, самобытных художников. Так, к ряду книг, образующих, как его называет автор, эпическое стилевое течение, относятся, кроме романа Ю. Бондарева, еще трилогии К. Симонова и Ф. Абрамова, «Соленая Падь» С. Залыгина и ряд других. Во вторую стилевую группу Е. Сидоров включает некоторые повести В. Белова, «Созвездие Козлотура» Ф. Искандера, рассказы В. Шукшина; и к третьей, где заметно злоупотребление условными приемами, – наряду с произведениями В. Аксенова, – «Святой колодец» В. Катаева, «Колесо» А. Битова и др. (это течение автор считает наименее перспективным).
Совершенно очевидно, что Е. Сидоров «составил» отмеченные течения не произвольно, полагаясь не только на чутье (а ведь и так бывает), избегая приблизительности; он руководствовался определенным, последовательно применяемым критерием. Этого критерия придерживаются и ряд других авторов книги: речь о соотношении и сочетаниях «воссоздающего» и «пересоздающего» начал в художественном творчестве, элементов последовательно – реалистических, объективированных – с субъективно-лирическими. Исследователи совершенно правы, когда подчеркивают, что в «живых» литературных произведениях существуют чаще всего синтезы, сплавы разных стилевых тенденций, что речь должна идти о стилевой доминанте, а не о жестких требованиях чистоты стиля.
И вот, если для анализа индивидуальных стилей этот критерий оказывается подходящим, то, думаю, категория стилевого течения не всегда «поддается» ему. Е. Сидоров понапрасну убеждает нас, что произведения Ю. Бондарева, К. Симонова, Ф. Абрамова, С. Залыгина можно завести под общую крышу: даже простым глазом видно, насколько различен стилевой склад каждого из них. И понятно, почему нельзя «образовать» из этих писателей стилевое единство: предложенный критерий оказывается в этом случае слишком общим, его можно без труда «приложить» к любым конкретно-реалистическим произведениям (где образ автора скрыт за «самосильно» существующими событиями и героями, где они – герои-«живут», следуя логике развития своего характера, и т. п.).
Так почему бы не присоединить к обозначенному ряду еще и главы романа Шолохова «Они сражались за Родину»? Или, скажем, «Битву в пути» Галины Николаевой? Иными словами, перед нами большой круг произведений, относящихся к одному и тому же роду литературы – эпосу. Фигура повествователя здесь скрыта, субъективно-лирический элемент сведен к минимуму (а как мы помним, именно в этом исследователи видят основной стилеобразующий фактор) – и Е. Сидорову не на что «опереться». В тех же случаях, когда место и значение образа автора возрастают, реалистические структуры размываются, видоизменяются – в сторону лиризма (повести В. Белова, Ф. Искандера) или повышенной условности (В. Аксенов, В. Катаев), И это хорошо показал исследователь.
Если Е. Сидоров стремится сблизить в стилевой группе художников, которые как бы «противятся» этому, то А. Цветков прошел мимо реально существующего течения.
После доказательного анализа нескольких произведений документально-очеркового типа А. Цветков подробно рассматривает стилевое течение психологического склада, включая в него повести Б. Васильева «А зори здесь тихие…» и В. Быкова «Сотников», «Дожить до рассвета». Объединяются они автором статьи по признаку «углубленного исследования мира чувств и переживаний человека в ситуациях чрезвычайных, кризисных, у той черты, которая определяет, на что способен человек». Принимается в расчет также соотношение элементов эпических и лирических. Конкретный анализ, который обнаруживает и сюжетное сходство, и стилевое различие повестей – убедителен.
Спор о другом. Думаю, что, отбирая «свой» материал, исследователю не стоило полагаться на тематический признак (повести о войне). Ведь к объединению в общее стилевое течение, кроме названных двух повестей Быкова, буквально напрашивается не только его же «Обелиск», но и некоторые произведения о современности В. Тендрякова (например, «Суд», «Поденка – век короткий»). Все их сближает: критическая ситуация, когда человек стоит перед судом своей совести, а также стиль, где жизненная достоверность, пластичность реалистического рисунка соединяются с чертами острой публицистичности прямого авторского вмешательства.
И последнее. В книге часто встречается мысль, что многообразие стилей и стилевых течений – характерная примета нашего времени, что это «стало психологическим фактором художественного творчества». Но по сравнению с чем, с каким другим периодом так выгодно отличается современная проза? Точно так же: разве «эпическое звучание искусства и возрастание историзма в мышлении художников» – особенность только современного этапа? Если бы авторы ряда статей изучали проблемы стилевых течений и индивидуальных стилей в литературе 60-х годов не обособленно, а в контексте предшествующего развития советской литературы, они нашли бы более точные определения. Стилевые же течения ничуть не менее интенсивно развивались в 20 – 30-е годы (хотя бы потому, что тогда широко распространились течения романтические. В отличие от реализма они «легче» складываются).
В своем разборе книги «Идейное единство и художественное многообразие советской прозы» я хотела подчеркнуть свойственный ей современный уровень исследования – продуктивный характер методологии и анализа стилей, а также дух научного поиска, отличающий работу. Отсюда – и неизбежная полемичность ряда положений. Исследование получилось основательным, творческим. В этом его главная ценность.