Энциклопедия итальянской культуры

Ц. Кин, Итальянские мозаики. Статьи об итальянской литературе 70-х годов, «Советский писатель», М. 1980, 464 стр.

По своему профилю, манере обращения с материалом книга Ц. Кин адресована не только итальянистам или литературоведам, а весьма широкому кругу читателей, многие из которых давно успели заметить статьи Ц. Кин и внимательно следят за ними. Автор ставит перед собой задачу: дать целостный взгляд на итальянскую культуру, рассмотреть ее в тесной связи с процессами действительности. «…Я пыталась, – пишет она, – не разделять искусственно факты литературные и факты жизненные, не разделять «собственно искусство» и «собственно политику», потому что мне это кажется принципиально неправильным» (стр. 6).

Дать путеводную нить в лабиринте политических дебрей Италии, осветить ее действительность через непростую призму ее литературы, вывести на страницах целую галерею портретов писателей страны, проследить их творческие искания (и метания), полемику по всей гамме вопросов – от политики и гражданских обязанностей интеллигенции до эстетики и философии, – иными словами, создать энциклопедию современной Италии – это труд, посильный разве что целому коллективу литературоведов, политологов, социологов, философов и… детективов. Ибо вести хронику итальянских событий, прослеживать их неожиданные повороты, находить отражение этой проблематики в ткани произведений – задача, требующая и некоторых пинкертоновских способностей.

Взять хотя бы трагический эпизод с похищением и убийством Альдо Моро, которому в книге отведено значительное место. Все сфокусировалось в этом тяжелом моменте современной истории Италии: кризис в отношениях крупнейших политических сил страны, неспособность правящих кругов найти «модус вивенди» с коммунистами, за которыми идет треть населения, решить экономические и социальные проблемы, особенно проблему безработицы, лишающей жизненной перспективы значительную часть молодежи, бурное развитие терроризма, сближение крайностей – черных и красных «ультра», интриги полиции, спецслужб… Все это – на фоне скандалов и коррупции, которые в глазах широкой общественности ставят под сомнение способность христианских демократов руководить государством и воплощать на практике принципы, заложенные в итальянской Конституции, родившейся в огне победы над фашизмом.

В этой мозаике «нелегко разобраться», констатирует Ц. Кин. Такого рода «заметки на полях» не раз находишь в тексте: «Над этой статьей было очень трудно работать…»; «Писать все это почти неловко: словно не статья, а криминальный роман»; «…Неизбежно получится мозаика и перебивки во времени и отступления».

К хитросплетениям ситуации добавляется способность итальянцев доводить ее анализ до умопомрачительной изощренности. Итальянцы горды этой своей способностью улавливать едва заметные оттенки, давать откалиброванные до предела дефиниции. Там, где галльский ум, отточенный Декартом, остановится в недоумении, потомки Макиавелли способны найти десятки формул, словно взятых из неэвклидовой геометрии. Мне приходилось читать изданный в Италии специальный политический словарь, разъяснявший тонкости таких терминов, как «теория противостоящих экстремизмов», «параллельное совпадение», «продвинутый левый центр» и т. д. Помню, как однажды Альдо Моро заявил, что отказывается отныне что-либо понимать в итальянской политической жизни. Это заявление могло показаться кокетством опытного политика, но последующая гибель лидера христианских демократов от пуль террористов отраженно осветила эту его фразу драматическим смыслом.

Понять то, что ускользает от «линейного» понимания, стать Вергилием, проводящим читателя по запутанным кругам современных драм Италии, – такова задача, которую поставила перед собой Ц. Кин. Стоило ли так далеко входить в итальянскую специфику? Ц. Кин горячо убеждена: стоило, хотя бы потому, что в крайней политизации культуры Италии, связавшей узлом все проблемы духовной жизни страны, заключен творческий и общечеловеческий знаменатель, который оправдывает все усилия исследователя. «Проблемы фашизма – антифашизма, отношение к экстремистской идеологии, отношение к духовным ценностям католической церкви и Христианско-демократической партии (они не однозначны), наконец, вопрос о гегемонии рабочего класса, о роли и личной ответственности деятелей культуры, – пишет автор, – все чрезвычайно важно, все лежит на чаше весов». По мнению автора, надо разобраться во всем этом, чтобы убедиться – «несмотря на все трудности, конвульсии и трагедии, итальянская демократическая культура жива, активна и создает ценности, многим из которых суждено остаться» (стр. 6).

В центре книги Ц. Кин – явления левой, демократической культуры. Это естественно, поскольку трудно назвать литератора, публициста, мастера кино Италии, который не испытал бы в своем творчестве влияния марксистской мысли, наследия Ленина и Грамши. Если Антонио Грамши как-то сказал, что партия – это «коллективный интеллигент», то Паль-миро Тольятти сразу же после свержения фашизма подчеркнул значение культуры для политического и духовного возрождения Италии. Он рассматривал культуру как часть общенационального сознания, в которой общество выражает себя, свою глубинную сущность.

Чтобы ориентироваться в отношениях между искусством и жизнью, Ц. Кин с таким же упорством пробивается к зерну художественной истины, как и при исследовании исторических фактов. Так, ей часто приходится проделывать большую работу, отбрасывая наносное, в том числе и много- (и пусто-)словие, которым грешат иные «властители дум». «В Италии, – метко замечает Ц. Кин, – публицист, обладающий талантом, профессиональной хваткой и нужной дозой прагматического цинизма, маскирующегося «этичностью», может рассчитывать на популярность, какой редко добиваются поэты» (стр. 52). Сопоставление жизненного факта и вырастающих из него литературных построений вообще характерно для творческой манеры автора монографии. Она пишет: «Я перечитываю художественные произведения, а также сотни вырезок и записей в своих тетрадях, и мне кажется, что по сравнению с хроникой литература порой проигрывает. Хроника богаче: в ней нет литературного блеска, но нет и схем; в ней нет претензий на психоанализ, но нет и абстракций» (стр. 120 – 121).

Такое постоянное сравнение жизненных и литературных ценностей позволяет Ц. Кин выделять главное и с максимальной бережностью расставлять точки над «i». Этот подход, где в основе лежит уважение к фактам и таланту, помогает ей разобраться и в самых запутанных дискуссиях, разделяющих нередко людей одного лагеря.

Такой была, например, дискуссия о мужестве, о гражданской совести литераторов, интеллигенции перед лицом растущего терроризма. Эта полемика вспыхнула вновь в связи с делом Моро и не затихла до сих пор. Мало того, она обрела международный характер, поскольку в нее включились и французские интеллигенты.

Три с лишним года назад ряд народных заседателей отказались (под благовидными предлогами) участвовать в суде над членами «красных бригад», что заставило всех задуматься над вопросом о Личном мужестве итальянских граждан перед лицом экстремистского произвола. Одни деятели культуры оправдывали малодушие заседателей. Другие, в том числе коммунисты, резко выступили против столь явного проявления трусости. Затем полемика была направлена в другое русло, а именно антикоммунистическое. Правые обвиняли компартию в родстве с «красными бригадами», «левые» антикоммунисты, в том числе французские «новые философы», твердую позицию ИКП против терроризма называли «нарушением прав человека». Последние даже использовали для проповеди антикоммунизма сборище «Аутономиа» – наиболее деклассированной и хулиганской части экстремистов в Болонье, цитадели «красной Италии». Делалась ставка на то, что коммунисты не справятся с беспорядками и вызовут полицию. Тогда их можно будет обвинить в покушении на «свободное выражение идей». Мэр города Дзангери и коммунистическая администрация не поддались на Провокации.

На несомненно, что ситуация таила немало сложностей. Дискуссии по ряду вопросов возникали и среди коммунистов, но однозначного ответа на них дано не было.

Внимательно прослеживая основные этапы этой многосторонней и важной полемики, Ц. Кин пишет, что в нее оказались вовлеченными многие видные литераторы страны.

Крупнейший писатель Италии Л. Шаша выпускает роман «Дело Моро», в котором бросает упрек левым коллегам, во время похищения Моро забаррикадировавшимся под лозунгами защиты республики и отказавшимся помочь спасению лидера христианских демократов. Шаша в своих произведениях не щадил пороки партии христианских демократов. Моро, однако был одним из немногих лидеров этой партии, искренне стремившимся сохранить авторитет государства и решить вопрос об участии коммунистов в управлении страной. Как резкое обвинение звучит в книге тот факт, что именно Моро «пожертвовали» во имя «защиты государства», а борьбу за свое освобождение он вынужден был вести практически в одиночестве. На упреки Шаши возразил ветеран ИКП, ныне покойный Джорджо Амендола. «Произошло, – как отмечает Ц. Кин, – столкновение очень ярких индивидуальностей» (стр. 98). Эта полемика ощущалась еще в его предыдущем романе «Кандид», в котором усмотрели выпады против ИКП. Ц. Кин говорит, что критические замечания там безусловно содержались. Но Шаша недвусмысленно писал: «ИКП все еще является самым лучшим, что есть в нашей стране. И если что-нибудь плохо внутри ИКП, тогда в самом деле можно говорить о несчастье» (стр. 240). Разбираясь позже в этой полемике, мэр Болоньи Дзангери замечал, что Шаша признает заслуги, ИКП, но пишет, что по мере своего приближения к власти она «заражается чужими пороками вроде морализирования и ханжества» (стр. 241). А член ЦК ИКП профессор Дж. Берлингуэр отметил (и его слова приводит Ц. Кин): «…Я убежден, что по отношению к превосходному писателю Леонардо Шаше мы совершили первую ошибку, превращая его в символ во взаимоотношениях между культурой и рабочим движением, и вторую ошибку, избрав его мишенью в своей полемике против недостатка мужества» (стр. 333 – 334).

Шаша – один из любимых писателей Ц. Кин. Это не значит, что она не видит его недостатков и просчетов, но она всегда старается оценить его произведения объективно.

Главное для автора монографии не только бесспорный талант писателя, но и то, что Шаша «глубоко верит в силу разума, в ту значительную роль, которую призвана играть литература в современном мире. Это особенно важно в период, когда столько деятелей культуры на Западе, в том числе и люди, искренне считающие себя «левыми», склонны к своего рода эстетическому нигилизму и к преуменьшению (если не к прямому отрицанию) важнейшей роли искусства в борьбе за лучшее будущее человечества» (стр. 206).

Анализ Ц. Кин конкретен и нелицеприятен. Скажем, разбирая роман «Внутренняя жизнь» А. Моравиа, достаточно убедительно раскрывая его замысел и технику, она приходит к неутешительному выводу о неудаче большого писателя. Помню, как Г. Паризе пожаловался мне, что раньше Ц. Кин его «полностью понимала», а теперь «не понимает». Но речь шла о разных этапах творчества писателя, и Ц. Кин чутко уловила в новых вещах Паризе мотивы, которые уводили его от творчески плодотворных позиций в сторону правых тенденций.

Вообще в рецензируемой книге, так же как и в других работах Ц. Кин (а это четвертая ее книга об итальянской культуре), преобладают лапидарные и емкие характеристики. В них портретно узнается личность, о которой пишет автор. Например: «Кальвино – человек, обладающий острым аналитическим умом, воспитанный в лучших традициях просветительства, рациона-

лист, у которого отточенное, чуть холодноватое мастерство сочетается с причудливой и дерзкой фантазией» (стр. 91).

Если Кальвино в какой-то мере известен, то в других случаях Ц. Кин практически открывает нам таких писателей, как Фердинандо Камон и Паоло Вольпони («Романы о «бомбе Н»), пишущих в усложненной, экспериментальной манере, или Гуидо Морселли (см. главу «Вся литература – роман»). И таких, больших и малых, открытий в книге немало. Чего, например, стоит брошенное мимоходом замечание, разъясняющее, что афоризм: «Пессимизм разума, оптимизм воли», – который приписывали Грамши, на деле принадлежит бывшему парижскому коммунару Бенуа Малону.

Ц. Кин принадлежат, пожалуй, наиболее полные в Советском Союзе исследования политики фашизма в области культуры. Известно, что в Италии, первой стране, откуда фашизм распространился на Германию и ряд других государств, в наши дни неофашизм стремится «навести культурный лак» на свою идеологию, взятую напрокат у Муссолини. Вот почему изучение этих явлений – отнюдь не только академическое занятие; оно связано с актуальными вопросами современности.

Тема эта прослеживается в целом ряде глав. В двух последних – «Итальянская трагедия масок», «Муссолини и папа» – рассматриваются причины возвышения и крушения режима дуче, история его негладких, но в целом достаточно тесных отношений с католической церковью. Интересна мысль о том, что приход Муссолини к власти был обусловлен рядом специфических факторов, отнюдь не носивших фатального характера.

Особенно любопытен анализ симбиоза неофашизма с ультралевыми течениями, так называемого «наци-маоизма», который последнее десятилетие усиленно насаждался рядом лидеров неофашистского движения не без помощи тех, кто стоял за спиной «черных полковников» Греции. Ц. Кин исследует адский механизм фашистско-полицейской инфильтрации в ряды «левых» экстремистов (глава «Ультракрасные и ультрачерные»), который сыграл столь страшную роль в осуществлении в Италии «стратегии напряженности».

«Целью «стратегии напряженности», – отмечает Ц. Кин, – было до смерти напугать мелкую и среднюю буржуазию, скомпрометировать республиканские институты, создать атмосферу смятения и паники, когда не только политически, но и психологически стал бы возможным переворот и установление диктаторского режима» (стр. 125).

Ц. Кин при этом не отрицает наличия у правых (как и у крайне «левых») определенного резерва культурных и идеологических сил. «Пишу все это и с грустью думаю, что среди всех этих проклятых черных и красных «ультра» много гуманитариев» (стр. 156). Или – о фашистском идеологе Юлиусе Эволе: «Его книги увлекательны, тем они опаснее» (стр. 158).

Отсюда важность дилеммы антифашизм – фашизм в культурной области, продолжение и утверждение идеалов Сопротивления в послевоенной Италии, в том числе в ее литературе.

В книге приведен забавный эпизод. Террорист Вентура («наци-маоист», причастный к взрывам в Милане 1969 года) обиделся, угадав себя в одном из персонажей книги Ф. Камона. Он протестует: нельзя его «отождествлять с одним из бесов Достоевского». «Занятно, – резюмирует Кин; – над человеком тяготеет обвинение в причастности к массовому террору, а он ни за что не хочет походить на отрицательного героя художественного произведения. Вот сила литературы!» (стр. 182).

«Итальянские мозаики» охватывают период до самого конца 70-х годов. Книга приближена к сегодняшнему дню, насколько это вообще возможно для подобных изданий, причем не в ущерб добротности и полноте анализа. Сложные задачи, которые поставила перед собой Ц. Кин, она решает с удивительной эффективностью, в свойственной ей живой, увлекательной манере.

Недаром многие из ее статей получили отклик в Италии, в частности у литераторов, которых она упоминает в «Мозаиках» (большинство статей было ранее опубликовано в периодической прессе, в том числе и в «Вопросах литературы»). Вот почему новая книга Ц. Кин представляет собой заметное явление не только в советской итальянистике; смею думать, что она помогает и в Италии постижению сложных процессов развития современной культуры.