№4, 2004/Книжный разворот

Екатерина Орлова. Литературная судьба Н. В. Недоброво

Объем творческого наследия Николая Владимировича Недоброво (1882–1919) невелик, но разнообразен. Его имя имеет известность, хотя как будто не имеет самостоятельного значения, звучит лишь в контексте чужих биографий, прежде всего ахматовской: Недоброво – человек, давший наиболее проницательную оценку ее ранних стихов.

Восстанавливать, собирая по фрагментам, пришлось и биографию, и творчество. Е. Орлова решила пойти по пути последовательного наращивания материала, в каждой главе акцентируя какую-то одну грань. В первой – биография, во второй – поэзия, в третьей – критика, в четвертой – филология. Пятая глава меняет сюжетообразующий принцип. Здесь предпочтение отдано крупному плану: «Последняя встреча (М. Волошин и Н. Недоброво)». В Приложение вынесены две стиховедческие работы Недоброво и его статья «О Тютчеве».

Биография подается прежде всего как литературная судьба, неотделимая от поэзии, а поэзия прочитывается в плане выстраивания биографических аллюзий и жизненных связей. Это особенно справедливо в отношении первого раздела второй главы «Две любви Н. В. Н. (Н. Недоброво и А. Ахматова)». Первая из обозначенных в названии «любовей» – к будущей жене Л. А. Ольхиной – уже в подзаголовке принесена в жертву отношениям с Ахматовой, которые отражены во взаимном обмене стихами, во взаимных реминисценциях.

Как всегда бывает в случае установления «интертекстуальных» связей, далеко не все выглядит бесспорным. Так и остается загадкой, почему текст Недоброво «В тишине, луной облитой…» трактуется как «урок», усвоенный у Баратынского и конкретно из стихотворения «Болящий дух врачует песнопенье…» (с. 32). Да, тексты поэта-филолога Недоброво сознательно ориентированы на Баратынского, Тютчева, они вовлечены в продуктивный «диалог» с поэзией Ахматовой, но лишь на правах реплики и комментария. Недоброво сильнее всего там, где он подстраивает свой голос к традиции, вплетает в чужую речь (это согласно и с его филологиз-мом), но слишком прямая эмоциональность для его стихов губительна. Едва ли можно согласиться с тем, что романтическая элегия, приправленная «декадансом», одно из лучших его стихотворений:

Звезды падают в черное море И следы тускнеют бессильно… Слезы бегло блестят на уборе Ночи, плачущей тихо, умильно… (с. 34).

Недоброво гораздо лучше удается другое – «дидактический элегизм» (по названию его «манифеста» о Летнем саде, выполненного александрийским стихом), вписанный в петербургский пейзаж и быт, отзывающийся (хотя и не становящийся) русской классикой. Стихи для публикации у Недоброво начинают просить журналы, когда о нем уже знают как о знатоке, ценителе, критике, вынашивающем свои литературные планы и строящем свою теорию.

«Критика» Недоброво представлена четырьмя направлениями его деятельности или отчасти ее этапами: участие в газете «Русская молва»; основание «Общества поэтов»; отношения с акмеизмом; изучение творчества Фета. Мысль о создании «Общества поэтов», об объединении сил рано возникает у Недоброво. Он посещает заседания различных кружков, участвует в них, наконец, в 1913 году создает «Общество поэтов». Это дает повод Е. Орловой заняться уточнением литературных программ и позиций: какое место принадлежит Недоброво в Академии стиха Вячеслава Иванова (о которой иногда можно услышать – Академия Недоброво и Иванова), как он относится к акмеизму и Цеху поэтов, отвергает ли символизм… Вывод таков: Недоброво мыслит себя вне школ, но в литературе, «его позиция была, пожалуй, наиболее широкой в сравнении со всеми деятелями 1910-х годов» (с. 130).

Недоброво мыслит себя в первую очередь не собирателем сил и литературным вождем в духе Брюсова или Гумилева, но – филологом. Во всем его влечет осмысленность события, стремление понять поэтический сборник как книгу, поэта – в его внутренней цельности. Каждая «эпоха, – писал Недоброво, – не есть нечто последовательное во времени, ибо нити, щупальца одной эпохи заходят в другую, а иногда и в третью, а есть нечто единое в культурном отношении» (с. 236). И наконец, сама поэзия представляется ему философией углубления жизни. Воспитанный на идеях Потебни (которые рано узнал, еще учась в Харькове), Недоброво был потрясен учением Анри Бергсона (прочитанного им в 1911 году).

В контексте «»героической эпохи» русской поэтики» (где наиболее близкими Недоброво были В. Жирмунский и Андрей Белый) для его современников значение Недоброво было яснее, чем для потомков: «…все наши формалисты так или иначе учились у Недоброво» (с. 157), – полагала Ахматова. Мнение не бесспорное в своей категоричности, и жаль, что Е. Орлова не приложила более усилий к тому, чтобы подтвердить его или опровергнуть (сколько-нибудь подробно речь заходит лишь о стиховедческих взглядах Б. Томашевского).

Стиховедческие идеи Недоброво разнообразны и предваряют многие споры последующих десятилетий. Вслед Андрею Белому он различает метр и ритм, следуя на этом пути далее своего предшественника. Для Недоброво ритм – личное и индивидуальное, метр – необходимая опорная схема стиха (но не «досадная помеха», по выражению М. Гаспарова, с. 163).

Устанавливая принцип различения стиха и прозы, Недоброво подчеркивает значение графической формы текста, определяющей «психический момент» (с. 230) нашего ожидания. Что же касается сущности русского стиха, то Недоброво не рассматривает дефис в выражении «силлаб-тоника» как соединительный, но настаивает на том, что каждый из двух принципов продолжает проявлять себя самостоятельно и даже обнаруживает предпочтительную сферу действия каждого. Он рассматривает двусложные и трехсложные размеры «как хранителей разных начал – силлабического и тонического, в равной степени свойственных русскому языку» (с. 180).

Е. Орлова взялась за распутывание сложного клубка идей с целью проследить их биографию. Делать это необходимо, не забывая о том, что в сфере идей установление приоритета – вещь опасная. Во-первых, потому что идеи порой долго таятся в кружковых и частных беседах, пока кто-то один (зачастую не их создатель) не закрепляет за собой их открытие (с этой точки зрения Недоброво можно рассматривать как пострадавшую сторону). Во-вторых, идеи не возникают раз и навсегда, но постоянно переходят от одного к другому, обогащаясь, видоизменяясь. Справедливость требует восстановить авторские права Недоброво, но все же не за счет других. Не стоит (хотя так порой делают) провозглашать Недоброво, даже вместе с Брюсовым и Андреем Белым, «поколением создателей русской поэтики как науки», подготовившим «становление морфологического метода в литературоведении» (с. 4). А как тогда быть с А. Веселовским, с его «исторической поэтикой» и даже тем фактом, что само слово «морфология» в сфере литературной науки принадлежит ему и у него было заимствовано В. Проппом?

Аналогичные смещения в плане приоритета можно обнаружить и в связи с Тютчевым, который для Недоброво навсегда остался «главным героем» (с. 25). Е. Орлова уже ранее публиковала («Вопросы литературы», 2000, N 6) единственную завершенную работу Недоброво на эту тему – «О Тютчеве». Написанная не ранее 1910 и не позднее 1911 года, эта статья создается именно в тот момент, когда серебряный век подводит итог осмыслению Тютчева, видя в нем «своего». Для Недоброво Тютчев – фигура, дающая повод обнаружить свои представления об истории литературы, о соотношении эпох, о возможности/невозможности проведения границ между ними.

Преимущество Недоброво перед современниками в том, что для него Тютчев – «не знамя школы и не аргумент в борьбе с противниками». Это справедливо. Несколько странно другое: разговор об оригинальности тютчевской концепции у Недоброво начинается с того, что у него как раз наименее оригинально, – с натурфилософии. Приводится цитата из Лидии Гинзбург, состоящая из перечисления общих мест тютчевской концепции природы: «Романтический пантеизм, одухотворение природы («мировая душа»), полярность космоса и хаоса, дня и ночи…» – и делается вывод о том, что Гинзбург пишет, «как будто развивая главные положения статьи Н. В. Недоброво…» (с. 237).

Это не так. За полтора десятка лет до Недоброво Владимир Соловьев выстроил тютчевскую натурфилософию, и хотя Недоброво не ссылается на Соловьева, но порой едва ли не буквально повторяет его мысли с теми же тютчевскими цитатами (например, по поводу связи «любви» и «злой жизни»). Недоброво не мог не знать этой статьи (тем более, что она была перепечатана П. Перцовым в известном сборнике «Философские течения русской поэзии», 1896,1899). И все писавшие об этом после Соловьева «развивали» или оспаривали его положения.

Особенность Недоброво, когда он пишет о Тютчеве, состоит в другом – в акценте, который он делает на страдании и истомленности души. С этого он начинает и об этом говорит наиболее подробно. Не менее важно для Недоброво стремление не только зафиксировать идею, но продемонстрировать ее способность «проникновения в художественную форму» (Недоброво присуще обращать внимание на содержательность самой формы). И наконец, именно эти свойства поэзии Тютчева должны были послужить Недоброво «для построения в будущем новой науки» – «Истории форм человеческой души» (с. 238).

Так что не случайно Недоброво (в отличие от В. Соловьева) не начал свою статью с тютчевского пантеизма. Филологическая оригинальность Недоброво состоит, как видим, в другом. И вероятно, еще (что тоже отметила Е. Орлова) – в желании выделить в русской поэзии XIX века два направления – пушкинское и тютчевское. Это прямо противоположно мысли, которой одновременно с Недоброво завершал свое предисловие к марксовскому изданию Тютчева Брюсов, поставивший двух великих поэтов «рядом» друг с другом.

Необходимость обретения цельности поэтом, книгой стихов, эпохой – жизненная и культурная позиция Недоброво. В свете этой позиции яснее становится необходимость связать разные аспекты его собственной деятельности единством замысла и исполнения. Внутри серебряного века Недоброво возникает как важная фигура периода, предшествующего научной систематике. Недоброво не систематизировал. Он ощущал потребность новых идей в самой творческой области, искал их и нередко продуцировал.

И. ШАЙТАНОВ

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №4, 2004

Цитировать

Шайтанов, И.О. Екатерина Орлова. Литературная судьба Н. В. Недоброво / И.О. Шайтанов // Вопросы литературы. - 2004 - №4. - C. 344-347
Копировать