Екатерина Орлова. Литературная судьба Н. В. Недоброво

Объем творческого наследия Николая Владимировича Недоброво (1882–1919) невелик, но разнообразен. Его имя имеет известность, хотя как будто не имеет самостоятельного значения, звучит лишь в контексте чужих биографий, прежде всего ахматовской: Недоброво – человек, давший наиболее проницательную оценку ее ранних стихов.

Восстанавливать, собирая по фрагментам, пришлось и биографию, и творчество. Е. Орлова решила пойти по пути последовательного наращивания материала, в каждой главе акцентируя какую-то одну грань. В первой – биография, во второй – поэзия, в третьей – критика, в четвертой – филология. Пятая глава меняет сюжетообразующий принцип. Здесь предпочтение отдано крупному плану: «Последняя встреча (М. Волошин и Н. Недоброво)». В Приложение вынесены две стиховедческие работы Недоброво и его статья «О Тютчеве».

Биография подается прежде всего как литературная судьба, неотделимая от поэзии, а поэзия прочитывается в плане выстраивания биографических аллюзий и жизненных связей. Это особенно справедливо в отношении первого раздела второй главы «Две любви Н. В. Н. (Н. Недоброво и А. Ахматова)». Первая из обозначенных в названии «любовей» – к будущей жене Л. А. Ольхиной – уже в подзаголовке принесена в жертву отношениям с Ахматовой, которые отражены во взаимном обмене стихами, во взаимных реминисценциях.

Как всегда бывает в случае установления «интертекстуальных» связей, далеко не все выглядит бесспорным. Так и остается загадкой, почему текст Недоброво «В тишине, луной облитой…» трактуется как «урок», усвоенный у Баратынского и конкретно из стихотворения «Болящий дух врачует песнопенье…» (с. 32). Да, тексты поэта-филолога Недоброво сознательно ориентированы на Баратынского, Тютчева, они вовлечены в продуктивный «диалог» с поэзией Ахматовой, но лишь на правах реплики и комментария. Недоброво сильнее всего там, где он подстраивает свой голос к традиции, вплетает в чужую речь (это согласно и с его филологиз-мом), но слишком прямая эмоциональность для его стихов губительна. Едва ли можно согласиться с тем, что романтическая элегия, приправленная «декадансом», одно из лучших его стихотворений:

Звезды падают в черное море И следы тускнеют бессильно… Слезы бегло блестят на уборе Ночи, плачущей тихо, умильно… (с. 34).

Недоброво гораздо лучше удается другое – «дидактический элегизм» (по названию его «манифеста» о Летнем саде, выполненного александрийским стихом), вписанный в петербургский пейзаж и быт, отзывающийся (хотя и не становящийся) русской классикой. Стихи для публикации у Недоброво начинают просить журналы, когда о нем уже знают как о знатоке, ценителе, критике, вынашивающем свои литературные планы и строящем свою теорию.

«Критика» Недоброво представлена четырьмя направлениями его деятельности или отчасти ее этапами: