Е. Менегальдо. Поэтическая Вселенная Бориса Поплавского

Появление рецензируемого исследования вполне закономерно и объясняется не только устойчивым интересом к многообразным явлениям русского зарубежья, но и подготовлено предыдущими работами Е. Менегальдо, выступавшей на протяжении последнего десятилетия в качестве комментатора и составителя изданий поэзии и прозы Б. Поплавского в России¹.

Несомненным достоинством рецензируемой работы является преодоление автором узости методологического подхода к Поплавскому исключительно как к «русскому сюрреалисту», поскольку его образы «не носят произвольный характер», а их «эволюция отвечает параллельному изменению во внутреннем мире поэта» и «не продиктована заботой о чистом эстетизме» (с. 19). Е. Менегальдо предпринята плодотворная попытка представить поэтическое наследие «русского Рембо» как некую мифологию, созданную на фоне религиозно-мистических исканий, в связи с чем на протяжении всех четырех глав монографии не только убедительно демонстрируется отличие манеры использования образа Б. Поплавского от А. Бретона и его единомышленников, но и выявляется взаимосвязь его поэтической системы с символизмом, посредством раскрытия специфики «образов-сигналов», осмысления передающего мистические озарения «образа-символа», соединяющего читателя и «иные миры». Однако, подчеркивая в предисловии и во вводных замечаниях собственную установку на феноменологический подход к поэтическому тексту Г. Башляра, Е. Менегальдо, к сожалению, не считает необходимым подробнее остановиться на характеристике положений Башляра, куда менее известных российским исследователям, нежели излагаемые ею размышления об эволюции символа или о идее символического ряда М. Элиаде, а лишь ограничивается отсылками к его работам и перечислением его сочинений в русском переводе в конце книги.

Несколько однообразное структурирование монографии с выстроенными по одной и той же схеме главами (образно-тематический анализ стихотворений, сопровождаемый постоянными отсылками к прозе и дневникам Поплавского, а также к сведениям сугубо биографическим) представляется вполне оправданным. Благодаря этому

¹

выявляется внутренняя, порой скрытая взаимосвязь поэтических образов, запечатленных в том или ином тексте с навязчивыми видениями, образами «сновидческими», позволяющая «увидеть в Поплавском <…> глубокого творца, совершенно не похожего на расхожий образ из знакомых нам биографий поэта или же из воспоминаний людей, знавших его» (с. 169).

В первых главах монографии посредством тематического анализа, исследования метаморфоз реккурентных образов в «Флагах» и «Снежном часе» и их сопоставления с дневниковыми записями Поплавского, воссоздающими его душевное состояние, Е. Менегальдо выявляет энигматические «образы-сигналы» (динамические образы воздуха и воды и противостоящие им статические образы земли, формирующие «комплекс Икара»), посредством которых поэт творит собственную «мистическую» Вселенную и «пытается передать читателю особый опыт», не поддающийся «обычному языку» (с. 170). Однако подчас серьезный литературоведческий анализ Е. Менегальдо вольно или невольно сменяется попыткой сведения творческого процесса к бессознательной схеме, стимулирующей и поэзию, и воображение Поплавского и воплощается, по мнению исследовательницы, в ряде «фантазий» – от денди и декадента – до мистика и поклонника женской красоты.

Подчеркивая неразрывную взаимосвязь поэзии и мистического опыта Поплавского, автор обращается к детальному рассмотрению его мистических исканий, осмыслению религиозных убеждений в третьей («Мистический опыт связи с другим») и четвертой («Мистический опыт общения с бытием») главах, причем основой для анализа служат теперь преимущественно прозаические тексты. Интересна трактовка автором женских символов, создающих ассоциативные ряды во всех стихотворениях поэта и подготавливающих появление женских образов, которые отсылают к мифам, традициям символизма, христианству. Е. Менегальдо пытается выявить корни онтологического одиночества Поплавского, обращает внимание на сложность отношений с «другими», вытекающую из амбивалентности его внутреннего «я» и выражающейся в теме двойника в его романах и «раздвоении» духовном, воплощенном в «религиозном синкретизме» (с. 257). При этом исследовательницей затрагивается связанный с «двойственностью» облика Поплавского вопрос о «масках», но, к сожалению, эта тема не находит последующего пристального рассмотрения.

В целом же серьезное и глубокое исследование Е. Менегальдо, снабженное фотографиями, портретами и автопортретами Б. Поплавского, обогатило отечественное литературоведение новым взглядом и оригинальным подходом к творчеству и духовному опыту одного из «героев» русского Монпарнаса.

О. ОСЬМУХИНА

г. Саранск

1. См.: Поплавский Б. Автоматические стихи / Подг. текста А. Богословского и Е. Менегальдо. Вступ. ст. Е. Менегальдо. М.: Согласие, 1999; Поплавский Б. Проза: Аполлон Безобразов. Домой с небес / Подг. текста, коммент. А. Богословского и Е. Менегальдо. Полн. собр. соч. в 3-х тт. Т. 2. М.: Согласие, 2000; Поплавский Б. Неизданные стихи. Сост. и вступ. статья Е. Менегальдо. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2003.^[↩]