Джону Риду посвящается

Есть писатели, жизненный пример и творчество которых в равной степени обладают большим значением. Среди них заметное место по праву занимает Джон Рид, художник нового типа, соединивший «мысль и действие», ощущавший пульс истории. «Журналист на баррикадах», как его назвал Эгон Эрвин Киш, писатель, внесший существенный вклад в развитие художественно-документальной литературы, Джон Рид был и остается высоким идеалом для прогрессивных писателей своей страны. Так звучало его имя в пору «красных тридцатых», когда создавались Клубы Джона Рида, и позднее, в трудный период «холодной войны» и маккартизма, и на рубеже 60 – 70-х годов, когда деятельность Рида – антимилитариста, поборника мира, вдохновляла тех, кто выступал против войны во Вьетнаме.

В книгах и личной судьбе Рида словно бы аккумулированы многие жгучие проблемы, стоящие перед мастерами слова в нашем столетии. Не случаен поэтому неослабевающий интерес литературоведов к его наследию, острые идейные споры, которые оно вызывает. Об этом напоминают и новые работы о Риде, появившиеся на родине писателя в последнее время.

Выход этих книг – отражение того резко возросшего внимания к «традиции протеста» в литературе США, которое стало заметной и отрадной тенденцией современного американского литературоведения. Так, в 1966 году была переиздана монография У. Райдаута «Радикальный роман в Соединенных Штатах» ¹. Опубликована насыщенная свежим фактическим материалом работа Фей Блейк «Стачка в американском романе» (1972) ². Увидели свет антология избранных работ ветерана пролетарской литературы Майкла Голда (1972) ³ и сборник Ленгстона Хьюза «Доброе утро, революция. Несобранные произведения социального протеста» (1973) ⁴, тепло встреченный прогрессивной и коммунистической прессой США.

Литература 30-х годов, пронизанная революционным и социально-критическим духом, еще недавно объявлявшаяся чуть ли не «орудием «коммунистического заговора», стала предметом серьезных исследований. Появились новые монографии о таких ведущих фигурах этого десятилетия, как Джон Стейнбек, Лилиан Хеллман, Клиффорд Одетс, Нельсон Олгрен, Ричард Райт; более общие проблемы «грозовой декады» освещаются в монографии Джеймса Янга⁵ и в сборнике статей о социальном реализме под редакцией Д. Шапиро⁶. Вышли первые биографии: ветерана «макрейкерства» Линкольна Стеффенса, написанная Джустином Кепленом⁷, Эптона Синклера, созданная Леоном Харрисом⁸.

Изучая радикальное движение в литературе, имеющее в США «глубокие корни», исследователи обращают особое внимание на первые десятилетия нашего века, эпоху первой мировой войны и отмечают воздействие на Америку Октябрьской революции. Как писала прогрессивная романистка Джозефина Хербст в предисловии к книге Альберта Риса Вильямса «Путешествие в революцию. Петроградв 1917 – 1918 годах» (1969), Октябрь стал стимулом для всех последующих революционных движений, в том числе и в Соединенных Штатах⁹. Если еще не так давно архив Джона Рида в Гарварде был заповедным «тихим» местом, то теперь там активно трудятся специалисты, об авторе «Десяти дней» пишут диссертации. Все это, конечно, не значит, что Джон Рид превратился в некую хрестоматийную фигуру, в объект бесстрастных академических штудий. Спор вокруг Рида, имеющий давнюю историю, не затихает.

В свое время советские писатели (Е. Драбкина, С. Дангулов и др.) убедительно опровергли расхожие, построенные на беспочвенных домыслах, «теории» относительно якобы постигшего в последние месяцы Рида «разочарования в коммунизме», «теории», которые бесконечно перепевались на страницах тенденциозной книги Д. Уокера и Р. О’Коннора «Потерянный революционер» (1967).

К сожалению, эти измышления, равно как и досужие спекуляции на тему о том, что стало бы с Ридом, если бы он прожил дольше (они восходят к мемуарам Э. Голдман, Б. Гитлоу и других отступников и ренегатов), решительно отвергнутые серьезными исследователями наследия Рида, оказались возрожденными, или, точнее сказать, пережеванными в легковесной книге Барбары Гелб «Столь краткое время. Биография Джона Рида и Луизы Брайант» (1973). Ее автор, выпустившая совместно со своим мужем Артуром Гелбом весьма обстоятельную, выдержавшую несколько изданий биографию Юджина О’Нила, на этот раз не нашла ничего лучшего, как повторить домыслы вышеупомянутых злобных антикоммунистов. Вообще в книге Барбары Гелб заметно стремление к занимательности, к сенсационности, особенно в освещении личной жизни Рида и Брайант. Справедливости ради отметим, что Барбара Гелб вводит в оборот некоторые новые факты, относящиеся к биографии Луизы Брайант, но те страницы, где речь идет о Джоне Риде, представляют лишь изложение общеизвестных фактов, сдобренное антисоветским духом. Да и сама ее оценка личности Рида глубоко ошибочна. Для нее он человек яркий, искренний, но «наивный» романтик, бесшабашный искатель приключений, «идеалист» и «плейбой революции». Некритически восприняв неверную точку зрения Уолтера Липпмана, она пытается доказать, что Рид обладал чисто художественным талантом очеркиста, но не был «политически мыслящим человеком». К сожалению, это противопоставление Рида-художника и Рида-политика дает себя знать и в некоторых серьезных работах об авторе «Десяти дней», написанных в Америке.

Тенденциозность и предвзятость (а то и просто незнание исторических фактов) буржуазного исследователя наглядно сказываются в тех главах книги Барбары Гелб, где речь идет о послеоктябрьском периоде жизни Джона Рида. Перепевая своих предшественников, автор хочет убедить читателя, что, увлеченный революцией в момент ее свершения, Рид якобы с неизбежностью должен был бы в ней разочароваться.

Приведу один пример, характеризующий уровень рассуждений критика. Барбара Гелб всерьез утверждает, что руководители Коминтерна якобы лишь внешне поддерживали добрые отношения с Ридом, а на самом деле чуть ли не плели против него интриги, нарочно не выпускали из России, даже «организовали» его арест в Финляндии во время его попытки нелегально выехать в США. Между тем каждому знакомому с биографией Рида известны драматические обстоятельства его заключения в одиночку в Або в то, как он благодаря личному вмешательству В. И. Ленина был освобожден. Кстати, этот факт не нашел отражения в книге.

Однако было бы неверно представлять дело таким образом, что работ иного направления в США не появляется.

Так, вышли две новые книги, написанные с принципиально иных позиций. Одна из книг, история которой достаточно любопытна, принадлежит перу Тамары Хови.

Еще в начале 60-х годов советский писатель С. Дангулов по рекомендации Джеймса Олдриджа познакомился с его американскими друзьями, литераторами, супругами Тамарой Хови и Ли Голдом, которые, спасаясь от маккартистских преследований, уехали из США и обосновались в Париже. Отец Тамары Хови, Карл Хови, известный журналист, в 1910-е годы был редактором журнала «Метрополитен», щедро предоставлявшего свои страницы Джону Риду. В Париже С. Дангулову любезно передали архив Рида, содержащий ряд ценных документов, писем и фотографий, относящихся по преимуществу к мексиканскому периоду его творчества, а также рукопись книги Карла Хови о Риде, которая так и не могла найти издателя в Америке. В 1967 году она была опубликована на русском языке под названием: «Львенок. Джон Рид, каким я его знал». Этот взволнованный, пронизанный симпатией к Риду рассказ, принадлежащий перу современника, и друга Рида, особенно примечателен тем, что писался на основании не только документов, но и личных впечатлений. И вот теперь, как бы приняв эстафету из рук отца, Тамара Хови, романист и сценарист, пишет новую книгу: «Джон Рид – свидетель революции» ¹⁰. Т. Хови не претендует на создание научного исследования, хотя и вводит в свою работу некоторые новые материалы, в частности неопубликованные письма Рида к своему отцу, знакомит читателя с рядом неизвестных фотографий Рида, относящихся к поре юности и студенчества, использует материалы, присланные ей из Советского Союза. В целом же перед нами популярное, весьма компактное жизнеописание, интересное емкими, не распыленными в мелочах характеристиками людей и событий, а также достаточно четкими акцентами. В кратком предисловии к книге Т. Хови пишет: «Некогда Джон Рид было всего лишь имя неизвестного молодого человека из Портленда в Орегоне, выполнявшего поденную работу в нью-йоркских газетах. Десять лет спустя он сделался уже наиболее читаемым в мире американским журналистом, произведения которого и теперь, спустя полвека, оказывают свое неослабевающее воздействие. Что же определило его удивительное развитие? В значительной мере черты характера самого человека. События довершили остальное».

Для автора книги Джон Рид – и блестящий литератор, «отец современного журнализма», и человек, оказавшийся в горниле социальных потрясений, отождествивший себя с революционными массами Мексики и России. Писатель, заслуживший крылатое имя «сын бури». При этом наиболее свежие материалы книги сосредоточены в тех главах, которые охватывают дооктябрьский период жизни Рида. Что же касается лет, проведенных Ридом в России (1917 – 1920), кстати, весьма полно освещенных в трудах советских авторов (А. Старцева, Е. Драбкиной, С. Дангулова, И. Киреевой и др.), то здесь исследовательница значительно менее оригинальна.

В центре монографии Хови – идейный и нравственный рост Рида, становление его как личности. Живо обрисованы его детство в Портленде, затем пребывание в привилегированной школе в Морристауне, учеба в Гарварде, где он уже ‘заявил о себе как поэт, спортсмен, душа музыкальных праздников, член редколлегии местного журнала «Гарвард мансли» и участник бесчисленных студенческих клубов. Как и в книге Карла Хови, Рид и здесь предстает натурой широкой, цельной, человеком увлекающимся, ищущим, жадным до всех радостей бытия. И в то же время писателем, обладающим способностью трезвого, глубокого социального анализа текущих событий.

Заслуживает внимания один из основных тезисов Т. Хови: на первых порах Рид работает как бы в двух плоскостях. Сочиняет стихи и рассказы для популярных журналов, таких, как «Сатердей ивнинг пост» (кстати, эти произведения по-своему интересны и нуждаются в специальном изучении), и одновременно пишет очерки и новеллы, изображающие жизнь людей «дна». Эти выступления писателя отвергаются «респектабельными» буржуазными изданиями и находят место на страницах «Мэссис», радикального журнала, открывшего для Рида путь в журналистику. Именно на этом пути Рид раскрыл в полной мере и свое художественное кредо, и идейные, политические убеждения.

В книге Т. Хови весьма четко обозначены вехи, отразившие процесс «левения» Рида. Это Гринвич-Вилледж, Патерсон, Мексика, Ладлоу, первая мировая война, Октябрьская революция. Запоминаются и портреты людей, «сопутствовавших» Риду на его жизненном пути. Среди них профессор Гарварда Ч.-Т. Копленд («Копи»), его литературный наставник в студенческие годы; Линкольн Стеффенс, духовный отец Рида; Карл Хови, поистине его добрый гений, разглядевший и поддержавший талант Рида; Мейбл Додж и Луиза Брайант, женщины, сыгравшие особую роль в его личной судьбе. В книге приводятся новые факты, свидетельствующие об активной лекционной и публицистической деятельности Брайант, распространявшей правду о новой России.

С симпатией рассказывает Т. Хови о последнем периоде жизни Рида, его участии в Октябрьской революции, работе в Бюро революционной пропаганды, лекционном турне по США летом 1918 года, создании знаменитой книги «Десять дней, которые потрясли мир», работе в Коминтерне, встречах с В. И. Лениным. Она отклоняет как лишенные всяких оснований расхожие домыслы о якобы постигшем Рида в конце жизни разочаровании в коммунизме.

Когда в 30-х годах в США создавались Клубы Джона Рида, объединявшие революционно настроенных литераторов, художников, деятелей культуры, мать писателя, Маргарет Рид, человек консервативных убеждений, направила Линкольну Стеффенсу письмо. В этом письме она высказала предположение, что будь ее сын жив, он якобы не одобрил бы использования своего имени для организаций такого рода. Отвечая ей, Линкольн Стеффенс, хорошо знавший Рида, написал: «Мое мнение таково, что Джон Рид одобрил бы это, а если и посетовал на что-либо, так только на то, что Клубы Джона Рида недостаточно последовательны. Он мог бы повторить им слова, сказанные когда-то мне при встрече на одном из уличных перекрестков Нью-Йорка: «Надо идти до конца». Приведя это высказывание маститого журналиста, Т. Хови пишет в заключение книги: «Всю свою тридцатитрехлетнюю жизнь этот уроженец Орегона сам следовал совету, данному им Стеффенсу. Он шел до конца».

В отличие от популяризаторской работы Т. Хови монография Роберта А. Розенстоуна «Романтический революционер. Биография Джона Рида» (1975) ¹¹, обильно документированная, снабженная богатым справочным и библиографическим аппаратом, должна быть отнесена к «академическим» изданиям. Ее автор-профессор истории Калифорнийского технологического института, исследователь, стоящий на радикальных позициях. Им опубликована книга «Поход левых. Батальон Линкольна в испанской гражданской войне» (1969); под его редакцией вышел сборник статей «Время бунта. Протест и радикализм в Америке последних лет» (1973). Работая над книгой о Риде, он побывал в Москве, консультировался с советскими специалистами, историками и филологами, которым и выражает в предисловии благодарность. Им были получены фотокопии некоторых ридовских материалов из архива Ли Голда, хранящегося в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Использовал он и разыскания советских критиков, среди которых выделяет книгу А. Старцева «Русские блокноты Джона Рида» и биобиблиографический указатель по Д. Риду, выпущенный ВГБИЛ.

Как известно, наиболее обстоятельной американской работой о Риде считалась книга Г. Хикса, вышедшая в 1936 году. Р. Розенстоун внимательно учел все, что было сделано его предшественником. Вместе с тем он существенно обогатил наши представления о жизненном пути писателя, введя в оборот немало новых, ранее неизвестных документов. Помимо архива Рида в Гарварде, Розенстоун работал в архиве Г. Хикса в Сиракузском университете, в котором находятся накопленные Хиксом еще в 30-е годы материалы о Риде и использованные лишь частично. Познакомился он и с документами семьи Рида, с архивами таких его современников, как Д. Фрэнсис (посол США в России в 1917 – 1918 годах), Р. Робинс, Э. Синклер, У. Липпман, Л. Стеффенс и другие; интересные факты и детали он почерпнул из литературной периодики США 1910-х годов, из бесед с людьми, знавшими Рида лично. Привлек Р. Розенстоун и широкий круг исторических источников, а также мемуаров, касающихся изучаемого им периода.

Полнее, чем в прежних работах, в монографии Розенстоуна прослежен процесс начинающегося разрыва Рида с буржуазной Америкой, формирования его радикальных и бунтарских настроений. Интересны, например, свидетельства ученого о том, что уже в 1912 году Рид, в ту пору процветающий сотрудник «Америкэн мэгэзин», задумывается над пороками американского образа жизни. В это время у него зреет замысел цикла статей о современном ему обществе; они должны были называться: «Почему я ненавижу правительство», «Газеты как распространители дезинформации», «Дряхлость бога», «Рабочий класс», «Радикалы». В это время Рид уже заявляет о своих «социалистических устремлениях», называет себя «ирмовцем» (то есть сторонником наиболее радикальной в ту пору организации рабочих ИРМ). В главах, посвященных Патерсону и Ладлоу, приводятся новые данные о крепнущих связях Рида с рабочим движением в стране; показано участие Рида в создании так называемых «малых театров»; раскрыты его драматургические интересы, связи с Юджином О’Нилом (хотелось бы в этой связи заметить, что драматургия Рида, почти неизученная, еще должна привлечь внимание советских критиков). С пониманием пишет Розенстоун и о деятельности Рида в революционной России. Он отвергает «теорию», согласно которой весной и летом 1920 года Рид чуть ли не начал отходить от большевизма. «Будучи привлечен к большевизму самим развитием мировых событий, – подчеркивает Розенстоун, – а также тем, что большевизм отвечал его потребностям и целям, Рид принял его как философию, которая позволяла ему осмыслять накопленный жизненный опыт».

Исследование Розенстоуна расширяет наши представления о литературном наследии Рида. В нем приводятся вновь найденные письма, оставшиеся неопубликованными или незавершенными рукописи, отрывки, обнаруженные в бумагах писателя, его ранние опыты, рассеянные до сих пор в школьных и университетских изданиях. Так, впервые анализируется статья Рида «Гарвардский Ренессанс» (1912), свидетельствующая о крепнущем радикализме писателя. В этом выступлении Рид, оглядываясь на студенческие годы, подвергает критике систему образования в Гарварде, пишет о нем как об «оплоте социального консерватизма и интересов бизнеса». Статья осталась неопубликованной, так как Рид отказался выполнить требования журнала «Америкэн мэгэзин» и внести в нее изменения «с точки зрения тона и содержания». Это было одно из первых столкновений молодого писателя с нравами «свободной прессы». Интересен и отрывок из неоконченного рассказа (он датирован ноябрем 1919 года), в котором повествуется о тайной, драматической поездке Рида в Россию на пароходе «Бостонец»; важны свидетельства и о работе писателя в одиночной камере тюрьмы в Або над автобиографическим романом.

А за всеми этими и многими другими фактами вырисовывается образ человека творческого, обладавшего удивительным многогранным талантом, живущего по принципу «ни дня без строчки».

И, раздумывая над книгой Розенстоуна, нельзя не отметить, что она напоминает о той задаче, которая стоит перед советскими исследователями: настало время выявить и проанализировать во всем объеме литературное наследие Рида (все еще известное нам далеко не полностью: его новеллистику, очерки, поэзию, публицистику, драматургию). Внимательное изучение творчества писателя позволит увидеть всю широту идейно-художественных исканий Рида.

Вместе с тем книга Розенстоуна не во всем удовлетворяет взыскательного читателя.

Прежде всего она кажется излишне «академичной». Иногда исследователь увлекается частными, второстепенными деталями. Хочется поспорить и с самой интерпретацией Розенстоуном образа Рида, писателя и человека. Повторяем: он пишет о своем герое с симпатией, отмечает его искренность, великодушие, смелость и принципиальность. Для него Рид – революционер, «критик американской культуры и оппонент капитализма», человек, воодушевленный мечтой о новом миропорядке, несущем подлинную свободу и раскрепощение личности, враг всех «жестких схем». Но это был, как полагает Розенстоун, революционер особого рода, «романтический», наследник великих романтиков XIX века, идеалы которых были очень гуманны, благородны, но в то же время туманны. С таким положением никак нельзя согласиться.

Риду суждено было стать очевидцем и участником первой в мире победоносной социалистической революции. Его идейная эволюция связана с превращением радикала и бунтаря в сознательного революционера. Вспомним свидетельство Е. Драбкиной, которой Рид говорил, что свою жизнь он делит на два этапа: до и после встречи с Лениным! Именно новое, революционное понимание событий в России определило то новаторство, ту идейно-художественную зрелость, которыми отмечена его книга о «десяти днях». К сожалению, этот важнейший аспект творческой биографии Рида не был освещен американским исследователем.

И все же появление работ Т. Хови и особенно Р. Розенстоуна – отрадное явление. Многие факты, полезные наблюдения, ими накопленные, будут учтены советскими специалистами.

1. В. Waltei Rideоut, The Radical Novel in the United States, 1900 – 1954, N. Y. 1966.[↩]
2. M. Fay Blake, The Strike in the American Novel, Metuhen, N.Y. 1972.[↩]
3. M. Gold, A Literary Authology, ed. by M. Folsom, N.Y. 1972.[↩]
4. L. Hughes, Good Morning Revolution. Uncollected Writings of Social Protest, N.Y. 1973.[↩]
5. James Young, Black Writes of the Thirties, N.Y. 1973.[↩]
6. D. Shapiro, ed. Social Realism of the Thirties, N.Y. 1973.[↩]
7. Justin Kaplan, Lincoln Steffens. A biography, N.Y. 1974.[↩]
8. Leon Harris, Upton Sinclair. A biography, N. Y. 1975.[↩]
9. См.: A. R. Williams, Journey into Revolution, Chicago, 1969 Introduction by I. Hivibst, p. 9.[↩]
10. Tamara Hovey, John Read: Witness to Revolution, N.Y. 1975.[↩]
11. Robert A. Rosenstone, Romantic Revolutionary. A biography of John Read, N. Y. 1975.[↩]