Доклад о Ломоносове. Вступительная заметка и публикация Т. Г. Винокур

Профессор Григорий Осипович Винокур (1896–1947)– выдающийся русский филолог XX века. Его труды по общему и русскому языкознанию, по проблемам филологической методологии как первоосновы дисциплин гуманитарного цикла, по истории и теории русской литературы; его принадлежность к знаменитой плеяде пушкинистов 30-х годов и особенно занятия пушкинской текстологией; его вклад в прикладные области лингвистики – лексикографию и культуру языка – широко известны и получили признание в отечественной и зарубежной науке как классические.

Исследовательскую работу Г. О. Винокур сочетал с педагогической. Он был одним из самых блестящих лекторов московских вузов – МИФЛИ, МГУ, МГПИ, МГПИИЯ и др. За время педагогической деятельности Григорий Осипович прочел множество лекционных курсов: общих – от русской палеографии до введения в языкознание и стилистики современного русского языка; специальных – от современного русского словообразования до языка Пушкина; провел самые разнообразные семинарские занятия – по диалектологии, исторической фонетике и грамматике русского языка, поэтической текстологии. При столь широком диапазоне возможностей и интересов Г. О. Винокур отдавал предпочтение курсу истории русского литературного языка, который фактически был им впервые создан как последовательное учение об исторической стилистике, то есть наука об особенностях функционирования русского языка в процессе развития русского общества и русской культуры¹.

Предлагаемый фрагмент относится к этому кругу проблем и характеризует прежде всего уникальную роль М. В. Ломоносова в становлении русской литературной нормы – одну из замечательных вех на пути обогащения русской филологической мысли. Деятельность Ломоносова как теоретика и как практика в области нормы привлекала Г. О. Винокура не случайно: она отразила переломный момент в судьбе русского письменного слова, когда определяющее влияние на формирование образцового языка начала оказывать русская литература.

Помимо лекций по учебной программе, Г. О. Винокур неоднократно выступал с докладами о лингвистической и литературной деятельности Ломоносова в самых разных аудиториях. Сохранились планы и конспекты его докладов от 22 декабря 1936 года в МГПИ им. В. М. Потемкина; от 22 апреля 1940 года в ИМЛИ АН СССР им. А. М. Горького; от 31 октября того же года в Клубе ССП. Настоящая публикация представляет собой последний повремени текст, подготовленный Г. О. Винокуром для доклада о Ломоносове в МГУ 27 марта 1945 года².

ЗНАЧЕНИЕ ЛОМОНОСОВА В ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

Великий русский ученый и поэт Ломоносов оказал громадное воздействие на весь ход развития русской филологической культуры, в том числе на развитие русского литературного языка. Разнообразно и щедро одаренный от природы, обладая не только творческим гением, но также обширным, трезвым и светлым уме м, горячо преданный родине и потребностям ее культурного преуспеяния, Ломоносов, как никто из его предшественников и современников, сумел правильно определить соотношение тех элементов, из которых исторически складывалась русская письменная речь, и угадать насущные, живые нужды ее развития. Главную долю своих поистине неиссякаемых духовных сил Ломоносов постоянно уделял занятиям в области физики и химии. Но, глубоко погруженный в эти свои специальные занятия, Ломоносов все же умел находить и время, и вдохновение как для поэзии, так и для собственно филологических работ, попеременно посвящая себя то риторике и поэтике, то вопросам стихосложения, то стилистике и грамматике. Этот грандиозный размах деятельности великого русского энциклопедиста не только вызывает восхищение у нас, его потомков, но предъявляет к нам также требование внимательного, усердного и точного изучения оставленного им культурного наследства. Постараемся отдать себе отчет в том, что именно поставило имя Ломоносова на такую высоту в истории русского литературного языка.

Для этого прежде всего нужно воссоздать то состояние, в котором Ломоносов застал русскую письменную речь при своем появлении на поприще русской культуры. В первые десятилетия XVIII века русский литературный язык находился в состоянии сильного брожения и внутренней неустойчивости. Это было следствием общих сдвигов в русском культурном развитии, связанных с экономическим и политическим переустройством России на рубеже XVII и XVIII веков и особенно ярко проявившихся в царствование Петра I.

До середины XVII века русская литературная речь представляла собой своеобразную двуязычную систему. В распоряжении пишущих был не один, а два типа письменной речи, каждый из которых применялся от случая к случаю, в преимущественной зависимости от содержания и литературного характера излагаемого. Для всего, что сколько-нибудь возвышалось над непосредственными бытовыми надобностями, что заключало в себе научную и публицистическую мысль или же ту или иную попытку художественного изображения, – вообще для всего, что было адресовано к читателю как материал для чтения, применялась та разновидность письменной речи, которая представляла собой обрусевшую форму языка православных церковных книг, берущего свое начало от старославянского языка, созданного деятельностью Кирилла и Мефодия в IX веке. Мы называем сейчас этот тип древнерусской письменной речи церковно-славянским языком. В старину его называли просто языком «славенским». Это был язык исключительно книжный, довольно сильно отличавшийся от древней русской бытовой речи как с грамматической, так и с лексической стороны. В этом книжном языке были не только неизвестные живому языку слова, но также особые грамматические категории: двойственное число, форма звательного падежа, формы прошедшего времени (аорист и имперфект), синтаксические обороты – например, дательный самостоятельный и т. д. Но многое в этом книжном языке совпадало и с живой речью, представляло собой своеобразный вариант живого языка, то есть звучало в сравнении с обычной речью в несколько измененном виде, как, например, брада вместо борода, ношь вместо ночь, вижду вместо вижу, в руце вместо в руке, слепаго вместо слепова и т. д.

Этому книжному славенскому языку противостоял в письменном употреблении другой тип языка, который был гораздо ближе языку живого устного общения и применялся для чисто деловых надобностей – официальной и частной переписки, дипломатических сношений, составления юридических документов и правительственных распоряжений и т. д. Этот государственно-канцелярский язык в разных областях России отличатся местными особенностями, но к эпохе Петра I в значительной мере унифицировался уже по образцу языка московских царских канцелярий, так называемых Приказов, почему его и называют нередко московским приказным языком.

Однако ко времени этой унификации приказного языка, превращавшегося мало-помалу в язык общегосударственный, в русской письменности возникли многие новые потребности, которые трудно было удовлетворить очерченной системой письменного двуязычия. Начиная со второй половины XVII века, и с особенной силой при Петре I, значительно расширилась самая область применения письменного слова. Это происходило в связи с появлением и развитием новых жанров художественной литературы (вирши, драма, бытовая и авантюрная повесть), в связи с возрастающей нуждой в литературе технической, научной, прикладной, в связи с распространением печатного слова в виде газеты. Вся эта обширная светская письменность нового типа не могла быть обслужена ни одной из двух ранее употреблявшихся разновидностей письменной речи. Славенский язык был для нее непригоден вследствие своей тесной связи с церковной литературой, препятствовавшей его обновлению со стороны лексики и синтаксиса, а также вследствие явного противоречия между общей чуждой окраской этого языка и практическим характером новых видов письменности.

1. См.: Г. О. Винокур, О задачах истории языка. – В его кн.: Избранные работы по русскому языку, М., 1959.[↩]
2. См. первый набросок от 7 января 1945 года, – ЦГАЛИ. Фонд Г. О. Винокура (N 2164). Оп. 1. Ед. хр. 109.[↩]