Догадка о народе

Нина САДУР

ДОГАДКА О НАРОДЕ

О том, «черном», что по избам сидит и сегодня, «водку пьянствует», огород копает, ворует по мелочам и ни мыслей особых, ни чувств не имеет.

Всякий русский писатель мечтал о нем написать. И писались чудесные произведения, могучие – от «Мертвых душ» до «Соборян» и «Лета Господня». И мы гордимся ими, как свидетельствами жизни народной. Но ведь это совсем и не народная жизнь. Это уже о людях, пусть «маленьких», но выскочивших из бесформенной народной массы, – от мелких дворян до мещан, в лучшем случае «дворовых людей». Была попытка у Ивана Шмелева – «Житие одной бабы». И не получилось. Дотошного знания крестьянского быта оказалось мало. Там, где собственные переживания героев, – там не верится до раздражения и полного неприятия. Или противная пьеса Льва Толстого «Власть тьмы». Про мрак дикой, некультурной души, стремящейся к самоуничтожению.

Больше всех схватить хоть малую искру в понимании народа удалось Бунину в удивительных, в три строчки, рассказах типа «Журавли улетели».

Выходит, что в русской литературе нет произведения о народе. Может быть, один Андрей Платонов (не думая об этом) ближе всех подошел к пониманию невыразимой сущности народа, заговорив совсем особым языком.

Культурное ухо, слушающее корявую, куцую простонародную речь, страдает и невольно разукрашивает эту речь псевдонародными красотами, не в силах вынести голую грубую сущность этой речи. А может быть, народ только притворяется, что говорит на нашем «русском» языке, имитирует его, для общения с миром, может, отголоски истинной народной речи и уловил Платонов? Но и это только догадка.

Тем не менее народ, бередящий горячие гуманитарные головы, существовал ведь и существует на пространстве под названием Россия. И почему он не впускает в себя художника и не дается описанию? Возможен «физиологический» очерк о народе, но невозможен роман о нем.

Я помню, лет десять назад, в Малеевке: на пруду деревенские подростки и наши, писательские. В плавках и купальниках все были одинаково красивы, юные, и красивое молодое было лето кругом. Деревенские отличались грубоватыми повадками, открытыми, громкими голосами, а московские необъяснимой спесью, которую деревенские не могли не чувствовать. Но и тем и другим было по шестнадцать, и они все вместе от нас, от взрослых, отличались уже как отдельная раса (раса подростков, не подверженных социальным различиям, а связанных таинством юности). В воде они перепутались и нечаянно разыгрались все вместе…

А когда на берегу моя дочь Катя решила продолжить общение и подошла к этим красивым деревенским ребятам с выгоревшими волосами и бровями и с глубоким деревенским загаром, они вначале опустили головы на грудь, а потом дружно прыгнули с круглого мостика в пруд и уплыли в дальнюю заводь… Вот так же и народ.