Деятели русского искусства и М. Б. Храпченко, председатель Всесоюзного комитета по делам искусств: апрель 1939 – январь 1948. Свод писем

Еще далеко даже до полной публикации эпистолярия большинства классиков русской литературы XX века. На этом фоне огромный том, подготовленный В.Перхиным,- «роскошь», хотя среди одних только писателей, переписывавшихся с М.Храпченко (1904-1986) в бытность его председателем госкомитета по делам искусств, находятся Зощенко, Леонов, Пастернак, А.Толстой, Тынянов; всего в книге 32 корреспондента-литератора не считая многочисленных деятелей театрального искусства (драматического, оперного и балетного), музыкального и изобразительного, и среди них немало великих. Объединяет их, однако, фигура литературоведа, которого великим не назовешь. Он официально возглавлял в Академии наук советскую филологию в «застойные» годы- и именно с ними его фамилия теперь ассоциируется, практически став синонимом позднего советского официоза. Но тогда «от науки» нередко кормились лица еще более официозные и менее порядочные. В 1965 году во время прогулки с К.Чуковским, В.Ажаевым и С.Щипачевым (на с. 235 В.Перхин в комментарии цитирует дневник Чуковского) Храпченко «рассказывал случаи, когда автор, не знающий языков, пишет солидные научные труды руками подчиненных ему специалистов (Щербина)»¹. Книга представляет Храпченко в другой ипостаси- крупного государственного чиновника 1940-х годов, по сути министра искусств, с безусловно советским мировоззрением (как выясняется, в юности «его вера в цели «угнетенного класса» была столь горяча, что он счел НЭП «изменой делу рабочего класса» и вышел из комсомола»- с.8), но по сравнению с высшими партийно-государственными руководителями сыгравшего роль чуть ли не умеренного либерала с каким-никаким эстетическим вкусом, сторонника чего-то нового в искусстве, который- с ужесточением тоталитарной культурной политики -поплатился за это своим постом.

Публикуемые письма и комментарии к ним доказывают, что Храпченко неоднократно поддерживал, в том числе при выдвижении на Сталинские премии, произведения, потом подвергавшиеся резкой идеологической критике на самом верху, после чего и он должен был публично выступать в том же духе, даже не позволяя себе высказать ни одной собственной мысли, как было, например, в сентябрьском рассчитанном на членов ЦК докладе 1946 года о театральном репертуаре,- с разделением драматургов на «своих» и «чужих», но без политических обвинений (с. 96-97). Гибким подходом составителя и комментатора к материалу, обычно оцениваемому однозначно, книга ценна не меньше, чем введением в научный обиход огромного количества разнообразных фактов, ранее неизвестных или непроясненных (так, в марте 1943 года Храпченко выдвигал на премию «Василия Теркина», но запрос был отклонен в правительстве, поэму официально критиковали за недостаточную «советскость» образа героя и изображения войны, и все же в 1945-м тринадцатью голосами против девяти членов Комитета по Сталинским премиям Твардовскому была присуждена премия первой степени).

Фигура Храпченко обозначенного периода позволила В.Перхину как никогда полно представить обстоятельства и моральную атмосферу эпохи, в современном литературоведении наименее популярной,- эпохи «зрелого» тоталитаризма, когда, тем не менее, продолжались творческие поиски- и власти по крайней мере не всегда их подавляли и пресекали. Живые голоса деятелей искусств, среди которых особенно выделяется «голос» художника Дени, писавшего высокому начальству без всякой почтительности (не раз- стихами типа шутовского раешника, например: «К Михаилу Борисовичу я не имею жалоб,/А все-таки… деньжишек- не мешало б!»- с. 676), и даже «голос» самого Храпченко, гораздо более казенный, но не лишенный некоторых нормальных человеческих ноток, создают впечатление подкупающей достоверности публикуемых материалов и делают ближе нынешнему читателю то время, казалось бы по всем параметрам далекое от нас. В частности, оказывается, что восхвалявшиеся рептильной критикой сочинения были отнюдь не популярны. Как сообщает В.Перхин, 10 июля 1946 года в статье «О репертуаре драматических театров» (газета Управления пропаганды ЦК «Культура и жизнь») зам. начальника управления А.Еголин и зав. отделом искусств П.Лебедев отмечали, что идейно порочная, но одобренная Комитетом по делам искусств пьеса Н.Погодина «Лодочница» и ей «подобные пьесы показываются тысячи раз в сотнях театров», тогда как «Кремлевские куранты» того же Погодина или «Русских людей» К.Симонова «играют во много раз реже, а пьеса-лауреат Б.А.Лавренева «За тех, кто в море» <…> «не поставлена ни в одном театре»» (с. 92).

Лучше своей современной репутации выглядит в книге не только Н.Погодин, в «Лодочнице» (пьесе о Сталинграде) которого наибольший гнев официозной критики «вызвали речи одной из героинь: «Я советской власти и так-то не особенно верила, а теперь и на грош не верю.

1. [Чуковский К.И.]Дневник (1930-1969). М.: Современный писатель, 1995. С.380. [↩]