День в Горках. По страницам неоконченного мемуарного очерка Ю. Оксмана

В архиве историка литературы и общественной мысли, пушкиниста, текстолога Юлиана Григорьевича Оксмана сохранились черновые наброски к мемуарному очерку, посвященному М. Горькому¹. Сюжетно он связан со значительными событиями в биографии Оксмана 1930-х годов, предшествовавшими аресту в ноябре 1936 года, — во-первых, с работой руководимого им коллектива ведущих советских пушкинистов над академическим изданием Собрания сочинений А. Пушкина, с организацией редакционно-общественного комитета издания, а во-вторых, — с непосредственным участием Оксмана в подготовке «юбилейных торжеств» 1937 года. Удачно выбранный ракурс позволил Оксману создать чрезвычайно выразительный, живой литературный портрет своего старшего современника, к личности и литературному наследию которого на протяжении долгих лет ученый относился с неослабевающим интересом², и познакомить читателя с теми оценками и характеристиками, которые Горький давал своим коллегам и современникам.

Несколько слов о тех обстоятельствах, которые хронологически предшествовали эпизоду, отраженному в публикуемом очерке. Прежде всего, напомним, что непосредственное участие Горького (как общественного деятеля и организатора) в судьбе академического издания предполагалось еще в 1933 году, когда обдумывался его план. Об этом свидетельствует письмо Оксмана М. Цявловскому от 25 августа, где он, в частности, сообщал: «Имел беседу по Пушкинским делам в самой высокой инстанции, где очень сочувствуют не только Полн[ому] собр[анию] соч[инений] Пушкина, но и Энциклопедии, а главное, большой конференции, кот[орая] объединила бы пушкиноведов с писателями. Конференцию будут проводить Акад[емия] Наук и А. М. Горький, акад[емическое] изд[ание] будет возглавлять Горький, а легкую промышленность в области пушкиноведения — Л. Б. Каменев»³. Но в начале следующего года Горький письменно отказался участвовать в работе редакционного коллектива. По тем временам этот отказ был воспринят как совершенно естественное и честное выражение воли писателя — вполне спокойно, хотя и не без опасений о возможности скрытого подтекста в его действиях. Вот что сообщал об этом Оксман в письме Цявловскому от 19 января 1934 года: «Горький прислал письмо об отказе участвовать в Глав[ной] Редакции. Письмо вежливое («я, мол, не пушкинист», «дело мне незнакомое»), но за ним, как все подозревают, нечто кроется. Впрочем, эффект отказа небольшой. Волгин принял его спокойно и не предполагает возвращаться к этому вопросу. Но м[ожет] б[ыть], нам, пушкинистам, а не академикам, следует повидаться с Горьким и добиться перемены решения? <…> Издание еще не началось, а уже двух членов Главной Редакции нет! Пожалуй, следовало бы оставить глав[ным] редактором одного Волгина, передав ему и председательство в Ред[акционном] Комитете, а Орлова сделать заместителем председателя»⁴ (читателю очерка будет интересно сопоставить эти слова с высказываниями Горького, зафиксированными Оксманом, и с его собственным однозначным отношением к научному авторитету В. Волгина и А. Орлова).

17 августа 1935 года, накануне выхода из печати седьмого, «экспериментального» и оставшегося единственным в своем роде, тома Собрания сочинений, который содержит образцово подготовленные тексты драматических произведений Пушкина с подробнейшими комментариями статейного типа (все тома академического издания, вышедшие в 1937-1949 годах, были почти полностью лишены справочного аппарата)⁵ и по сей день пользуется интересом и уважением филологов, Оксман в письме В. Десницкому⁶ указывал на необходимость собрать организационное совещание с участием Горького и обсудить важные вопросы, связанные с судьбой издания:

Дорогой Василий Алексеевич,

не знаю, долго ли вы еще рассчитываете оставаться в Крыму, а потому вынужден вас беспокоить, не дожидаясь вашего возвращения в Ленинград. Дело в том, что заканчивается печатание первого выходного тома Пушкина и верстается следующий по очереди том, в котором должно идти общее предисловие ко всему изданию. А между тем, до сих пор мы не знаем отношения Алексея Максимовича к академическому изданию, не осведомили его об этом основном деле ИРЛИ на ближайшее двухлетие, не обеспечили его участие в редакции и мн. др. Нужно срочно решать в последний раз вопрос о Ред[акционной] Коллегии издания — и это без Алексея Максимовича сделать крайне трудно, — тем труднее, что (это уже замечу в скобках) В. П. Волгин уходит осенью из непременных секретарей, чем редакционный кризис обостряется в самой сильной степени. Итак, если вопрос о планах Института можно разрешить еще через месяц-два, если дело с организацией Пушкинского юбилея все равно почти провалено, а потому еще лишний месяц катастрофы не вызовет⁷, то выход в свет первого тома академического издания требует немедленного разрешения вопроса о титулке, а эта самая титулка взрывает все прочие вопросы издания — от его принципов и плана до Редколлегии включительно. Поэтому и отрываю вас от всяких благ, связанных с морем, отдыхом, прогулками «и пр. и пр.», и прошу в самом срочном порядке осведомить о времени вашего возвращения из Крыма и остановки в Москве, чтобы там встретиться с вами для совместной аудиенции у директора ИРЛИ. Еще лучше было бы, если бы вы из Коктебеля написали Алексею Максимовичу о необходимости возглавить ему лично это важнейшее дело Института и тем вывести всех нас из тяжелейшего прорыва. Впрочем, вам виднее, как поступить в этом случае, и мне остается только ждать вашего ответа и советов, как быть с печатанием титула.

А в Ленинграде душно, каждый день гроза, в кино идут великолепные новые картины, на днях открывается и театральный сезон, а вчера начались гастроли Мейерхольда.

Ваш Юл[иан] Оксман

Спустя четыре дня, 21 августа 1935 года, Оксман рассказывал Цявловскому о том, что академическое руководство решило, что участие Горького в редакционном комитете издания все же является желательным: «…Презид[иум] Акад[еми] Наук вновь поставил вопрос о вхожд[ении] в редакцию Горького и о создании, т[аким] обр[азом], главной Редакции сверх нашего делового кабинета. Окончат[ельный] состав глав[ной] ред[акции] еще не определен, пленум нашего Комитета будет только в начале Октября…»⁸ По-видимому, немаловажную роль сыграло в данном случае обращение Оксмана к Десницкому, а также общая убежденность ученого и его коллег-пушкинистов в правильности предпринимаемых ими организационных действий.

Встреча с Горьким в Горках нашла отражение, помимо публикуемого нами очерка, еще и в письме Оксмана к Цявловскому от 30 сентября 1935 года: «…В Москву я приехал на след[ующий] день после вашего прибытия в Кисловодск. Два дня пробыл в Горках у Горького. Убедил его войти в Ред[акционный] Комитет, ибо была угроза получить редакторов со стороны. Согласившись, Ал[ексей] Макс[имович] стал заниматься орг[анизационной] работой вплотную, т. е. хотел расширить Комитет, потом реорганизовать, потом сократить и т. д. После длительной дискуссии остановились на том, что главная редакция будет состоять из след[ующих] лиц: М. Горький, Волгин, Оксман, Томашевский, Цявловский. А сверх того образуется большой Ред[акционный] Совет, состав кот[орого] вам известен из газет## В частности, в газете «Известия» 27 сентября была напечатана заметка «Редакционный совет собрания сочинений Пушкина», которую мы позволим себе процитировать целиком: «Президиум Академии наук СССР утвердил редакционный совет академического собрания сочинений Пушкина. В редакционный совет вошли почетный академик Алексей Максимович Горький, академики А. П. Карпинский, В. П. Волгин, А. С. Орлов, профессора В. А. Десницкий, Ю. Г. Оксман, Н. К. Пиксанов, М. Цявловский, писатели и литературоведы Б. Пастернак, А. Толстой, Н. Тихонов, Ю. Тынянов, К. Федин, Янка Купала, Вс. Иванов, Лахути, Паоло Яшвили, Чаренц, И. Луппол, Б.

1. Впервые фрагменты очерка были введены в научный оборот историком Б. Кагановичем в 2006 году. См. его публикацию: Наука и политика в биографии Ю. Г. Оксмана (Некоторые материалы и соображения) // Историческое сознание и власть в зеркале России XX века: Научные доклады. СПб.: Нестор-История, 2006. Им была опубликована третья часть всех имеющихся в фонде Оксмана подготовительных материалов к очерку. В настоящей публикации мы печатаем все сохранившиеся тексты без сокращений (их краткая характеристика будет дана нами в конце вступительной заметки).[↩]
2. Примечательно, что приблизительно в тот же период, когда создавались публикуемые наброски к очерку, Оксман собирался выступить (в январе-феврале 1967 года) в РГАЛИ с докладом о Горьком под названием «Традиции и факты». В 1960-е годы ученый, по собственному признанию, перечитал всю биографическую литературу о нем и оценил ее следующим образом: «Масса неточностей. Все надо делать заново» (об этом нам сообщил, основываясь на своих дневниковых записях тех лет, В. Черных, за что мы приносим ему сердечную благодарность). Работу Оксмана над очерком можно датировать, таким образом, второй половиной 1960-х годов.[↩]
3. РГАЛИ. Ф. 2558. Оп. 1. Ед. хр. 134. Л. 28. Замысел энциклопедического издания, посвященного Пушкину, в 1930-е годы реализовать не удалось, хотя осенью 1933 года проект Пушкинской энциклопедии, принятый издательством «Academia» и рассчитанный на три тома, обсуждался в Москве на заседаниях, созванных руководством издательства (заметим, в 2009 году под грифом Пушкинского дома вышел из печати первый том Пушкинской энциклопедии). Что же касается названной в письме конференции, следует заметить, что еще в мае 1933 года в Пушкинском доме прошла конференция, объединившая ведущих пушкинистов страны. Позднее, после проведенной в ноябре 1933 года реорганизации Пушкинской комиссии АН СССР, состоялась не менее представительная конференция, посвященная судьбе академического издания. Ни в одной из них Горький участия не принимал. Более масштабные заседания, объединившие научную и литературную общественность, состоялись уже в 1937 году (торжественное заседание 10 февраля в Большом театре в присутствии всего партийного руководства страны, Пушкинская конференция в ИРЛИ 7-9 февраля, открытие 13 февраля трехдневной Пушкинской сессии АН СССР). Упоминание имени Л. Каменева в данном контексте связано с тем, что в 1932 (с мая по октябрь), 1933-1934 годах он был директором уже упомянутого издательства «Academia». Под его маркой в 1935-1937 годах вышли в свет собрания сочинений Пушкина в 6 и в 9 томах, а также большой том «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты», подготовленный пушкинистами Мстиславом Александровичем Цявловским (1883-1947), Львом Борисовичем Модзалевским (1900-1948) и Татьяной Григорьевной Зенгер (в замуж. Цявловской; 1897-1978). Вместе с Цявловским Оксман осуществлял общую редактуру упомянутых собраний сочинений.

   [↩]

4. РГАЛИ. Ф. 2558. Оп. 1. Ед. хр. 135. Л. 7. В письме упомянуты: Вячеслав Петрович Волгин (1879-1962), историк, в 1930-1935 годах — непременный секретарь АН СССР. В этом качестве, а также как член главной редакции, он обозначен на титульном листе «пробного» седьмого тома академического Собрания сочинений (см. прим. 8); Александр Сергеевич Орлов (1871-1947), литературовед, в 1931-1935 годах — академик-секретарь Отделения общественных наук АН СССР, с 1932 года — заместитель директора ИРЛИ. Член Всесоюзного Пушкинского комитета (с 1935 года), председатель Пушкинской комиссии АН СССР (с 1933 года).[↩]
5. Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 7: Драматические произведения. Л.: АН СССР, 1935. В 1936 году состоялось два обсуждения этого тома — в первый раз в Москве 21 апреля, а во второй — 1 июня в Ленинграде, на совместном заседании Пушкинской комиссии и Союза писателей СССР. Участники этих обсуждений высказывались в целом весьма положительно. Но судьба издания уже была решена партийным руководством — все его подлинно научные достоинства были в грубой форме раскритикованы и даже осмеяны на страницах печати. Появление таких статей, как фельетон И. Лежнева «Каста пушкинистов» в журнале «Большевистская печать» в октябре 1936 года, было прямым следствием соответствующих директивных указаний. [↩]
6. НИОР РГБ. Ф. 439. Карт. 15. Ед. хр. 9. Л. 1-2. Василий Алексеевич Десницкий (1878-1958), педагог, литературовед, в 1931-1935 годах — ученый хранитель, с 1935 года — старший ученый специалист Сектора новой русской литературы в ИРЛИ. Был знаком с Горьким еще до революции, в середине 1930-х годов организовал в ИРЛИ Горьковскую комиссию и инициировал издание серийных сборников «Горький. Материалы и исследования», первый из которых вышел еще при жизни писателя, в 1934 году.[↩]
7. Эти отчаянные строки отражали действительное психологическое состояние Оксмана. Крайняя обеспокоенность, вызванная бесконечными отсрочками сдачи очередных томов в печать, общими организационными неурядицами с авторами и редакторами, а главное — предельно натянутыми отношениями с академическим издательством из-за последовательного неисполнения «взятых на себя обязательств», объясняет следующую фразу из его письма Цявловскому от 26 августа 1935 года: «У меня все без перемен, в Пушкинском Доме просто жутко, архив опечатан, работать еще нельзя, «жулики с партбилетами» и без оных творят суд и расправу как в завоеванном вражеском городе (Льва Бор[исовича] Модзалевского они решили убрать, о чем я ему не говорю, чтобы пока не волновать, а в ближайшие недели авось обстановка изменится к лучшему). Удар в тыл Пушкинского юбилея налицо <…> Я жду вызова в НКВД, о чем просил и формально и письмом на имя Ягоды. Без этого объяснения на чистоту, конечно, работать невозможно, хотя пока что я держусь «на нервах». Вчера и сегодня просидел в типографии, где все взял в свои руки по нашим изданиям» (РГАЛИ. Ф. 2558. Оп. 1. Ед. хр. 136. Л. 18-18 об.). Заметим, что и раньше, еще в конце 1934 года, Оксман пытался сложить с себя обязанности заведующего редакцией, трезво оценивая сложившуюся ситуацию и свои возможности повлиять на ее разрешение, — упоминание об этом содержит его письмо к Цявловскому от 12 февраля 1935 года: «В декабре я подал заявление об освобождении меня от обязанностей завед[ующего] редакцией — это не кокетство и не только желание снять с себя неприятные обязанности — это результат зрелого учета обстоятельств, которые сложились так, что из-за прорывов в работе мне легко могут свернуть шею. Сейчас я испытываю много неприятностей в ИРЛИ, а за Пушкина терплю ежедневные добавочные порции обид, тревог и огорчений. С VII томом дело кончилось тем, что я сам читаю все корректуры (вторые), правлю, дописываю и переделываю и за Якубовича и за Бонди и за всех прочих участников тома <…> О плачевном положении всех юбилейных дел я знаю не меньше вашего» (там же. Л. 4 об.). [↩]
8. РГАЛИ. Ф. 2558. Оп. 1. Ед. хр. 136. Л. 16. Окончательный состав главной редакции несостоявшегося издания запечатлен на титульном листе седьмого тома Собрания сочинений: М. Горький, В. П. Волгин, Ю. Г. Оксман, Б. В. Томашевский, М. А. Цявловский.[↩]