Что переводить, как переводить

На страницах периодической печати время от времени «вспыхивают» дискуссии, появляются статьи и исследования, посвященные проблемам художественного перевода. Этот широкий интерес объясняется большой и все более возрастающей ролью переводных изданий в жизни нашей страны.

Здесь будут рассмотрены, преимущественно на материале армянской и русской литератур, отдельные вопросы художественного перевода, представляющие, как нам кажется, и некоторый общий интерес¹.

Справедливо замечено, что подготовка и издание переводной книги всегда сочетаются с «нужностью, соответствием стране и эпохе». «Беранже, – пишет Б. Слуцкий, – был необходим русским шестидесятникам», так как «рядом с гражданским пафосом Некрасова было вакантное место для иронической песни» ².

Перевод только тогда и бывает оправдан, когда он способен обогатить, принести что-то новое в родную литературу. Иначе не стоит и переводить. Неоднократно уже писалось у нас о том, что широкая потребность в переводах и знакомстве с другими литературами отнюдь не является результатом бедности собственной национальной культуры. Известно, что особенно много переводят на языки больших, уже развитых литератур, имеющих богатые самобытные поэтические традиции, и что в эпохи расцвета национального оригинального творчества переводная литература также переживает подъем. И если значение переводной книги (при условии квалифицированного перевода) ограничено, то это, разумеется, оттого, что ограничено значение подлинника. Проблема отбора – одна из важнейших проблем перевода.

Правда, мы знаем случаи, когда талантливая книга плохо переведена. Но здесь речь о тех далеко не единичных фактах, когда плохая книга не то чтобы хорошо переведена, а переделана в хорошую. Ведь порою слова «авторизованный перевод» означают, что книга переделана переводчиком с согласия автора. Некоторые прозаики, по сути дела, ищут не переводчиков, а опытных соавторов-редакторов. В Армгосиздате мне показали рукопись романа, которая после «перевода» стала примерно на одну треть тоньше и намного лучше.

Иногда писатели любят говорить о том, что перевод убивает подлинник. Самое парадоксальное, что так говорят и в тех случаях, когда, собственно, нечего было убивать, ибо подлинник был мертв с момента рождения.

И потому, прежде чем говорить о собственно переводах, надо сказать о подлиннике, о том, что мы порой склонны недостатки оригинала считать несовершенством перевода. А сколько мы знаем примеров, когда подлинник не обладает художественной ценностью, но книгу переводят, рецензируют, издают, а потом… ругают переводчика, который оказывается без вины виноватым³. А надо в таких случаях говорить правду о подлиннике.

Произведения Б. Карапетяна отнюдь не принадлежат к числу лучших в современной армянской поэзии, а между тем на русском языке появились целых три его книги. И не удивительно, что они не обрадовали читателя.

Правда, Б. Карапетян пробовал было «усилить» два своих русских сборника («Моя любовь», Ереван, 1958; «Лирика и сатира», М. 1960) четверостишием… замечательного средневекового армянского поэта Наапета Кучака.

Я – глаз, ты – свет и жизнь моя,

Нет света – и тускнеет глаз…

Я – рыба, ты – вода. И я

Погибну без тебя тотчас.

 

Это четверостишие Кучака в переводе М. Замаховской опубликовано в книгах Б. Карапетяна как его собственное. Более точный перевод четверостишия опубликован в книге Н. Кучака «Лирика» (М. 1961), целиком переведенной В. Звягинцевой.

Трудно понять инициативу издателей, трижды выпустивших в свет Б. Карапетяна на русском языке. Вот строки стихотворения «Миру мир»:

Не каменщику нужно рушить

Дома, чьи окна так светлы!

Нет!

Лучше он у ваших пушек

Сломает пополам стволы!

Народ –

Не пушечное мясо!

Он водит в море корабли,

Прокладывает в небе трассы,

Он создает!

Он – царь земли!

(Перевод В. Сикорского.)

Такие стихи не следует печатать ни в подлиннике, ни в переводе. Они компрометируют столь важную тему, компрометируют поэзию.

Позволим себе привести одно стихотворение Б. Карапетяна полностью:

Яблони, яблони, яблони выстроились перед нами,

Ветви их щедро украшены праздничными цветами.

На нежное их цветение смотрю я влюбленным взглядом,

Словно невестами белыми, любуюсь я белым садом.

 

Пойдем по саду, красавица, друг мой нежный и милый.

Своею рукою, девушка, ты этот сад разбила.

Твоею заботой и волею, любовью и вдохновеньем,

Словно сияньем солнечным, наполнена чаша цветенья,

Солнце целует яблони блещущими лучами,

 

Яблони к солнцу тянутся белыми лепестками.

Несколько лет мне снилась в дымном огне войны

Встреча в саду цветущем, встреча в саду весны.

Яблони тонкоствольные выстроились перед нами,

Ветви их щедро украшены праздничными цветами.

Сад ты разбила, девушка, яблони ты взрастила,

Той же рукою, девушка, сердце мое разбила.

(Перевод Я. Смелякова.)

Стихи эти, как заметит читатель, гораздо лучше, чем цитированные выше, но это скорее заслуга переводчика, и не будь стихотворение переводом, оно вряд ли было бы опубликовано.

Справедливо отмечала наша критика, да и сами писатели, что сейчас у нас очень много по-настоящему хороших поэтов, и надо писать очень хорошо, чтобы иметь право быть изданным. Не случайно Илья Сельвинский считает, что, «если все пишут на пятерку, значит, надо повысить пятибалльную систему ну хотя бы до двенадцатибалЛьной…» ⁴.

А вот к переводным произведениям литератур народов СССР наша критика предъявляет иногда заниженные требования, оценивая некоторые из них по трехбалльной системе.

Ведь сегодня даже самые молодые наши литературы, опираясь на опыт всей многонациональной культуры народов СССР, достигли больших успехов. Читая, например, стихи молодого мансийского поэта Ювана Шесталова, видишь: несмотря на то, что письменная мансийская литература не имеет еще сложившихся поэтических традиций, богатый мансийский фольклор и традиции литератур народов СССР подготовили появление этого талантливого поэта, автора нескольких ярких стихотворных сборников на русском языке.

Наши литературы богаты подлинными, художественно зрелыми произведениями, представляющими несомненный интерес для всесоюзного читателя. И потому вдвойне обидно, когда переводят незначительные литературные явления.

Огорчает иногда своих читателей журнал «Литературная Армения», призванный пропагандировать лучшие произведения современной армянской литературы. Здесь, наряду с яркими талантливыми стихами и рассказами в хороших переводах В. Баласана, А. Сатратяна, А. Тадеосян, А. Баяндур, печатаются в переводе с армянского весьма слабые сочинения.

В N 3 журнала за этот год опубликован рассказ молодого прозаика Вл. Мовсисяна «Первая роза» (перевод М. Мирзоян).

Это сентиментальная история любви двух молодых людей – наших современников, рассказанная языком времен Карамзина.

«Если хотите, я вам всегда буду приносить розы. Их много у нас в горах», – говорит Вартан молодой девушке Шушан – сельскому врачу. Это завязка рассказа. На лоне природы, среди благоухающих цветов (кстати, и имя девушки – Шушан – от слова лилия) происходит сближение героев. А вот кульминация рассказа:

«Я обнял девушку и почувствовал ее тело.

– Шушан… Я хотел тебе сказать…

– Вартан, ты хороший, – голос девушки задрожал.

Я поцеловал ее.

– Как тебе объяснить… Это со мной впервые… Ты мне дороже всех.

– Ты добрый…

Я опомнился, рассердился на себя. Как я посмотрю ей в глаза, когда рассветет?

– Я никогда не забуду эту ночь, – сказала она».

В конце рассказа выясняется, что у Шушан есть другой молодой человек. Оказывается, это он, а не Вартан, принес ей «первую розу». Поэтому и Шушан, и Вартан чувствуют себя виноватыми друг перед другом и Вартан решает никогда не омрачать счастье того, другого возлюбленного Шушан…

Еще один пример из этого же журнала. Герой «Очерков о моей советской родине» Г. Севана (1963, N 11) знакомится с Арменией. Он то и дело испытывает чувство умиления, ахая и охая от восторга. Он и сам понимает, что излишне чувствителен: «Нет, конечно же, это истинное ахание! (?) Меня, однако, спасает одно – мой сварливый характер. По какому-нибудь пустячному поводу, скажем, из-за бестолковости служащего гостиницы, я начинаю сердиться, и тогда мои чувства обретают необходимое равновесие. Но ссорясь и мирясь, общаясь и деля хлеб и заботы с сынами моего народа, я дохожу до того (?), что горжусь, скажем (?), Государственной оперой и Матенадараном⁵, а еще более – руками, созидавшими их» (перевод Е. Меликян).

В такой манере написан весь очерк. Чем же все-таки привлекают редакцию «Литературной Армении» подобного рода сочинения? Однако дело не ограничивается журналами. Если проанализировать планы даже центральных издательств, увидим, что в разделе переводных книг немало весьма слабых, что с языков народов СССР часто переводятся произведения отнюдь не самые совершенные, нужные для современности.

В 1962 году в издательстве «Советский писатель» вышел в свет сборник басен М. Корюна «Чужой успех». Здесь много произведений, навеянных фольклорными мотивами, но связь с творчеством народа поэт понимает весьма своеобразна: вместо внутреннего освоения получается простая «эксплуатация» фольклорных мотивов, Однако даже «более или менее искусное использование готового образа», как справедливо отмечает А. Твардовский, «не может быть задачей искусства».

А вот как «освоена» М. Корюном известная басня Крылова «Гуси»:

– Не думай, Соловей, что я хвалюсь, –

От важности давясь, промолвил Гусь, –

Но тихо петь совсем не в нашем вкусе.

Мы с гордостью о предках говорим,

Ведь, как известно, наши предки – гуси –

Спасли когда-то Рим.

– Я, – Соловей сказал, – не против громких песен,

К тому ж герои тоже мне сродни.

Но сам-то ты, скажи мне, чем известен?

Чем знамениты гуси в наши дни?

(Перевод А. Николаева.)

 

Нет ничего самобытного и в таких баснях М. Корюна, как «Лев и Лиса», «Язык», «Смерть Лисы». Старые мотивы и общеизвестные сюжеты не получают здесь нового, современного звучания и поэтому не становятся фактом творческой биографии самого поэта.

Есть у М.

1. Что же касается машинного перевода и возможностей машины, см. об этом в недавно изданном сборнике «Возможное и невозможное в кибернетике» (Изд. АН СССР, М. 1963). Акад. Н. Бруевич пишет: «Практическое значение машинный перевод будет иметь в первую очередь для обработки научных, технических, медицинских и других специализированных текстов, так как в текстах, относящихся к этим областям знания, используется сравнительно немногочисленный запас слов и употребляются несложные грамматические формы» (стр. 193).

   Понимая, что возможности кибернетики велики, все же надо признать, что есть для кибернетики и область невозможного. В этом смысле характерным представляется и самый заголовок сборника: «…и невозможное…». Правда, один из редакторов указанного издания, акад. А. Берг, здесь же, в сборнике, столь удачно озаглавленном, пишет, что он бы «никому не советовал ставить границы возможностей электронных машин». «Будущие машины-композиторы, – замечает А. Берг, – сначала будут учиться у лучших композиторов мира, а в дальнейшем, может быть, и превзойдут их» (стр. 219). Трудно согласиться с уважаемым академиком относительно машин, которые могут превзойти лучших композиторов мира. Творчеством будут заниматься люди. Машина же будет им помогать[↩]

2. «Литературная газета», 10 апреля 1962 года.[↩]
3. Переводчику порой достается и когда книга талантливая, и переводы в целом хорошие. (Очевидно, здесь сказывается сила инерции ругать переводчиков.) В прошлом году С. Гайсарьян написал о смелой, самобытной книге П. Севака «Человек на ладони», написал как всегда живо, интересно. Но он был несправедлив, резко отрицательно отозвавшись о переводах. В статье, выразительно озаглавленной «Сколько шагов от подлинника до перевода?», критик пишет: «В случае с Севаком утрачены эти вот неоценимые качества – оригинальность, своеобразие, глубина подлинника» («Литературная газета», 5 февраля 1963 года).

   К сожалению, критик не иллюстрирует свою статью примерами. Основная часть книги П. Севака переведена А. Кореневым. И это хорошие, удачные переводы. В лучших своих стихах П. Севак, словно бурная река, выходит из берегов, покоряя неистовой щедростью образов, богатством чувств и мыслей. Говорит он громко. Иногда даже хочет перекричать, переспорить, потому что он полемизирует. В основном таким и передан Севак переводчиком А. Кореневым. И не случайно другой рецензент книги, Геворк Эмин, писал: «Книга Паруйра Севака «Человек на ладони» – одна из счастливых книг, переведенных одним поэтом (и то – почти). Перевод стихов Севака – задача трудная, и надо сказать, что поэт А. Коренев справился с этой задачей» (газ. «Коммунист», Ереван, 31 января 1963 года).[↩]

4. »Литературная газета», 27 февраля 1964 года.

   И. Сельвинский говорит о требовательности и строгости в оценке произведений литературы. Б. Сарнову же, полемизирующему с поэтом, странным образом кажется, будто речь идет о присвоении литературных званий по «двенадцатибалльной системе «табели о рангах» (см. «Литературная газета», 19 марта 1964 года). [↩]

5. Матенадаран – всемирно известное хранилище древних рукописей в Ереване.[↩]