Читатель и литературный процесс

В обзоре прозы прошлого года важно, на мой взгляд, выделить те «узлы», через которые идет наиболее интенсивное движение. Так, круг важнейших проблем связан с той острой темой, которая сегодня представлена уже значительным количеством произведений: вслед за «Одним днем Ивана Денисовича» появились и повесть Б. Дьякова в «Октябре», и повесть А. Алдан-Семенова в «Москве», и повесть Ю. Домбровского в «Новом мире», и рассказы Г. Шелеста в «Знамени»; все они с разных сторон обращаются к этой же теме, которую я бы ни в коем случае не ограничивал словом «лагерная» и которую вернее было бы назвать темой антинародности культа личности.

Общая черта этих новых произведений – их документальность, автобиографичность, и при рассмотрении их следует это учитывать, хотя, конечно, все мы заинтересованы не столько в том, чтобы эта проблема ставилась шире, сколько в том, чтобы она ставилась глубже, со всей психологической и исторической глубиной художнического таланта. Кстати, повесть Ю. Домбровского «Хранитель древностей»»нацелена» именно так – автор стремится показать, как в конкретных обстоятельствах тех лет постепенно формировалась и складывалась у людей психология культа личности.

Второй круг проблем, характерных для прошлого литературного года, связан для меня с романом К. Симонова «Солдатами не рождаются» («Знамя»).

Чувство историзма в книгах о войне торжествует сейчас куда более полно и весомо, чем это было в литературе восемь-десять лет назад. В этом смысле весьма характерен и роман К. Симонова. Разумеется, дело не только в этом романе – за последние месяцы вышел добрый десяток новых книг о войне. Просто К. Симонову и в силу своего опыта, и в силу давнего интереса к этой теме удалось воплотить многое из того, что так или иначе стало предметом внимания и многих других художников. Впрочем, у него был приоритет; многие проблемы он поставил еще в романе «Живые я мертвые». Однако при всем добром отношении к роману критика в свое время отмечала его композиционную рыхлость. Характер Синцова не вместил всей правды обстоятельств, возложенных на плечи этого героя К. Симоновым. Тогда автор задумался: а не может ли существовать «роман-событие» без центрального героя? Но вот появился роман «Солдатами не рождаются» – и мы видим, как писатель глубоко, неторопливо и обстоятельно вникает в психологию главных героев. И Синцов стал глубже, и Артемьев, и – что самое важное и радостное – крупнее, значительнее стал Серпилин, естественно выросший в центральную фигуру всего повествования, связав собою все главные события, характеры, мысли новой книги. Эта удача и позволила К. Симонову сделать следующий шаг в разработке сложнейшей исторической темы.

Кстати говоря, «историческое» начало у К. Симонова заставляет вспомнить спор о том самом «интеллектуальном герое», которого однажды нарекли столь обязывающе и многообещающе, а потом позабыли в горячке следующих дискуссий. Интеллектуальная напряженность этого романа вроде даже тормозит, замедляет действие (вспомните, как невелико время действия и сколь немногое в книге такого масштаба успевает «произойти»), но зато насколько глубже постигаем мы героев и их время! Страницы, посвященные смерти жены Серпилина, пожалуй, стоит отнести к лучшим страницам симоновской прозы.

И почти одновременно со вторым романом К. Симонова – вторая часть бондаревской «Тишины», роман «Двое» («Новый мир»). Продолжение полюбившейся книги? Боюсь, что скорее шаг назад. Случилась вещь, поразительная для Ю. Бондарева и трудно объяснимая для всех, кто успел отметить его свежий, граждански смелый, мужественный талант. В глубоко «личные» судьбы героев «Тишины» общее, социальное вплеталось абсолютно органично и естественно – как в жизни. Во второй книге Ю. Бондарев потерял социальную мысль. Интрига в романе «Двое» превратилась в авантюрную, приключенческую фабулу. Обидная потеря – особенно для Ю. Бондарева, отлично знающего цену сюжетам настоящим и «закрученным»!

Еще один круг сегодняшних проблем связан с творчеством молодых прозаиков. Важно проследить, как они делают свой второй шаг в литературу.

Тут, мне кажется, первым должен быть разговор о рассказах Ю. Казакова. Начиная с «Адама и Евы», с «Северного дневника», этот рассказчик все активней и глубже вмешивается в суть сегодняшних, современных нравственных конфликтов. О бунинских традициях у Ю. Казакова критиками написано очень много, а вот о Ю. Казакове, который открывает сегодня новые гражданские темы, говорится все еще вскользь и между прочим.

Вообще в связи с новыми рассказами Ю. Казакова и других наших молодых писателей я бы хотел поставить на обсуждение и такой вопрос: не является ли нынешний наш литературный год гораздо более богатым именно в жанре рассказа, чем в жанре романа? И не упускаем ли мы это богатство, когда обо всем движении прозы судим только по крупным произведениям, не замечая, как много обновлений и находок в рассказе? К примеру: роман В. Аксенова «Пора, мой друг, пора» («Молодая гвардия»), на мой взгляд, представляет гораздо менее интересный предмет для разговора, чем сборник его рассказов «Катапульта», вышедший в этом же году.