Человек на войне
А. Бочаров, Человек и война, «Советский писатель», М. 1973. 456 стр.
Внутреннее задание своей книги автор определяет очень широко. Поскольку «советская послевоенная проза о войне… давно уже стала не просто темой, а целым континентом, материком, где на специфическом жизненном материале находят свое решение едва ли не все идейные и эстетические проблемы современной советской литературы», то и интересует критика всего более роль духовных качеств человека, участвующего в освободительной войне, и влияние драматических коллизий войны на нравственный мир человека.
Сразу скажу: цели своей автор достиг. Однако же, прежде чем перейти к самим проблемам, поставленным А. Бочаровым, хотел бы отметить необычную широту и богатство привлеченного фактического материала. Можно, не боясь преувеличения, сказать, что автор не оставил без внимания ни одного сколько-нибудь существенного произведения батальной прозы. Причем в поле его зрения оказались не только явления русской литературы, но и книги, изданные в братских республиках. Эта широта не просто привлекательна сама по себе – она придает утверждениям и наблюдениям автора особую доказательность. Критик утверждает, что поступательное движение литературы не всегда обнаруживается при изучении одних лишь крупных произведений. «В военной прозе, – добавляет он, – особенно заметно наличие своеобразных «квантов» – пучков почти одновременно появляющихся произведений, сходных между собой по сюжетному повороту и идейной устремленности, – и изучение таких квантов дает возможность эффективно судить о характере изменений в изображении роли человека в судьбе войны и роли войны в судьбе человека» (стр. 23).
Автор подчеркивает, что Отечественная война была справедливой войной против всех сил мирового зла, и это открывало перед советским человеком и на фронте и в тылу такие источники нравственной силы, которые позволяли ему творить чудеса. Во всей своей яркости и красоте проявились на войне черты социалистического гуманизма, свойственные нашему обществу, нашему человеку.
Анализируя произведения разных по стилевой манере, да и по значению в литературе писателей – Л. Леонова и Б. Суворова, Н. Евдокимова и П. Павленко, К. Федина и Эм. Казакевича, В. Пановой и В. Гроссмана, В. Быкова и П. Куусберга, – критик убедительно защищает ту мысль, что наша литература смогла уловить важнейшие особенности советского характера, проявившиеся в тягчайших испытаниях войны: чувство коллективизма, взаимная выручка, душевная теплота и щедрость. Война оказалась не крушением, а развитием нравственных устоев социалистического бытия.
Автор замечает: «Собирающая, объединяющая сила душевной щедрости, внимание к окружающим людям решительно противостояли разъединяющим центробежным силам, эгоистическому желанию спастись в одиночку, замкнуться, отъединить свою судьбу от общей судьбы».
А. Бочаров исходит из очень плодотворной предпосылки: период войны миллионами нитей связан со всей предшествующей жизнью общества, и в годы жесточайших испытаний проявляется в наиболее острой и бурной форме то, что вообще присуще стране, ее образу жизни.
Поэтому военная проза для А. Бочарова – это далеко не просто изображение событий, хотя событийный элемент, разумеется, был в ней весьма силен. Автору удалось показать идейное, психологическое, философское богатство внутреннего содержания литературы о войне, остроту и драматизм ее конфликтов, глубину ее моральных проблем.
И здесь я бы выделил в монографии А. Бочарова три главных, с моей точки зрения, аспекта. Они, вероятно, не исчерпывают ее содержания, но представляются мне наиболее примечательными.
Это, во-первых, аспект социально-психологический. Автор приводит интереснейшую оценку повести А. Бека «Волоколамское шоссе», принадлежащую Пальмиро Тольятти: «Подлинная тема – это отношение между войной и человеком, Войной, где умирают, умирают в любой момент… и человеком, который не хочет умирать, который хочет жить, потому что именно в этом и состоит его назначение… Повесть Александра Бека изобилует самыми жестокими и страшными эпизодами – и везде чувствуется, что война противна самой природе человеческой. Но отсюда непосредственно вытекает решительная, острая – и вместе с тем естественная человеческая – постановка проблемы: «Враг идет убить тебя и меня… Я учу тебя, я требую: убей его, сумей убить, потому что и я хочу жить… Родина – это ты, родина – это мы, наши семьи, наши жены и дети…» (стр. 66 – 67).
Эти сложнейшие душевные нюансы и противоречия, нашедшие свое отражение в литературе, и исследует А. Бочаров. Проблема нравственного выбора, коллизия между естественным инстинктом самосохранения и сознательной готовностью отдать свою жизнь во имя спасения Родины, во имя победы; протест против войны и понимание исторической необходимости выступить с оружием в руках против вражеского нашествия; гуманность советского человека, его уважение к человеческой жизни и необходимость убивать врага, топчущего родную землю, – все эти и другие сложные конфликты нашли свое глубокое истолкование в книге «Человек и война».
Свой общий вывод автор формулирует очень четко. Он говорит о «внутреннем равновесии» нашей батальной прозы, которое «не позволяет даже самые горько-антивоенные книги низводить до пацифизма, а самые гневные или опьяняюще-приключенческие до поэтизации убийств и оправдания любой жестокости; о том внутреннем равновесии, когда жаркое стремление избавить навсегда мир от войн неотделимо от трезвого взгляда на то, что мы должны, если понадобится, защитить мир войною» (стр. 64).
Всесторонне рассматривая разные проявления социалистического гуманизма, анализируя социально-психологические аспекты поведения советского человека на войне в первой части книги, автор естественной логикой развития мысли переходит ко второй ее части, которая названа так: «Героическое – высшее воплощение социалистического гуманизма». В самом названии выражен пафос работы: утверждение героизма как наиболее полного выражения сокровенной сути нашего миропонимания, нашего отношения к действительности.
Иными словами, автор стремится во всех частных проявлениях внутреннего мира советского человека найти некий общий знаменатель, некую общую основу в самом мировоззрении нашего общества. Так в книге выступает второй аспект исследования – аспект философский. Конечно, эти два аспекта не существуют раздельно, они переплетены самым тесным и органичным образом. Развивая мысли о нашей философии жизни, автор интересно и доказательно анализирует вопрос об экзистенциализме, о его понимании человека, о трактовке сторонниками этой философской концепции войны и гуманизма.
Известно, что некоторые сторонники этой философии были активными участниками движения Сопротивления во Франции. В связи с этим А. Бочаров убедительно доказывает, что сама по себе эта философская концепция не явилась и не могла явиться обоснованием героического действия, каким, безусловно, была борьба французских патриотов с фашистскими вандалами. Автор напоминает о книге одного из лидеров экзистенциализма К. Ясперса «Духовная ситуация эпохи», основанной на опыте первой мировой войны. В ней, в частности, утверждалось, будто мировая война наглядно продемонстрировала людям, что исторический процесс сам по себе не содержит гарантий гуманности. Комментируя эту мысль, – «отсюда и возникало отрицание исторического разума, неверие в общественный прогресс, признание ответственности личности только перед собой», – А. Бочаров показывает внутреннюю несостоятельность экзистенциализма, его неспособность служить для человека обоснованием активной борьбы с врагом во имя свободы и счастья Родины.
На выразительных примерах автор демонстрирует, что советская батальная проза активно противостоит философии отчаяния, одиночества и страха, убеждает, что только высокие идеи и помыслы могли вести советских людей на подвиг и героическое самопожертвование.
С той же убедительностью А. Бочаров доказывает, что побудительные мотивы советских людей, характер нашего героизма активно противостояли фашистской философии насилия, согласно которой война начисто стирает различие между добром и злом.
Автор замечает: «С драматической остротой испытываются в войну на прочность два главнейших нравственных качества всего народа и каждого солдата – героизм и человечность» (стр. 267). А. Бочаров справедливо пишет, что героизм только тогда становится подлинным героизмом, когда человеком руководят высокие нравственные побуждения.
И философии отчаяния, и философии аморализма А. Бочаров противопоставляет замечательные слова Ф. Энгельса. Читаем в книге: «Говоря об оборонительной войне будущей коммунистической армии, Энгельс прекрасно вскрыл и силу патриотических начал, и неизмеримое ее возрастание в условиях, когда человек защищает действительное отечество: каждый воин такой армии, писал Энгельс, «будет бороться с воодушевлением, со стойкостью, с храбростью, перед которыми должна разлететься, как солома, механическая выучка современной армии» (стр. 281).
И А. Бочаров показывает, как советские писатели раскрыли гигантскую силу советского патриотизма, проявившую себя в немыслимых тяготах Отечественной войны.
Но если бы автор ограничился только этими аспектами – социально-психологическим и философским, – литература могла оказаться лишь иллюстрацией к определенным моральным категориям, лишилась бы самостоятельной художественной ценности. Автор пошел верным путем. Он показывает, какими средствами реализует писатель свои представления о жизни. Так появляется третий аспект книги – эстетический. Автор обращает внимание читателя на то, что позиции писателя определяют и особенности самой художественной структуры книги. А. Бочаров пишет: «…Человек, отстаивающий правое дело, не утрачивает чудесную способность сердца вбирать всю полноту бытия». Этот тезис реализуется в конкретном анализе, Мы видим, как в книгах Симонова и Казакевича, Гроссмана и Богомолова, Бакланова и Быкова раскрываются истинно человеческие черты героев – ив боевой обстановке, и в любви, и в отношении к окружающим. А. Бочаров прослеживает истоки массового героизма наших воинов и тщательно анализирует художественные средства, которые использованы для раскрытия героического действия. Интересные соображения высказаны относительно панорамного романа о войне. Композиция и пейзаж, психологический анализ и портретная живопись – все компоненты произведения «работают» на общий замысел писателя. Настойчиво А. Бочаров прослеживает, как военная тема породила своеобразное, сильное и правдивое, гуманное искусство. Изучая советскую военную прозу, автор все время сопоставляет ее с батальным искусством современного Запада. А, Бочаров неизменно подчеркивает, что именно идеология социалистического гуманизма определила особые качества советской литературы, во многом противостоящей западной военной прозе. Литература «потерянного поколения», рожденная первой мировой войной, да и многие книги, появившиеся после второй мировой войны, отмечены чертами отчаяния, безверия и моральной растерянности. А. Бочаров приводит пример с кинокартиной замечательного шведского режиссера И. Бергмана. Героиня фильма произносит слова, полные безысходной скорби и растерянности: «Бессмысленно спрашивать, какая сторона права».
Советский писатель отлично знает, «какая сторона права», и это сообщает его произведениям о страшных и грозных событиях середины века твердую и верную нравственную основу.
А. Бочаров показывает, что лучшим образцам советской батальной прозы чужды и псевдоромантическая идеализация войны, и натуралистическое нагнетание всяческих ужасов. И в своих сопоставлениях, и в своем анализе вообще автор вовсе не склонен во всех случаях одобрять художественные решения писателей. Он останавливается и на неудачах, и на примитивных решениях. В частности, весьма убедительны страницы, посвященные анализу тех книг, которые автор называет лубочно-гиперболичными.
Вероятно, любое литературоведческое построение таит в себе и преимущества и опасности. Со многими трудностями, вставшими перед ним, А. Бочаров справился успешно. Со многими, но не со всеми. Так обстоит дело с эволюцией военной прозы. Литература о войне насчитывает уже свыше трех десятилетий. За это время мы пережили немало перемен. И они оказали свое воздействие на характер разработки военной темы. Следует сказать, что в ряде случаев А. Бочаров касается этих изменений. Автор отмечает, что заметно усилилось внимание к общечеловеческим ценностям гуманизма: «со второй половины пятидесятых годов военная проза окончательно преодолела упрощенное расписание человеческого поведения…». «Как никогда прежде, военную прозу захватила идея полноты художественной правды…» Эти отдельные замечания, однако, разбросаны по всей книге и дают лишь фрагментарное представление об эволюции в целом.
Проблематика и построение монографии не дали автору возможности представить творчество писателя в его органической цельности. Каждая книга есть результат взаимодействия разных факторов. На писателя влияет не только пережитая жизненная ситуация, в данном случае война, но и предшествующее творчество, движение мысли художника. Эту вторую сторону автор не смог, к сожалению, выявить достаточно ярко и полно. А ведь несомненно, что трактовка явлений действительности в значительной мере зависит от общих особенностей творчества художника.
А. Бочаров правильно говорит о глубоком различии, какое существует между толпой и коллективом. Жаль, что автор не использовал знаменательных высказываний героев романа А. Крона «Дом и корабль», которые имеют прямое и непосредственное, текстуальное, отношение к концепции А. Бочарова. Вряд ли есть основания говорить о склонности наших писателей изображать не наступательные, а оборонительные бои. В пьесе А. Корнейчука «Фронт», в «Звезде» Эм. Казакевича, в «Знаменосцах» О. Гончара, в трилогии К. Симонова и многих других книгах речь идет о наступательных операциях. Да и вообще стоило ли доводить анализ до такой специфической конкретности?
Можно бы поспорить по поводу отдельных оценок той или иной книги. Но в конце концов, не это решает дело. Важно то, что А. Бочарову удалось раскрыть внутреннее богатство, глубокую содержательность нашей военной прозы, В трактовке и осмыслении важных проблем советской литературы монография А. Бочарова займет видное место.
Л. ПЛОТКИН
г. Ленинград