Час Латинской Америки

В последнее время литературоведы Латинской Америки все активнее стремятся в ходе исследования исторически сложившихся специфических особенностей культуры этого континента выявить и осмыслить закономерность появления в ней выдающихся эстетических ценностей. Новаторские явления латиноамериканской литературы 50 – 60-х годов обычно рассматриваются в связи с освободительным движением, начало которому положила кубинская революция. Остававшаяся до недавнего времени на периферии мирового исторического и культурного процесса, Латинская Америка сегодня решительно выходит на авансцену. «Настал час Латинской Америки» – так определил новую роль этого континента на мировой арене Первый секретарь Уругвайской компартии Р. Арисменди. И эта формула применима не только к роли Латинской Америки во всемирном антиимпериалистическом движении, но и к ее роли во всемирной литературе.

Попытку нового осмысления исторической судьбы и культуры Латинской Америки в общемировом контексте осуществил журнал «Ревиста де ла универсидад мехикана», выпустивший в 1972 году целевой сдвоенный номер, посвященный теме «Культура и общество в Латинской Америке» ¹. Общее направление самых разных статей, помещенных в номере, – разрыв с традиционными европоцентристскими концепциями: «С самого начала наша Америка была отрицаема мировой культурой. Мы – народ, для которого исходной проблемой является идентификация, обнаружение собственной сущности. Поэтому исследование нашей культуры, ее действенности, ее будущего означает и исследование нас самих».

О том, насколько полемичны выступления современных латиноамериканских писателей и философов, по-новому осмысляющих место своего континента в мировой: культуре, говорит рецензируемое в номере эссе кубинского поэта Роберто Фернандеса Ретамара «Калибан». Обращаясь к шекспировской «Буре» (не только потому, что действие пьесы происходит на островах Карибского моря, но и потому, что в ней Ретамар обнаруживает характерно европейский взгляд на жителей Нового света), поэт предлагает совершенно новое истолкование этого классического произведения, споря при этом и с уругвайским писателем Хосе Энрике Родо, который еще в начале XX века в эссе «Ариэль» тоже обратился к «Буре». Написанный под впечатлением только что завершившейся захватнической испано-американской войны, «Ариэль» (1900) представлял собой отповедь империалистическому хищничеству и философии меркантилизма Соединенных Штатов. Соответственно строилась и образная антитеза в книге Родо: грубый, примитивный Калибан олицетворял материально процветающую, корыстолюбивую страну Севера, Ариэль – экономически бедные, но богатые культурными и духовными ценностями страны Латинской Америки.

Отвергая и концепцию самого Шекспира, и аллегорию Родо, Ретамар выдвигает как главного и истинного героя Калибана, туземца карибского острова, «одного из наших предков, которого поработил Просперо и научил своему языку». Ныне, спустя несколько веков, Калибан осознал себя и свою роль в истории и, воспользовавшись тем самым языком, которому его научил поработитель – а другого у него нет, – проклял Просперо и «насылает на него чуму».

Шекспировед с полным основанием мог бы возразить Фернандесу Ретамару по целому ряду выдвинутых им положений. Мы же, однако, отметим главный, итоговый вывод эссе: «Если сопоставить нашу судьбу с судьбой Калибана, то перед нами неизбежно встанет задача заново осмыслить нашу историю, исходя уже из иной позиции, исходя из того, что действующей силой истории является именно туземец Калибан». Вывод очень характерный: утверждение новой шкалы ценностей, новых точек отсчета при рассмотрении латиноамериканской и всеобщей истории – вот что самое важное и самое показательное в «Калибане». Это отмечает и рецензент. «Такого рода исследовательские попытки, – пишет Хорхе Альберто Манрике, – являются одним из самых существенных вкладов нашего региона в то, что мы называем «общечеловеческой культурой», не говоря уже о том, что они помогают и нам самим познать себя».

1. «Revista de la Universidad mexicana», N 6 – 7, 1972.[↩]