Болгарская проза после Освобождения. Перевод Н. Огневой

Новое, которое долго созревало, пришло внезапно. Спустились со старых гайдуцких гор партизаны с охапками диких цветов, прошла через села и города Красная Армия. И в народном сознании произошли магические перемены. Новые образы, чувства, идеи стали проникать в него. Исчез страх перед нагайками черных капитанов и тенями утренних виселиц. Затрепетал свет воодушевления, пробудилась народная воля к свободе. Тронулись на фронт первые эшелоны с бойцами. Начали расчищаться многолетние развалины.

Все это отозвалось и в сердцах болгарских деятелей культуры. Поэты, художники и артисты отправились в села, на заводы, на фронт – с тем, чтобы рассказать потом о героических делах своих соотечественников. Поистине это был исторический сдвиг в национальной культуре. Теперь уже художник мог открыто высказать свои идеи, должен был определить свое место – с народом он или в стороне от него. Первую свою задачу в этой бурной атмосфере встреч, объятий, всеобщего воодушевления писатели-коммунисты видели в том, чтобы направить поток всей нашей прогрессивной литературы в единое русло, как настаивал на этом Георгий Димитров. И другая задача – нанести решающий удар тем силам, которые в прошлом ограничивали свободу и широту художественного слова, отрывали его от народа. Так складывалась литература – литература нового общества. Она покончила с настроениями, рожденными отравленной фашистской идеологией, с ненавистью к новому – с настроениями уходящей «литературной знати». Эта литература основывалась на единстве художника с народом, она черпала свои силы в великой идее строительства социализма. Она крепла в острой творческой полемике с былыми представлениями о художнике как «одиночке» и «отшельнике». Не стоит упрощать процесса рождения нового искусства. Его развитию немало помешали склонность к администрированию, ограниченное понимание самого метода социалистического реализма, – подчас его сводили к фактографическому копированию действительности; все богатство и сложность реальной жизни в этом случае, естественно, пропадали.

Но, разумеется, никакие каноны не могли помешать художнику, погруженному в духовную атмосферу народного бытия, творить богатую и драматическую летопись прошлого и настоящего. Создание этой летописи и составило ведущую тенденцию современной болгарской прозы – тенденцию, которая начала складываться еще до известных тезисов о народности культуры, развитых на апрельском Пленуме Болгарской коммунистической партии (1956), а после него еще больше укрепила свои позиции в литературе.

* * *

Применяя к литературе, которой от роду всего двадцать пять лет, слово «традиция», мы тем самым признаем, что в рамках ее уже созданы значительные произведения. И действительно, сколь бы причудливые и не всегда плодотворные формы ни принимали послесентябрьские поиски в литературе, результатом их, результатом нового мышления писателей, стали реальные художественные ценности. В прозе возникло несколько ведущих направлений. Переустройство села на социалистических началах, материальное и духовное обогащение человека деревни, овладевшего техникой, дало мощный импульс болгарской деревенской прозе. У истоков этой богатой традициями прозы стоят классики – Елин Пелин и Йордан Йовков. Но то, что теперь вошло в литературу, было ново и незнакомо. Это был рассказ о подвиге, о моральном самопожертвовании и разуме сегодняшнего сельского труженика. Художник нового времени учился улавливать драматизм, конфликты между личным чувством и коллективным долгом человека. Он исследовал страсти и инстинкты, которые возникали в вихре экономических преобразований и – одновременно – стимулировали и затрудняли развитие новой деревни. Я мог бы назвать такие произведения, как «Своя земля», «Мельница Липованского» и «Село возле завода» Стояна Даскалова, а также трилогию Андрея Гуляшки «Ведрово».

Духовные перемены происходили и в других областях жизни. Без всякого сомнения, главным героем эпохи был признан рабочий: именно он стал в авангарде борьбы за новые, социалистические нормы взаимоотношений между людьми, именно ему досталась роль передового строителя нового общества. В литературу проник мятежный, наступательный дух людей производства, преданных социализму и вдохновленных его целями. И опять можно упомянуть и отдельные произведения, и отдельных авторов – «Семья ткачей» и «Двое в новом городе» Камена Калчева, романы и повести Павла Вежинова, Богомила Райкова, Эмила Коралова, Драгомира Асенова, Эмила Манова. В произведениях этих писателей исследуется новый мир человека, трудный процесс зарождения коммунистической морали; в них ставятся духовно-эстетические, философские и этические проблемы времени.

Разумеется, новые темы, новые черты, возникшие в литературе, властно вели ее в сторону духовных открытий, и прежде всего это было осознание художником своего нового предназначения в мире. Поэт и художник становился гражданином и общественником. Жизнь, которая входит в мир его воображения, направляется его волей. Характеры, которые он открывает в действительное», преломляются сквозь его личность, соотносятся с нею. А художник 50 – 60-х годов стремится отметить духовные различия между прошлым и современностью, сложную зависимость общественной, нравственной, интеллектуальной жизни человека, всего того, что можно назвать сферой психологических переживаний, от тенденций времени. Вы чувствуете неустойчивость жанра. Он перестает быть повествовательным и становится исповедальным. Писатель хочет выразить действительность не просто в фактах, а через духовный опыт человека. Так психология стала раскрывать социологию нашего общественного движения. Так поведение литературных персонажей стало непосредственно поверяться моральным кодексом художника. И еще. Приближаясь к человеку, погружая себя в мир новых людей, новой жизни, писатель совершенствует свой стиль, художественную манеру изображения. Этика, таким образом, становится эстетикой. Потому мы говорим и об общности, и об ярких стилевых и жанровых особенностях произведений Стояна Даскалова и Андрея Гуляшки, Камена Калчева и Павла Вежинова, Богомила Райнова и Эмила Манова.

Разумеется, благотворный процесс обновления искусства, обогащения его реалистического начала проявился не только, так сказать, в исповедальном качестве прозы. Сейчас становится все более заметно, какое влияние на наше литературное развитие оказывает разработка темы исторического прошлого нашего народа, обращение к глубинам накопленного им духовного опыта. В сущности, здесь и разыгралась самая большая и яркая битва за общественно-значительное искусство, за эстетическое совершенство прозы, за точное и вдумчивое понимание человеческой души и за настоящий размах эпической формы.

Углубление психологизма нашей прозы шло параллельно созданию крупных эпических полотен. В них господствует стихия народной жизни, показанная в ее истоках, уловленная в вечном и преходящем, развивающаяся в подлинно национальных формах, отрицающая реакционные тенденции. Однако крупные произведения Димитра Димова и Димитра Талева, Эмилиана Станева и Георгия Караславова – это не просто рассказ о прошлом; писатели обращаются к былым временам с тем, чтобы понять и оценить идейный смысл и морально-философскую глубину современности.

«Осужденные души» Димитра Димова – словно арена кровавых столкновений. Борется добро со злом. Противоборствуют классы, характеры, человеческие черты и качества. В толковании Д. Димова, личность – это не просто этический и психологический, это философский феномен. Трагизм и героичность изображаемых им характеров определены необыкновенностью их цели и их мечты. Они хотят многого. Они своеобразные мономаны. Они могут пойти на любые жертвы во имя осуществления своей цели. Они щедро и самозабвенно сжигают себя в своих страстях. А в конце приходит опустошение, равнодушие к преследуемой цели, распад личности – трагическая развязка «осужденных душ». Дьявол побеждает ангела, Фауст находит только своего Мефистофеля, но не своего чистого и вдохновенного бога труда. Надо заметить, что «Осужденные души» и особенно роман «Табак» воссоздают прошлое с трезвым и мудрым реализмом.

Д. Димов любит игру мыслей, парадокс, иронию. Он слегка скептичен в своем юморе, склонен одновременно отрицать и утверждать. Но надо уловить главное в этой иронии, этих парадоксах: писатель стремится к торжеству коммунистической гуманности. Верит в нее. И это придает его роману звучание мирового масштаба. В основе «Табака» – глубокий художественный анализ болгарского капиталистического общества, в нем действуют болгарские герои, однако выводы и обобщения здесь настолько широки, что воздействие книги не ограничено национальными рамками, она становится причастна к истории всего европейского общества.

Разные художественные средства использует писатель для достижения своей цели: он изображает широкое поле социальной борьбы, и интимные переживания героев, и подсознательные инстинкты личности; не чужд автор и чисто болгарского колорита. Показ разложения умирающего буржуазного мира, величавые картины народной борьбы в годы фашизма сплетены здесь в тесный художественный узел с индивидуальным изображением героев. Историю творят люди, – писатель никогда не забывает этого, потому и герои его выглядят не марионетками в руках судьбы, но сложными, подчас трагическими характерами. Д. Димов исследует человеческую природу во всей ее полноте и многоплановости – философской, моральной, социальной, эстетической. Таким образом, расширяются жанровые рамки эпопеи – не только конфликт между народом и власть имущими изображает художник, он стремится показать и неисчерпаемое богатство человеческой личности.

«Табак» – сложное, многоплановое произведение. В нем действуют представители разных слоев общества: крестьяне, возделывающие табак, рабочие табачных складов, мелкие агенты по торговле, табачные монополисты, связанные с большими концернами за границей. Объединяет же повествование, стягивает все сюжетные линии воедино рассказ о судьбах главных героев – Бориса Морева и Ирины. Они должны войти в чужой для них мир, пройти все его круги и – убедиться в античеловечности этого мира. Но прикосновение к морали хищников не проходит даром. Победа в салонных битвах лишает их духовной чистоты. Борис наделен сильным, проницательным умом, но жестокий мир денег способен погубить, развратить даже и таких людей. Именно к такому выводу приводит художественная логика романа: этот мир обречен на вырождение.