Болгарская поэзия начала XX века
Д. Ф. Марков, Болгарская поэзия первой четверти XX века. Изд. АН СССР, М. 1959. 287 стр.
В советских работах по истории болгарской литературы до недавнего времени ощущался существенный пробел. В них не получала полной оценки поэзия начала XX века и некоторые прогрессивные поэты тех лет несправедливо причислялись к декадентству. Этот пробел восполняется работой Д. Маркова. Книга освещает историю болгарской поэзии, начиная с возникновения пролетарской литературы в Болгарии и кончая поэзией Сентябрьского восстания 1923 года. Кроме обобщающих обзоров, в нее входят отдельные главы о Пенчо Славейкове, Пейо Яворове, Димитре Полянове, Христо Смирненском и Гео Милеве.
Изучение болгарской литературы стало особенно плодотворным благодаря тесному контакту между советским и болгарским литературоведением. В историографическом введении Д. Марков отдает должное заслугам Т. Павлова, П. Зарева, Г. Цанева и других болгарских литературоведов. Можно было бы добавить, что и сам автор книги уже зарекомендовал себя как серьезный исследователь болгарской поэзии.
В исследовании есть очень ценное качество: вопросы истории и теории литературы в нем неразрывно связаны. История болгарской поэзии служит материалом для теоретических обобщений о путях исторической подготовки и формирования социалистического реализма в Болгарии. Хронологические рамки книги вполне оправданы: они позволяют проследить, как в болгарской литературе под влиянием рабочего социалистического движения уже на рубеже века подготавливался социалистический реализм, утвердившийся только в новой исторической обстановке, после всемирной по своему значению Октябрьской революции.
Социалистический реализм явился закономерным развитием всех лучших достижений мировой литературы и наиболее прогрессивных традиций каждой из национальных литератур. Поэтому для истории формирования социалистического реализма особую важность приобретает вопрос о его соотношении с другими художественными методами и о путях развития пролетарской литературы. Эти вопросы оказываются в центре внимания Д. Маркова.
Книга Д. Маркова направлена против упрощения историко-литературного процесса. В этом смысле очень показательна глава о Пенчо Славейкове. Еще не так давно для историков литературы его наследие было камнем преткновения. Наличие реакционных эстетических идей Пенчо Славейкова, налет декадентства долго препятствовали всесторонней и объективной оценке его творчества. Переоценка его наследия началась только после статей Т. Павлова И Г. Цанева, впервые указавших на прогрессивные стороны его поэзии. Развивая их положения, Д. Марков увязывает творчество Пенчо Славейкова с широким общедемократическим течением в литературе его времени. Он убедительно доказывает, что благодаря богатому интеллектуальному и психологическому содержанию поэзия Пенчо Славейкова, несмотря на свою созерцательность, была в болгарской реалистической литературе большим шагом вперед.
В следующей главе – о Пейо Яворове – Д. Марков показывает, как этот замечательный поэт, продолжая Пенчо Славейкова, достиг исключительной силы в поэтическом изображении внутреннего мира человека, его неудовлетворенности настоящим, которая сочетается со стремлением к лучшему будущему человечества. Все наиболее ценное в наследии обоих поэтов Марков справедливо относит к демократическому направлению в болгарской поэзии, и он совершенно прав, утверждая, что их художественные достижения позднее, в послеоктябрьскую эпоху, были творчески освоены и переработаны на основе метода социалистического реализма.
Историко-литературные оценки отдельных поэтов у Д. Маркова не всегда совпадают со взглядами некоторых болгарских литературоведов. Соглашаясь с ними, он говорит о подготовке социалистического реализма в поэзии первого болгарского пролетарского поэта Д. Полякова, но в определении существа его художественного метода высказывает другую точку зрения и определяет его не как реализм, а как революционный романтизм – «революционно-романтическую форму правдивого изображения жизни» (стр. 137). Характеризуя поэзию Христо Смирненского, он дает такое определение: «революционная романтика, органически входящая в реализм» (стр. 211). Среди болгарских литературоведов вокруг этих определений разгорелся спор. Его предварительный итог подведен в статьях Д. Маркова и главного из его оппонентов Т. Павлова, напечатанных в N 5 журнала «Литературна мисъл» за 1959 год.
Спор идет о художественном методе болгарской социалистической поэзии и о роли романтизма на разных этапах ее развития. Оппоненты Д. Маркова признают ее на всех этапах реалистической с оговорками о «степени» ее реализма. Сам же он убедительно доказывает, что ранняя социалистическая поэзия в Болгарии романтична. Дело в том, что Д. Марков обращается к конкретно-историческому изучению литературы как общественного явления. Исходя из итогов недавней дискуссии в советском литературоведении о реализме в мировой литературе, он справедливо отвергает сведение литературного процесса к упрощенной схеме борьбы реализма с «антиреализмом» и не только констатирует романтическую форму образности в поэзии Полянова, но и ставит более широкий вопрос – о закономерности революционно-романтического этапа в ранней социалистической поэзии разных стран.
Свою точку зрения на революционный романтизм в социалистической поэзии Д. Марков развернуто изложил в полемической статье «О принципе историзма в изучении начального периода болгарской социалистической литературы». «Нам кажется, – Пишет он здесь, – что в начальной стадии развития социалистической литературы революционный романтизм совсем не случайное явление, а исторически обусловлен и может быть объяснен только в свете этой обусловленности, в свете соотношения социалистического идеала с его реальным, практическим воплощением в жизни» 1.
Спор, начатый Д. Марковым, выходит за рамки болгарской литературы и приобретает более широкий смысл. Окончательное решение выдвинутой им проблемы требует углубленного исследования истории социалистической литературы в разных странах.
К числу достоинств книги надо отнести широкое освещение важной роли русской литературы в истории болгарской поэзии первой четверти нашего века. Передовая русская литература пользовалась исключительным, вниманием болгарских поэтов этого времени; она служила для них образцом высокоидейного, правдивого искусства слова, противодействовала влиянию декадентства. Поэт болгарской деревни Ц. Бакалов-Церковский учился у Кольцова мастерству изображения крестьянской жизни и умению использовать богатство народной поэзии. Димитр Полянов считал своим учителем Некрасова как поэта «мести и печали». Пенчо Славейков в гениальной простоте поэзии Пушкина видел замечательное выражение ее национальной самобытности. Христо Смирненский глубоко проникся социалистическим гуманизмом Горького, и, наконец, Гео Милев творчески воспринял пример Маяковского.
В некоторых разделах книги хотелось бы большей полноты фактов. Слишком бегло говорится о литературной известности Блока и Брюсова и о начальном этапе знакомства с советской поэзией в Болгарии. Д. Марков ни словом не обмолвился о Герасимове, Арском или Кириллове, хотя именно этих поэтов переводил Христо Смирненский. Другие международные связи болгарской поэзии освещены недостаточно. Правда, в главе о Пенчо Славейкове сжато говорится о его отношении к Гёте, Шелли, Гейне и Мицкевичу, а в главе о Гео Милеве перечислены его переводы. Большей же частью о международных связях умалчивается, и можно подумать, будто бы Стоян Михайловский или Димитр Полянов были совершенно оторваны от западноевропейской поэзии. Но в поэзии Михайловского есть черты близости к Сюлли Прюдому, а зачинатель болгарской пролетарской поэзии Полянов был хорошо знаком с поэзией Эжена Потье и других поэтов-коммунаров. В гражданском пафосе поэзии Полякова есть и отзвуки лирики Гюго, особенно близкого болгарским поэтам благодаря Вазову.
Только в отрицательном плане, рядом с Ницше или Мережковским, как главные носители вредного декадентского влияния в болгарской литературе в книге упоминаются Бодлер, Верден и Рембо (см. стр. 223, 226, 231, 238 и др.). Это вызывает возражения. Бодлер вносил в свою поэзию не только пессимизм и болезненное настроение, но и определенный антибуржуазный протест. О его противоречивой роли в истории французской поэзии хорошо говорил Арагон на II Всесоюзном съезде советских писателей. Д. Марков удачно определил поэзию Яворова и близких к нему болгарских поэтов как «трагедийную лирику». Подобное ощущение трагизма жизни в условиях пошлой и отвратительной буржуазной действительности есть и в поэзии Бодлера.
Полна противоречий и поэзия Рембо. Если Гео Милев некритически воспринял его формальные эксперименты, то все-таки не случайно болгарский поэт, позднее создавший поэму «Сентябрь», тяготел к французскому поэту, заклеймившему позором версальских палачей Парижской коммуны. И затем разве у Димчо Дебелянова в поэтическом цикле «Под сурдинку» тоскливое сожаление о неудачно прожитой молодости не перекликается с той стороной поэзии Вердена, которую Горький, осуждая его декадентство, положительно оценил как выражение боли нежной и чуткой души? Болгаро-французские поэтические связи сложнее, чем это представляется автору книги.
Недостаточно полно Д. Марков раскрывает и внутренние противоречия немецкого экспрессионизма, – в его художественной практике он замечает только эстетский формализм и не видит стихийного антикапиталистического бунтарства. Поэтому ему приходится извиняться за Гео Милева.
Не надо исправлять историю. Гео Милев все-таки прошел через экспрессионизм, и в этом у него есть общее с Иоганнесом Бехером, с Пабло Нерудой или Луи Арагоном – со всеми теми мастерами слова, кто пришел к социалистическому реализму своим, нередко извилистым путем.
В заслугу Д. Маркову надо поставить стремление выйти за рамки одностороннего социологического идейно-тематического анализа поэзии и проникнуть в самую суть поэтического мастерства. С большей внимательностью он учитывает разные формы образности у изучаемых им поэтов: аллегории и гиперболы у Х. Смирненского или динамику ритма у Гео Милева. Стихотворными ритм он рассматривает как составной элемент целостного поэтического образа и удачно раскрывает его эстетический смысл в таких мастерских образцах болгарской поэзии, как «Град» Яворова или «Красные эскадроны» Х. Смирненского. Очень тщателен анализ одной из чрезвычайно важных национальных особенностей болгарской поэзии – ее органической связи с фольклором, с народной песней.
Вопросы стиха занимают в книге Маркова все же недостаточное место. Об основах и эволюции ритмики болгарского стиха он только вскользь упоминает на стр. 256, 261. На стр. 56 сказано, что в современной болгарской поэзии наряду с силлабо-тонизмом сохраняется и ботевский народно-поэтический стих. Так ли это? По крайней мере известный болгарский лингвист Любомир Андрейчин утверждает совершенно иное: «Ритм Ботева не находит последователей среди более новых болгарских поэтов» 2 – и он сожалеет об этом.
Анализ поэтического текста в книге Д. Маркова порою кажется неуклюжим. Теряя чувство юмора, он с помощью философских терминов диалектического материализма истолковывает раннее шутливое и к тому же пародийное стихотворение Х. Смирненского «Покупки к празднику» (стр. 169). Группируя стихи Х. Смирненского по тематическому принципу, он не всегда считается с их очень различным художественным уровнем (см. стр. 176) и не останавливается на его книге «Да будет день!» как художественном целом. «Да будет день!» – такое же цельное в своем замысле произведение, как «Книга песен» Генриха Гейне или «Стихи о Прекрасной даме» Блока. Поэтому и анализировать его надо было бы не вперемешку с лирикой других жанровых форм, а в своем единстве.
Стихотворные цитаты, приводимые Д. Марковым, не всегда бьют в цель. Нельзя же дать представление о Пейо Яворове, взяв для образца самые неудачные строки из русского перевода его «Гайдуцких песен», выдержанные в каком-то раскудрявом русском стиле с «ой, кабы», «любами» и «любушками». Из рук вон плохо цитируется и Дебелянов. Книга о поэзии – это, конечно, не хрестоматия, но подбор-цитат в ней должен быть более продуман. Хотелось бы больше выразительности и в самом языке книги.
В целом Д. Марков сделал полезный вклад в советское литературоведение. Научная разработка истории социалистического реализма в зарубежной литературе пока еще только начинается. Книга Д. Маркова одна из первых работ на эту тему, и она интересна не только своим болгарским материалом, но и постановкой теоретических проблем.