Asloob Ahmad Ansari. The Existential Dramaturgy of William Shakespeare: Character Created through Crisis

Asloob Ahmad Ansari. The Existential Dramaturgy of William Shakespeare: Character Created through Crisis. Canada: The Edwin Mellen Press, 2010. 246 p.

Жан-Поль Сартр недаром утверждал, что нет нужды выдумывать экзистенциализм: экзистенциализм существовал всегда. И наверное, нет смысла задаваться вопросом об уместности наложения философии XX века на литературный текст XVI века — сегодня тема экзистенциализма в творчестве Шекспира перешла уже из монографий в раздел университетских сочинений. Книга Аслуба Ансари обобщает и систематизирует накопленный опыт. Декан английского факультета Алигарского мусульманского университета на протяжении 19 лет, специалист по Блейку, д-р Ансари начал разрабатывать шекспировскую тему в 1976 году, опираясь на собственное понимание пьес и «философско-символическую» критику У. Найта, Л. С. Найтса и Д. Траверси.

Основной читательский интерес и представляет профессиональный литературоведческий подход — философский взгляд на проблему был представлен еще в 1959 году в работе В. Кауфмана «От Шекспира к экзистенциализму». Кауфман предлагал считать произведения Шекспира идейными претекстами, в которых видны зачатки экзистенциальной философии, поскольку этому драматургу в исключительной мере присуще чувство трагизма существования. Д-р Ансари предваряет свое исследование следующим заявлением: «Некоторые главные шекспировские характеры выражают такое состояние чувств и способ восприятия действительности, которые приводят их мотивацию в согласие с постулатами одного из модернистских направлений мысли, а именно экзистенциализма». После этой оговорки автор свободно позволяет себе однолинейные утверждения типа: «В этом диалоге Троил предстает экзистенциальным героем, да и Гектор демонстрирует экзистенциальное направление мысли». Не кажутся удачными и такие названия глав, как «Экзистенциальная трагедия» и «Экзистенциальная комедия», поскольку формально этот термин может соотноситься лишь с произведениями, появившимися после теории Кьеркегора.

Первая глава одним абзацем просвещает читателя относительно теории экзистенциализма, вводит основные категории, которые тут же транслируются на шекспировские образы: так тошнота овладевает и Гамлетом, и Леонтом при мысли о прелюбодеянии, совершенном близкими людьми, а отчуждение свойственно и Ричарду II, и Ричарду III, и Кориолану, и Макбету, и герцогу Орсино. Прекрасное знание шекспировских текстов позволяет д-ру Ансари не только подкреплять свои мысли цитатами из нескольких произведений сразу, но и замечать созвучие многих образов, даже далеких друг от друга жанрово и хронологически. Так Клавдио («Мера за меру») и Гамлет противопоставляют плен жизни освобождению в смерти и схожим образом рассуждают об «уходе в никуда».

Основная точка соприкосновения художественной и философской ткани — присутствие в обеих проблемы смерти. С позиции экзистенциализма, смерть — пограничная ситуация, оказавшись в которой, человек вынужден делать сознательный выбор, основанный не на иллюзиях, а на собственных ценностях. Вот и «Гамлета» А. Ансари рассматривает как произведение о процессе выбора между христианскими ценностями и необходимостью кровной мести, чем снимает вопрос о медлительности главного героя. Автор последовательно использует инструментарий экзистенциализма.

Целая система складывается на основе экзистенциального противопоставления души и тела. Трансцендентальная тоска души и желание избавиться от сдерживающей ее плоти заставляет Гамлета с чувством отвращения упоминать все телесное. Строки «О, если б этот плотный сгусток мяса / Растаял, сгинул, изошел росой!» эквивалентны состоянию бытия-в-мире, которое Гамлет хочет перевести в состояние бытия-в-себе. Отвращение Гамлета к телесному А. Ансари читает в беседе с Полонием, в сцене на кладбище, в раздражении от повторного брака матери и в разговоре с Офелией. Офелия для Гамлета, одержимого идеей конфликта красоты и чистоты, предстает в прочтении Ансари замещением Гертруды, чем и навлекает гнев принца. Знаменитое «Get thee to a nunnery» Ансари читает не как совет уйти в монастырь от грязи мира, но как пожелание отправиться в публичный дом (значение эвфемизма «nunnery» на елизаветинском сленге) — в том смысле, что это место ей, как «дочери рыбака», больше подходит.

К сожалению, многие другие фразы книги повторяют давно известные факты критики шекспировских произведений, лишь облекая их в обертку новой терминологии: то, что Шейлок назван посторонним, не добавляет к его портрету ничего нового. А в стремлении подыскать для каждого героя определяющий его поведение экзистенциал, исследователь удаляется от шекспироведения к девиантной психологии. В «Двенадцатой ночи» Виола страдает расщеплением личности, а Орсино и Оливия настолько вовлечены в экзистенциальное одиночество, что не могут найти дорогу к любви. То, что не укладывается в прокрустово ложе экзистенциализма, автор либо отсекает, либо трактует удобным ему образом.

Разобраться в хитросплетениях Ансари, отделить зерна от плевел читателю сложно. Так, может, на этой работе стоит поставить точку и перестать ловить перлы шекспироведения в мутной воде -измов?

Н. ЗЕЛЕЗИНСКАЯ

г. Минск