Архивные россыпи. Публикация М. Теплинского

Попадались мне публикации, написанные в жанре «Из записной книжки литературоведа». Смысл понятен: туда включалось все, что нельзя было пристроить в какую-либо монографию или статью. Записи сами по себе могут быть интересными, остается вопрос: куда их деть? Не пропадать же собранному материалу. Есть и у меня подобного рода «заготовки», – дальше я их воспроизведу.

ДНЕВНИК В. А. ЛАЗАРЕВСКОГО

Личность В. А. Лазаревского давно уже привлекала внимание литературоведов. Будучи крупным чиновником цензурного ведомства, он был связан (впрочем, не только по службе) с рядом русских писателей 60 – 70-х годов XIX века. Мне тоже приходилось писать о нем («Некрасовский сборник», вып. 9, Л., 1988).

В публикации я отчасти использовал личный дневник Лазаревского, однако далеко не все цитаты показались мне пригодными для опубликования. В дневнике своем Лазаревский не стеснялся в выражениях, и подробностях. Приведу здесь то, что, возможно, вообще никогда не будет опубликовано – в силу сохраняющегося у нас пиетета к репутациям наших классиков. Комментировать записи не буду.

Чаще всего Лазаревский упоминал Некрасова, – их связывало общее увлечение охотой.

«28 ноября 1869 г. По возвращении из-за границы в конце августа Некрасов взял на содержание хорошенькую девичку Марию Игнатьевну, с золотыми косами, лет 17, 18. Она дочь какого-то бедного, на Петербургской стороне, чиновника. Ее насильно, говорят, растлил ее опекун, какой-то учитель гимназии. Необразованна, но сметлива и бойка. Сегодня я встретил Некрасова на Невском и вместе пошли домой. Дорогою он говорил, что малюточка стесняет его свободу, и между прочим высказал, что он бы желал, чтобы она обзавелась кем-нибудь, что он нисколько не был бы в претензии… Он нанимает для нее квартиру и много тратит на нее. Кстати, перед этим у него была Прасковья Николаевна, вдова ярославского инженера Мейнен. Хорошенькая, молоденькая, лет 25 бабенка. Мейнен взял ее из публичного дома в Риге и женился. Он оставил ей дом в Ярославле тысяч в 15. У Некрасова она была года полтора-два. Жила у него, а потом на квартире. Он мне говорил, когда мы возвращались ночью от Еракова, что он при разрыве с нею сказал ей (вероятно, при заявленных ею претензиях):

– Если ты хочешь или потребуешь, я на тебе женюсь, но с тем, что мы больше не увидимся.

– Нет, – отвечала она, – лучше останемся друзьями <…>

10 декабря 1869 г. у Еракова большой разговор Еракова и Салтыкова о Прасковье Николаевне. Салтыков ее вообще защищал. (Он мне прежде говорил, что Некрасов поступил с нею по-свински.) Я тоже слышал, что он открыл ей свободный кредит у Звонарева или Успенского (нотариуса). Некрасов под конец заметил, что он не мог быть больше с Прасковьей Николаевною после того, как она, однажды, вернувшись из города на дачу [Инсергово? – нрзб, 1868 г.], почему-то объяснила ему, что она у него в столе или шкапах нашла какие-то неприятные для нее записки.

– Я не мог больше держать женщину, которая меня обыскивает.

Марью Ивановну (?) чуть не каждый день он то прогоняет, то оставляет. Я как-то заметил, что не расчет так часто менять содержанок, которые стоют так дорого.

– Это последнее, – отвечал он, – об этом я и не думаю. Но как-то особенно напирал именно на то, что она поступила к нему почти без рубашки <…>

7 мая 1870 г. Ездил в Чудово на охоту с Некрасовым. Он брал с собою новую девичку Зинаиду Николаевну. Так себе – блондиночка. Была на содержании у Лыткина, какого-то купца.

– Там только пьют да рыгают, – говорит, – оттого и ушла» (РГАЛИ. Ф. 277. Оп. 2. Ед. хр. 9. Лл. 65, 66).

Примечательно, что Некрасов буквально ни одному человеку не сообщал подлинные имя и отчество Зинаиды Николаевны. Лишь впоследствии Лазаревский с немалым удивлением записал на корректуре поэмы «Дедушка», которая была посвящена «Зиночке»: «По смерти Некрасова оказалось, что Зинаиду Николаевну зовут Фекла Трофимовна (дочь солдата Измайловского полка)» (РГАЛИ. Ф. 338. Оп. 2. Ед. хр. 6). Впрочем, Лазаревский и здесь неточен: на самом деле ее звали Фекла Анисимовна.

Любопытны воспоминания Лазаревского о Марко Вовчок (М. А. Маркович). Оставляю запись, как и ранее, без каких бы то ни было комментариев.

«[1870] Марко Вовчок – субъект замечательный. Литовского происхождения, почему-то она прикрепилась к Орловской губернии. Замуж вышла за черниговского Марковича, душевного человека, которого бросила в середине 50-х годов и приехала с своим Богданом в Петербург. Брат мой, Михайло, бывший тогда центром кружка малороссийского, поплатился на выезд ее за границу. Из заграничной ее жизни я знаю только то, что она жила на содержании у Пассека, по смерти его злоупотребляла донельзя первою молодостью сына Герцена (подробно рассказал Н. Ф. Щербина) и затем, когда кончились все ее секурсы, оставив в Париже, в залог за деньги, сына Богдана, примчалась в Петербург. Брат Михайло жил в то время в Москве, лежа на смертном одре. Тут я ее впервые увидел. Оказалось, что взятки гладки. Брат тогда же умер. По цыганской своей натуре Марко Вовчок приютилась у вдовы Ешевского, которую встретила за границей. По смерти брата вернулась в Петербург. О должных ему деньгах ни слова. Мы познакомились ближе.