Алла Демидова. Ахматовские зеркала

Алла Демидова. Ахматовские зеркала. М.: Прозаик, 2009. 400 с.

Главное достоинство этой книги — ее абсолютная непохожесть ни на что другое. Читателю предлагается очень специфический — актерский — взгляд на литературное произведение. Собственно, и подзаголовок книги — «комментарий актрисы».

Актерских мемуаров, с описанием работы над ролью немало, а вот книга, представляющая одно литературное произведение, читаемое со сцены — редкость. Демидова пишет: «Вы, может быть, недоуменно спросите: «А в чем же заключается Ваша актерская работа, если у Вас сплошные цитаты и присвоение чужих знаний?» В процессе работы — только в нем <…> Мне все время хочется извиниться: мол, взялась не за свое дело. Но в том-то и весь фокус, что это мое дело, моя актерская «кухня» знать про то, что ты будешь играть, «все»» (с. 394).

Книга Демидовой — подробная построчная расшифровка «Поэмы без героя», поиск тайных смыслов, тех самых «третьих, седьмых и двадцать девятых», которых, по словам Ахматовой, в поэме нет. Демидова — находит их с легкостью, хотя и не пытается «собрать» двоящуюся картинку; напротив — стремится еще больше раздвоить изображение. Это не интересничание, не попытка запутать читателя и даже не подборка фактов в доказательство научной концепции. Здесь вполне актерская работа — трансляция найденного образа. Однажды Демидова почувствовала ощущение бесчисленных зеркал, многократно повторенного эхо и теперь внушает его читателям. То же самое, по сути, она делает и на сцене, когда исполняет ахматовский текст как актриса: «»Поэма», как стало уже ясно, построена на отраженных реалиях. Ахматова писала в своих записных книжках: «эхо… говорит свое… тени получают отдельное существование… не понять, где голос, где эхо и которая тень другой». Маскарад в «Поэме» — это маскарад теней («К автору вместо того, кого ждали, приходят тени из тринадцатого года»), Ахматова про себя: «Я сама, как тень на пороге». Но ведь «порог» — это тоже граница, граница между ТАМ и ЗДЕСЬ, между прошлым и будущим. Зазеркалье Белого зала рождает двойников, тройников и т. д.» (с. 159).

У Демидовой несвойственный современным актерам подход к поэтическому тексту — музыкальный, основанный на звуковом восприятии. Во многом от того, что она имеет опыт работы в классической трагедии — очень редкий сегодня: «Хочу обратить внимание читателя, как употребление одного звука нагнетает трагичность ситуации. Звук «у» в словах: «духоте», «блудной», «будущий», «гул», «глуше», «души», «сугробах», «тонул». Этот звук — как грозное дуновение эпохи перед катастрофой…. > Когда я репетировала Электру и Медею, то брала тексты Софокла и Эсхила на старогреческом языке, чтобы проверить длину переведенной на русский язык строфы. И увидела у Эсхила строчки, составленные просто из звуков: «А-а-а-а-а-а…» или: «И-и-и-и-и-и…» Эти звуки при определенном тембре голоса актера передавали чувство. При чтении «Поэмы» вслух меня тоже интересуют такого рода повторения звуков» (с. 265).

«Поэма» в плане биографических фактов — материал сложный. Многочисленные герои, маски, параллели так или иначе выводят за собой истории мужчин в жизни Ахматовой. У Демидовой хватает такта и чуткости осветить эту тему осторожно и ненавязчиво. Николай Гумилев и Николай Пунин, Борис Анреп и Сергей Гаршин, Всеволод Шилейко, Николай Недоброво, Амедео Модильяни постоянно появляются среди лиц и масок в поэме… Но Демидова акцент на этих отношениях не делает: раз поэма без героя, значит, все персонажи равноправны и нет оснований выводить кого-то на первый план.

Еще одна сквозная тема — мистика в «Поэме». Демидова подробно рассказывает о всех странностях текста Ахматовой: о фактах, которые в ней появились до того, как могли стать известны Ахматовой, о «пророчествах», звучащих в тексте, сновидениях, предзнаменованиях. Вот, скажем, второе посвящение поэмы: «Ты ли путаница — психея…», адресованное Ольге Глебовой — Судейкиной, — появилось уже после завершения основного текста поэмы и датировано 1945 годом. Год смерти Глебовой-Судейкиной Ахматова узнала много позже… То же касается и даты смерти Осипа Мандельштама. Впрочем, автор не выстраивает на этом никакой теории. Новый замеченный факт — лишь еще один «штрих к портрету».

Серебряный век возникает на страницах книги через людей, события, целые картины времени, но в цельный образ так и не вырастает. Недостаток ли это — вопрос спорный, так как и сама Анна Ахматова в «Ахматовских зеркалах» присутствует лишь опосредованно. Демидова не поддалась очевидному соблазну сделать героем поэмы ее автора. Впрочем, если даже сама Ахматова решила говорить с читателем не впрямую, а через многочисленные отражения, аллюзии, не раскрывая себя, показываясь из-под маски и снова прячась за нее, — вполне уместно принять эту игру.

«Ахматовские зеркала», наверное, следует отнести к мемуарной прозе Демидовой. Ибо в целом эта книга — об отношениях актрисы и исполняемого ею произведения. Все прочее — лишь детали.

Д. АЛЬФИН